Шестой фестиваль коротких пьес Stories
"П"
Драматург - Александр Верёвкин-Орлов
Режиссер - Аскар Галимов
Актер - Владислав Демьяненко
Любопытный эффект от эскиза. После него захотелось перечитать пьесу, которая - получивши сценическое воплощение - показалась много живее, объёмнее, ироничнее, чем при первом знакомстве. То есть текст раскрылся, и в этом, прежде всего, заслуга режиссёра и актёра. Но при этом в эскизе множество шероховатостей, мешающих безусловному его восприятию.
Здорово, что Аскар Галимов продолжил и укрупнил словесную игру, заданную текстом пьесы. В самом её начале герой замечает, что почему-то почти полная последовательность понятий поначалу "П" показывает. Замечает, что многие слова его монолог начинаются с "П". Эту букву автор и выносит в заглавие. И вот когда я читала пьесу, страшно обрадовалась-было такой литературной игре (как раз недавно пришла к Жаку Рубо - одному из магистров комбинаторной литературы). Но игра в пьесе слишком быстро закончилась, толком не начавшись. Обидно. Словно запал играть пропал, столкнувшись со сложностью правил. В эскизе же игру подхватили, потом постарались продолжить. Постскриптумом: потерявший папу парень перечисляет п-понятия, помогаюшие постичь произошедшее. А до этого интонационно, но не навязчиво, укрупнив начинающиеся с "П" слова, каковых в пьесе оказывается не мало.
В таком интонационном рисунке, что ведет Владислав Дьмьяненко, пьеса раскрывает иррациональность, алогичность течения монолога героя, иррациональность его попытки осмыслить самое себя. И даёт возможность вычитать из заглавия ещё одно значение - иррациональность знаменитого "пи". Но это все моя ностальгия по математике))
Но при всем разбуженном во мне эскизом математическом любопытстве, разум не заглушил чувства. Логическая игра не вытеснила эмоции - ни боль, ни юмор. Смеялись на эскизе много, но не исчезла и печаль. В одной долгой сцене перелёта печали оказалось даже слишком много - давящая настроенческая музыка и внезапная монотонность героя слишком надолго переключили нас в "режим ожидания", почти выкинув из происходящего. К счастью, потом нас все-таки вернули обратно.
Так что, повторюсь, режиссерски-актерская работа с текстом оказалась здесь точной и глубокой.
Чуть сложнее с визуальным решением. Возможно, я пурист, но в получасовом эскизе, поставленном по семистраничному тексту, на мой взгляд, слишком много оказалось разнородных режиссерских приёмов. Тогда как среди них можно было выбрать что-нибудь одно. Например, игру со световыми лучами. Игру заявленную и прекрасно отыгранную. Вот тонкий голубоватый луч как чат с тётей, ожидающей ответа. Вот широкий, рассеянный луч как неочистительный душ. Мне кажется, этот ряд образов вполне может продолжаться. А в финале различные лучи сложились бы (просто фантазирую) в некий световой рисунок. Как разбросанные по сцене ящики в финале обрели законченность памятника.
"Море"
Драматург - Ирина Смагина
Режиссер - Марк Букин
Артисты - Софья Андреева, Виталий Гудков
- Сколько времени?
- Мало...
Буду непоследовательной. Пока успела рассказать только о самом первом эскизе и вот уже собираюсь писать о последнем. Просто потому, что это было прекрасно.
Отличная пьеса о двух стариках, один из которых решил ускорить свой конец с помощью морского прилива, а другая не оставляет надежды ему помешать. Это если очень грубо.
Если не так грубо, но через аналогии, то пьеса беккетовского толка (уже на уровне фрагментарной физической ущербности персонажей), решить которую, как и всякий хороший абсурдистский материал, можно сотней разных способов. От сладко-горькой психологической истории для "священных чудовищ" труппы до... Да до чего угодно!
Марк Букин поставил свой спектакль (а работу эту сложно воспринимать лишь заготовкой) в максимально беккетовском ключе. Даже в привычно беккетовском, если привычность можно возвести в ранг мерила качества.
Условное пространство (фанерная доска-"подиум"), слегка приправленное намёком на реальный пейзаж (морские валуны). Условно-традиционные костюмы - чёрные брюки с чёрными подтяжками, белые рубахи, чёрные головные уборы (лишь яркие - жёлтые и цветные - носки да световая синева моря добавляют цвета этой истории). Острый гротеск в актерской игре, отточенный, как свежевыструганный карандаш. Каким только и возможно вычерчивать идеально-точные линии взаимоотношений. Наконец, постоянное уточнение правил на каждом новом этапе изначально заданной большой игры.
Двое молодых людей играют стариков. Нет, не так, двое молодых людей разыгрывают модели отношений мужчины и женщины. Разыгрывают азартно, яростно. Игра возводится в такую степень абсолюта, что оборачивается своей противоположностью. Всё всерьёз. И у героев, которые слой за слоем снимают сначала шелуху со своих отношений, а затем кожу друг с друга и с самих себя. И у актёров, которым оказывается необходим глоток воздуха в высокой плотности диалога, в палящем свете софитов, в изощренно-убийственном выпаде партнёра.
И тогда игра проделывает свой главный кульбит - она отказывается называть себя игрой, выьрасывая одного из игроков в неигровую, зрительскую реальность. Актер разговаривает с публикой, пробегается по основным сюжетным узлам в ложной попытке напомнить зрителям и помочь разобраться в сюжетных перипетиях и правилах. Но, по факту, это герой использует вырванную у игры передышку, чтобы набрать дыхание и взять разбег для ответного выпада. Удара наотмашь, после которого партнёр уже не должен подняться...
... Ожидание конца даёт героям почти безграничную свободу. В ворчливых спорах и трогательном партнерстве, в резких криках и оглушительном молчании, в изломанной старостью пластике и юношеский движенческой эквилибристике, в яркости света софитов и непроглядности невидящего взгляда. Свободу с головой окунуться в нежность, оттолкнувшись от едкой иронии: как хрупко-пронзителен долгий поцелуй после язвительной шутки о зубных протезах!.. Свободу после убийственных признаний услышать в шуме волн совет взяться за руки и последовать этому совету.
Наконец, свободу начать все сначала перед лицом уже неизбежного конца. Снова и снова начинать:
- Сколько времени?..
Драматург - Александр Верёвкин-Орлов
Режиссер - Аскар Галимов
Актер - Владислав Демьяненко
Любопытный эффект от эскиза. После него захотелось перечитать пьесу, которая - получивши сценическое воплощение - показалась много живее, объёмнее, ироничнее, чем при первом знакомстве. То есть текст раскрылся, и в этом, прежде всего, заслуга режиссёра и актёра. Но при этом в эскизе множество шероховатостей, мешающих безусловному его восприятию.
Здорово, что Аскар Галимов продолжил и укрупнил словесную игру, заданную текстом пьесы. В самом её начале герой замечает, что почему-то почти полная последовательность понятий поначалу "П" показывает. Замечает, что многие слова его монолог начинаются с "П". Эту букву автор и выносит в заглавие. И вот когда я читала пьесу, страшно обрадовалась-было такой литературной игре (как раз недавно пришла к Жаку Рубо - одному из магистров комбинаторной литературы). Но игра в пьесе слишком быстро закончилась, толком не начавшись. Обидно. Словно запал играть пропал, столкнувшись со сложностью правил. В эскизе же игру подхватили, потом постарались продолжить. Постскриптумом: потерявший папу парень перечисляет п-понятия, помогаюшие постичь произошедшее. А до этого интонационно, но не навязчиво, укрупнив начинающиеся с "П" слова, каковых в пьесе оказывается не мало.
В таком интонационном рисунке, что ведет Владислав Дьмьяненко, пьеса раскрывает иррациональность, алогичность течения монолога героя, иррациональность его попытки осмыслить самое себя. И даёт возможность вычитать из заглавия ещё одно значение - иррациональность знаменитого "пи". Но это все моя ностальгия по математике))
Но при всем разбуженном во мне эскизом математическом любопытстве, разум не заглушил чувства. Логическая игра не вытеснила эмоции - ни боль, ни юмор. Смеялись на эскизе много, но не исчезла и печаль. В одной долгой сцене перелёта печали оказалось даже слишком много - давящая настроенческая музыка и внезапная монотонность героя слишком надолго переключили нас в "режим ожидания", почти выкинув из происходящего. К счастью, потом нас все-таки вернули обратно.
Так что, повторюсь, режиссерски-актерская работа с текстом оказалась здесь точной и глубокой.
Чуть сложнее с визуальным решением. Возможно, я пурист, но в получасовом эскизе, поставленном по семистраничному тексту, на мой взгляд, слишком много оказалось разнородных режиссерских приёмов. Тогда как среди них можно было выбрать что-нибудь одно. Например, игру со световыми лучами. Игру заявленную и прекрасно отыгранную. Вот тонкий голубоватый луч как чат с тётей, ожидающей ответа. Вот широкий, рассеянный луч как неочистительный душ. Мне кажется, этот ряд образов вполне может продолжаться. А в финале различные лучи сложились бы (просто фантазирую) в некий световой рисунок. Как разбросанные по сцене ящики в финале обрели законченность памятника.
"Море"
Драматург - Ирина Смагина
Режиссер - Марк Букин
Артисты - Софья Андреева, Виталий Гудков
- Сколько времени?
- Мало...
Буду непоследовательной. Пока успела рассказать только о самом первом эскизе и вот уже собираюсь писать о последнем. Просто потому, что это было прекрасно.
Отличная пьеса о двух стариках, один из которых решил ускорить свой конец с помощью морского прилива, а другая не оставляет надежды ему помешать. Это если очень грубо.
Если не так грубо, но через аналогии, то пьеса беккетовского толка (уже на уровне фрагментарной физической ущербности персонажей), решить которую, как и всякий хороший абсурдистский материал, можно сотней разных способов. От сладко-горькой психологической истории для "священных чудовищ" труппы до... Да до чего угодно!
Марк Букин поставил свой спектакль (а работу эту сложно воспринимать лишь заготовкой) в максимально беккетовском ключе. Даже в привычно беккетовском, если привычность можно возвести в ранг мерила качества.
Условное пространство (фанерная доска-"подиум"), слегка приправленное намёком на реальный пейзаж (морские валуны). Условно-традиционные костюмы - чёрные брюки с чёрными подтяжками, белые рубахи, чёрные головные уборы (лишь яркие - жёлтые и цветные - носки да световая синева моря добавляют цвета этой истории). Острый гротеск в актерской игре, отточенный, как свежевыструганный карандаш. Каким только и возможно вычерчивать идеально-точные линии взаимоотношений. Наконец, постоянное уточнение правил на каждом новом этапе изначально заданной большой игры.
Двое молодых людей играют стариков. Нет, не так, двое молодых людей разыгрывают модели отношений мужчины и женщины. Разыгрывают азартно, яростно. Игра возводится в такую степень абсолюта, что оборачивается своей противоположностью. Всё всерьёз. И у героев, которые слой за слоем снимают сначала шелуху со своих отношений, а затем кожу друг с друга и с самих себя. И у актёров, которым оказывается необходим глоток воздуха в высокой плотности диалога, в палящем свете софитов, в изощренно-убийственном выпаде партнёра.
И тогда игра проделывает свой главный кульбит - она отказывается называть себя игрой, выьрасывая одного из игроков в неигровую, зрительскую реальность. Актер разговаривает с публикой, пробегается по основным сюжетным узлам в ложной попытке напомнить зрителям и помочь разобраться в сюжетных перипетиях и правилах. Но, по факту, это герой использует вырванную у игры передышку, чтобы набрать дыхание и взять разбег для ответного выпада. Удара наотмашь, после которого партнёр уже не должен подняться...
... Ожидание конца даёт героям почти безграничную свободу. В ворчливых спорах и трогательном партнерстве, в резких криках и оглушительном молчании, в изломанной старостью пластике и юношеский движенческой эквилибристике, в яркости света софитов и непроглядности невидящего взгляда. Свободу с головой окунуться в нежность, оттолкнувшись от едкой иронии: как хрупко-пронзителен долгий поцелуй после язвительной шутки о зубных протезах!.. Свободу после убийственных признаний услышать в шуме волн совет взяться за руки и последовать этому совету.
Наконец, свободу начать все сначала перед лицом уже неизбежного конца. Снова и снова начинать:
- Сколько времени?..