Возвращаясь к богохульству, можно выдать на-гора смешное резюме: богохульство чем-то похоже на резиновую гармошку. Во времена воинственного государственного атеизма эта гармошка скукоживается, плотно сжимается до минимальных размеров и практически не существует - даже не попискивает. А во времена теократической экспансии, гордо шествующей по города и весям матушки-церкви, понятие о богохульстве становится емким, гармошка расширяется, раздувается как воздушный шар, охватывая все и вся - каждую мелочь быта. И дает солидную зарплату точно так же разбухшей до вселенских размеров инквизиции. Теперь богохульством может быть все, что угодно, любой казус, на который ткнет пальцем "Его Святейшество". Даже имя Господа, произнесенное всуе, как заметил Михаил. Поэтому любой человек может быть третирован и согнут в бараний рог, только потому, что болезненное самолюбие епископа задето за живое. А оскорбить "Его Святейшество" - это оскорбить всю церковь в его лице. Даже если он гомосексуалист, хитрец и махинатор.
Поэтому никто не знает, что есть богохульство ибо "тайна сия велика есть", и бывает проявлена лишь через ту или иную церковную шишку столичного пошиба. По всей видимости, в эту тайну лучше всех посвящен лишь царь-батюшка, ибо нынешний митрополит собирается произнести обличительную речь только после суда над Pussy Riot.
Молчат, как это ни странно, все крупномасштабные фигуры.
Митрополит молчит, ибо боится царя-батюшку.
Министры молчат, ибо боятся и царя, и митрополита.
Царь-батюшка молчит, ибо боится суда безжалостной истории, интеллектуальной лупы просвещенного истеблишмента, и, в минимальной степени, митрополита.
Ну никто не хочет носить бирку изувера!
Все хотят выглядеть прилично, импозантно, а не вурдалаками средневековья.
Но насыпать тонну соли на хвост "храмовым танцовщицам" страстно жаждут почти все!
Как велика жажда мести! Но ненавидеть и презирать мстителей нельзя. Все участники этого мирового спектакля достойны лишь сострадания. И подкаблучный суд, и гегемон политического пространства, и виновницы "торжества", и "директор" самой большой тоталитарной секты, как назвал Московскую патриархию правдолюбец-диссидент Глеб Якунин.
Ни к кому нельзя относиться с презрением. Все мы куклы какого-то грозного и грандиозного вселенского представления, некой божественной драмы, где невидимые могучие силы, заправляющие спектаклем, дергают за свои ниточки, заставляя нас говорить, петь и плясать под их дудку. А мы по-наивности думаем, что все это делаем сами. Хотя, как говорится, волос с головы человека без санкции Бога не упадет.
Но даже у самых закабаленных кукол есть право выбора.
Бог подарил нам свободу волеизъявления. И этот дар не могут отобрать ни мелкие Боги, ни Дьяволы.
Поэтому выбор у всех марионеток нынешнего спектакля весьма прост: либо мы будем куклами "обиженными и оскорбленными", выливающими свой гнев на загнанных в угол мамзель, которые отомстить нам не смогут, либо мы отыщем в своем сердце горсточку милосердия, подарим ее, и мало-помалу начнем превращаться из дьявольских кукол в Сынов и Дочерей Бога Всевышнего.
Очень легко бить и преследовать того, кого преследует самодержец. Тут каждый гончий загвазданный пес начинает мнить себя Гераклом подлинной веры. И по свистку хозяина рвется преследовать нарушителя "сакральных границ". Святая безмозглая простота всегда наивно полагает, что защищает Бога и церковь, но суд истории всякий раз выявляет непрезентабельную истину, что "святая простота" защищала интересы инквизиции - дьявольской язвы на теле церкви.
Гораздо сложнее противопоставить свою волю инквизиторскому трибуналу. Тут нужно и мужество, и чистое сердце, очень чутко отслеживающее невидимую подноготную развернувшейся травли. Все нюансы, о которых не пишут и не говорят.
Да, быть Человеком многократно сложнее, чем дьявольской куклой, вообразившей себя заступником Бога. Но путь к Богу никогда не был прост. И сегодняшняя ситуация тоже простой не является. Ибо в настоящий момент вообще невозможно посадить на скамью общественного порицания истинных духовных преступников - тех священников этого храма, которые тщательно скрывают свои непотребства, и вынуждают Бога обнажить этот факт - превращать амвон в политическую трибуну.
Храм может быть поруган или разрушен тогда и только тогда, когда его жрецы не выдержали искушений, и вместо источника света стали источником скверны. Но даже этих священников нельзя презирать, третировать или ненавидеть. Любой из нас может пасть. Ни у кого за пазухой не лежит пачка гарантий на праведность, выданная небесной канцелярией. Душевную слабость проявить может всякий. Именно поэтому дорога на Небеса и усыпана трупами. Дьявольские снайперы умеют стрелять...
Печальна не столько участь этих фрондеров, сколько почти повальная душевная слепота. Известный Санкт-петербургский психотерапевт, Александр Марьяненко, однажды поведал мне, что ему приходилось консультировать одного православного иерарха, обремененного гомосексуализмом, который занимает в церковной патриархии высокую должность. Да, епископы и архиепископы иногда ходят лечить свои духовные непотребства не к Иисусу Христу, а к талантливым терапевтам. Поэтому ситуация выглядит очень нелепо: религиозная общественность возмущена мимолетным вторжением в "сакральное пространство" неистовых русских "Апсар", но никому и в голову не приходит поднимать праведный вой от регулярного вторжения в это "святое пространство" пастырей-гомосексуалистов.
Ибо один гомосексуалист оскверняет метафизическое пространство сильнее всех московских политических фрондеров вместе взятых. Для храмового пространства гораздо лучше, если на алтарь взойдут бравые женщины, чем один единственный педераст.
Общественности показали плясавшую на амвоне микроскопическую пылинку, разъярив до предела гневливых фанатиков, но трухлявые бревна, возлежащие на алтаре, никто видеть не хочет.
Наша эпоха удивительна тем, что именно женщины начинают творить святые безумства, опрокидывая все правила хорошего тона и устаканившуюся мораль. Эта некая вселенская боль, выплеснутая всем на голову через исключительно женский тип эпатажа. Это яростная попытка прорваться через все информационные шлагбаумы к неравнодушным сердцам, не успевшим обрасти жиром. Ибо всем миллион раз узаконенным государственным рупорам воткнут кляп в глотку и перекрыт кислород. Все информационные линии забиты подкаблучниками-говорунами, которые серее самой серой из мышек. Каждый диктор безопаснее магнитофона и импозантней Христа. Любой журналист все понимает, все видит, все тайны свято хранит, и, обездвиженный собственным пониманием - бессмысленностью любого протеста, напоминает мудрого мертвеца, уютно вещающего из персонального гроба.
И когда философствующие на завалинке мудрые мужики отказываются атаковать дракона, сославшись на буддийскую таковость, понуждающую к медитации, приятию, адекватности, политкорректности, обездвиженности, спокойствию и толерантности, бабы берут вилы в руки и идут бить чудовища. Больше некому! Кто-то парит в алкогольном дурмане, кто-то - в персональной нирване. Ну а кто-то - в сладкой блевотине финансового апогея.
Поэтому скандальные валькирии идут на баррикады и ложатся на политические дзоты, не дожидаясь второго прихода Христа. Акции тысячу раз бессмысленные, миллион раз бесполезные, но отчаянию не прикажешь!
Гной под раной однажды разрывает кожу. Нас слишком долго строили ровными солдатскими рядами. Нас 70 лет стригли под одну марксистскую гребенку. Нас постоянно учили петь "взвейтесь кострами" и торжественные государственные гимны. Нам слишком долго командовали: "На пра-а-во! Сми-и-рна! Шагом арш!" И синусоида однажды упала вниз, в тьму беспредела, как и положено синусоиде. Когда старый ленинский концлагерь рухнул, предоставив новоявленным кровососам превратить Россию в персональный нефтяной насос, отчаянные низы, копируя верхи в бесчинстве, тоже бросились во все тяжкие, варганя свой собственный рукотворный пир во время чумы. В некотором смысле певуньи копировали своих высоких недругов, оккупировавших дубовые кабинеты, через инверсию: если олигархи плевали на народ молча, певуньи - громко и с элементами истерики. Они, сознательно или же нет, пытались стать магическим зеркалом инверсии, отражавшим бесовщину высшего финансового и церковного истеблишмента. И если осыпанные бриллиантами олигархи кутили за закрытыми дверями персональных замков, наслаждаясь яствами, роскошью и обществом шикарных шлюх, бунтарки творили свои безобразия открыто, плюя в лицо рабскому социуму, который низко кланяется перед высокопоставленными вурдалаками.
Но их все равно не замечали! Идиоты видели в них лишь психопаток, сходящих с ума чуть-чуть по-своему. И тогда они решились на крайний шаг: войти в пространство, которое объявлено сакральным. То была конечная стадия отчаянного бунта. Решительный удар в сердце дракона. Какие-то могучие невидимые силы, руководившие сей операцией, хорошо понимали суровую реальность: только на скамье подсудимых можно дискутировать со спесивой патриархией и представителями высокой власти. Только на кресте Россия их услышат.
И вот тут трусливые православные мужики, окопавшиеся в своих безопасных комфортабельных бронированных кабинетах, начали проявлять первый признак умственной активности - что-то высокоумно и многозначительно комментировать - насколько поведение скандалисток уклонилось от канонов святости, сформулированным Ефремом Сириным, жившим в 4-м веке от рожества Христова. И как экзегетика палестинского Аввы Дорофея 6-го века расценивает суть их неканонических молитв. И как апологетика Иоанна Златоуста предлагает бить богохульствующую женщину: ниже пояса, выше пояса, или сзади - по самому мягкому месту. "Понурая свинка глубок корень роет", - сказал однажды Солженицын о таких осторожных мыслителях, сканирующих гениальным мозгом подноготную души.
Мужчины ведь очень хорошо выдрессированы разглагольствовать. И - носить штаны, подтяжки и галстук. И лишь один единственный мега-язычник Джигурда в гордом одиночестве размахивает пиратским знаменем на персональной баррикаде, клянет матерно суд и вопит к Богородице, призывая к неизвестно куда ведущей "свободе".
"В бой идут одни старики" - именно так называется известный фильм советской эпохи. Но новый кинематограф назовет однажды свой фильм чуть иначе - "В бой идут одни женщины". Ибо мужчины - великие премудрые пескари, вооруженные блокнотами и авторучками, могут лишь комментировать.
Начинается эпоха писем в инстанции. Куда только не пишут коллективные письма. Кто-то спасает сорвавшихся в пропасть воительниц, покусившихся на великих драконов. Ну а кто-то - репутацию своей конгрегации.
Перед вами одно из таких писем:
Его Святейшеству,
Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси
КИРИЛЛУ
Ваше Святейшество, Святейший Владыка!
Уже более двух месяцев находятся в заключении участницы группы Pussy Riot, арестованные за кощунственное выступление в Храме Христа Спасителя. Мы не пытаемся каким бы то ни было образом оправдать участниц этого действа, но взываем к Вашей мудрости и Вашему милосердию.
Ваше Святейшество, Вы часто говорите о том, что миссия Церкви сегодня -- свидетельствовать миру о традиционных ценностях, в первую очередь ценностях Евангельских, заповеданных нам Христом и составляющих фундамент нашей духовной традиции.
Кощунственной выходкой в Храме Христа Спасителя были возмущены многие христиане, и все же мы - Церковь, призванная к свидетельству о заповедях Христовых. Мы, Ваши верные чада и чада Христовой Церкви, просим Вас проявить милосердие и обратиться к светским властям с ходатайством о помиловании участниц этой акции. Нам кажутся совершенно недопустимыми распространяемые от имени Церкви и православной общественности заявления о том, что ни прощение врагов, ни милосердие якобы уже не считаются христианскими добродетелями. Мы убеждены, что никакая политическая целесообразность не может "отменить" действие заповедей, данных нам Христом и освященных авторитетом двухтысячелетней аскетической и богословской традиции кафолической Церкви.
На наш взгляд, наказание, которое девушки уже понесли, вполне достаточно для предупреждения подобных акций в будущем.
В документах Поместного Собора 1917-18 гг. говорится о том, что Предстоятель Русской Церкви "имеет долг печалования перед государственной властью". О печаловании, "являющемся долгом Церкви", говорится и в Основах социальной концепции Русской Православной Церкви. Мы считаем, что обращение Предстоятеля нашей Церкви с просьбой о помиловании могло бы не только облегчить участь арестованных, но и способствовало бы сглаживанию намечающегося противостояния между Русской Церковью и значительной частью нашего общества.
Прощение врага, ходатайство за обидчика - поступок, не имеющий основания в законах "мира сего". Мы допускаем, что с точки зрения политической или управленческой логики он может показаться нелепым, неразумным или даже несвоевременным. Но, как сказал сам Спаситель: "Царство Мое не от мира сего" (Ин. 18, 36). Именно такого поступка, свидетельства, ждет сегодня от Церкви общество, в том числе и светское. Мы убеждены, что Церковь как хранительница Евангелия призвана быть моральным авторитетом не только для своих членов, но и для тех, кто находится за церковной оградой, оставаться для всех нравственным ориентиром и, как Вы выразились,"стержневым фактором культурной самоидентификации русского народа".
Испрашиваем Ваших Святительских молитв
Кравецкий Александр Геннадьевич, старший научный сотрудник Института русского языка РАН им. В.В.Виноградова, г. Москва
Александр Архангельский, литератор, г. Москва
Ольга Седакова, поэт, г. Москва
...
Вот сразу видно: наивный человек сочинял. Тот самый духовный ребенок, который понимает Евангелие совершенно буквально, по-детски. А не как маститый богослов, по уши погрязший в хитроумной церковной казуистике, оправдывающей насилие и изуверство как способ самозащиты вероисповедования.
Приятно, что в русской церкви есть еще добрые, сострадательные люди, на которых и держится подлинная духовная жизнь. Я всегда говорил, что нельзя выплескивать вместе с водой и ребенка - уничтожать РПЦ из-за ее несовершенного руководства. Церковь не подлая и не святая. Она в нынешний момент амбивалентна: здесь есть и злодеи, и праведники. Ее наполняют и поклонники Маммона, и преданные Иисусу. Самый широкий спектр личностей. Поэтому церковь как матросская тельняшка - черная полоса личностей сменяется светлой. И так - по всей русской земле. Карьеристы соседствуют с альтруистами.
Поэтому письмо вызывает очень-очень неприятные ассоциации. Оно напоминает письмо к тов. Сталину от советского патриота, который огорчен персональной трагедией - потерей любимого человека, сгинувшего в концлагерях. Он тоже наивно надеется, что его письмо вырвет из лап НКВД любимую личность:
"Многоуважаемый Иосиф Виссарионович Сталин!
Совершенно искренне вам заявляю, что моя жена, Курочкина Зинаида Степановна, самый преданный советской стране патриот. Это - бесконечно верная марксизму-ленинизму личность, все свои силы отдавшая строительству социалистического общества и борьбе с империализмом. Она не пропустила ни одного субботника, не проигнорировала ни одного призыва нашей любимой коммунистической партии.
Ее арест - это недоразумение, досадная ошибка правоохранительных органов. Что явно указывает на нашего местного клеветника и душегуба - Гаврилу Федоткина, который своими клеветническими заявлениями уже полдеревни отправил в тюрьму.
Поэтому я взываю к истинной партийной справедливости и прошу Вас очистить НКВД от недобросовестных элементов. И т. д. и т. п."
Совершенно ясно, что такое письмо так же бессмысленно, как и "челобитная" сердобольных христиан, решивших вразумлять патриарха. Более того! Письмо православных - это завуалированное оскорбление верховного иерарха, ибо недвусмысленно намекает всему российскому люду, что у простых чад церкви больше милосердия, чем у начальства. Что голова рыбы уже сгнила. Призывать к добросердечию "Святейшего" - это как принародно растолковывать профессору Академии наук таблицу умножения. От чего спесивость высокопоставленных иереев взвизгнет на всю Ивановскую.
Что так хорошо проявилось в раздраженном монологе "защитника церкви" - протоиерея Владимира Виглянского:
Много раз комментировал ситуацию с хулиганским поступком феминистской группы в Храме Христа Спасителя. Неужели опять всё повторять в угоду тем провокаторам, которые затеяли эту акцию, и цель которых расколоть церковный народ, посеять смуту, дискредитировать Церковь? Тем не менее, отвечу вкратце.
Продолжение следует...