"Не от мира сего", реж. Екатерина Половцева (Театр им. А.С. Пушкина, филиал)
Интересный, очень интересный спектакль поставила Екатерина Половцева по Александру Островскому. Сложный, нематериальный, почти неуловимый.
Смотреть его сейчас - на первых показах - моментами очень тяжело. Как тяжело бывает ухватить небанальную мысль и следовать за ней.
Спектакль, рассчитанный больше (по крайней мере пока) на послевкусие, чем на мгновенное восприятие.
От последней пьесы Островского Екатерина Половцева не оставляет даже сюжетной канвы. Она так перекраивает, перемонтирует текст, что разговор от жизненных перипетий обычной - пусть и возвышенной - женщины переходит к материям нематериальным.
Третьему действию драматурга (спектакль одноактовый) - сразу после кульминации - режиссер предпосылает стихи Бродского. И в них есть такие строки:
Одушевлённый мир не мой кумир.
Недвижимость - она ничем не хуже.
Особенно, когда она похожа
на движимость
А прежде тот же герой, кому отданы строки Бродского, говорил: "Живой о живом и думает. <...>Только одна Ксения Васильевна о живом не думает, живет как птица, потому что не от мира сего".
И в этих словах, пожалуй, ключ ко всей сценической композиции, которая получилась не о живом, не о людях, а о "недвижимости" - об идеях. Полусновидческое действо из жизни идей и идеальных понятий в реальном мире. Существует драма идей, а здесь менее привычный жанр - драма идеи.
История очень современная, сверхактуальная - о том, как понятие правды, даже скорее - нравственных правил, ежеминутно меняет свою окраску и смысловую наполненность. Стоит только за свод этих самых нравственных правил взяться людям из разных идеологических лагерей. Та самая тема, без обсуждения которой сейчас не обходится ни один день.
Оттого-то и достались Анастасии Лебедевой роли обеих сестер - два образа одной идеи, воспринятой в меру разумения двух сторон.
Оттого-то неединожды за время спектакля сцена становится ареной для столкновения двух протагонистов - Елохова и Барбарисова. Столкновение, укрупненное режиссером и выведенное на первый план. Столкновение между попыткой правду понять и правду использовать в своих целях.
Оттого и страшные слова матери о том, что лучше бы дочь умерла во младенчестве и невинности, вынесены в финал спектакля, когда смерть эта произошла. Потому что это не слова матери о дочери, а слова человека, который увидел, что его игра с "нравственными правилами" зашла в тупик. Что суть понятий выпотрошена до состояния полной непригодности для дальнейшего использования.
Не случайно и актерски в этом спектакле выделяется не главная героиня Островского (хотя Анастасия Лебедева прекрасна), но классический "наперсник" Макар Давыдыч (Сергей Ланбамин - мое личное открытие. Актер, затмивший для меня всех в этом спектакле. Актер, раскрывшийся благодаря режиссеру так, что захотелось пересмотреть и другие, уже виденные спектакли с его участием). Говоря научными терминами, Ксения Васильевна здесь объект, а субъектом является Елохов. Именно он пытается вернуть тем самым понятиям их истинное звучание, очистить их от шелухи спекулятивной риторики. Но истинный смысл понятий все-таки погибает под горой бесконечных тарктовок и искажений - очень внятный и красивый образ героини, задыхающейся среди все новых и новых томов, появляющихся с подачи Барбарисова и его сторонников. (Точный образ, родившийся из вполне бытовой сцены Островского, в которой Ксения Васильевна находит доказательство неверности мужа между страниц присланной ей книги).
Отдаю себе отчет в том, что пишу очень сложно и запутано. Что из такого текста человек, не видевший спектакль и не читавший эту малоизвестную пьесу, не поймет совсем ничего. Но хотелось зафиксировать возникшие мысли, чтобы, возможно, позднее пересмотреть спектакль и вернуться к ним более профессионально.
Смотреть его сейчас - на первых показах - моментами очень тяжело. Как тяжело бывает ухватить небанальную мысль и следовать за ней.
Спектакль, рассчитанный больше (по крайней мере пока) на послевкусие, чем на мгновенное восприятие.
От последней пьесы Островского Екатерина Половцева не оставляет даже сюжетной канвы. Она так перекраивает, перемонтирует текст, что разговор от жизненных перипетий обычной - пусть и возвышенной - женщины переходит к материям нематериальным.
Третьему действию драматурга (спектакль одноактовый) - сразу после кульминации - режиссер предпосылает стихи Бродского. И в них есть такие строки:
Одушевлённый мир не мой кумир.
Недвижимость - она ничем не хуже.
Особенно, когда она похожа
на движимость
А прежде тот же герой, кому отданы строки Бродского, говорил: "Живой о живом и думает. <...>Только одна Ксения Васильевна о живом не думает, живет как птица, потому что не от мира сего".
И в этих словах, пожалуй, ключ ко всей сценической композиции, которая получилась не о живом, не о людях, а о "недвижимости" - об идеях. Полусновидческое действо из жизни идей и идеальных понятий в реальном мире. Существует драма идей, а здесь менее привычный жанр - драма идеи.
История очень современная, сверхактуальная - о том, как понятие правды, даже скорее - нравственных правил, ежеминутно меняет свою окраску и смысловую наполненность. Стоит только за свод этих самых нравственных правил взяться людям из разных идеологических лагерей. Та самая тема, без обсуждения которой сейчас не обходится ни один день.
Оттого-то и достались Анастасии Лебедевой роли обеих сестер - два образа одной идеи, воспринятой в меру разумения двух сторон.
Оттого-то неединожды за время спектакля сцена становится ареной для столкновения двух протагонистов - Елохова и Барбарисова. Столкновение, укрупненное режиссером и выведенное на первый план. Столкновение между попыткой правду понять и правду использовать в своих целях.
Оттого и страшные слова матери о том, что лучше бы дочь умерла во младенчестве и невинности, вынесены в финал спектакля, когда смерть эта произошла. Потому что это не слова матери о дочери, а слова человека, который увидел, что его игра с "нравственными правилами" зашла в тупик. Что суть понятий выпотрошена до состояния полной непригодности для дальнейшего использования.
Не случайно и актерски в этом спектакле выделяется не главная героиня Островского (хотя Анастасия Лебедева прекрасна), но классический "наперсник" Макар Давыдыч (Сергей Ланбамин - мое личное открытие. Актер, затмивший для меня всех в этом спектакле. Актер, раскрывшийся благодаря режиссеру так, что захотелось пересмотреть и другие, уже виденные спектакли с его участием). Говоря научными терминами, Ксения Васильевна здесь объект, а субъектом является Елохов. Именно он пытается вернуть тем самым понятиям их истинное звучание, очистить их от шелухи спекулятивной риторики. Но истинный смысл понятий все-таки погибает под горой бесконечных тарктовок и искажений - очень внятный и красивый образ героини, задыхающейся среди все новых и новых томов, появляющихся с подачи Барбарисова и его сторонников. (Точный образ, родившийся из вполне бытовой сцены Островского, в которой Ксения Васильевна находит доказательство неверности мужа между страниц присланной ей книги).
Отдаю себе отчет в том, что пишу очень сложно и запутано. Что из такого текста человек, не видевший спектакль и не читавший эту малоизвестную пьесу, не поймет совсем ничего. Но хотелось зафиксировать возникшие мысли, чтобы, возможно, позднее пересмотреть спектакль и вернуться к ним более профессионально.