Ирина Бакланова
Художник Марина Биттер написала о последнем рисунке Иры:
"... у меня чувство даже неловкости - будто смотрю на запретную для меня истину..."
Это очень точная формулировка, Марина. Именно это каждый раз ощущаешь, когда сидишь рядом с Ирой и пытаешься тоже рисовать -- "за компанию".
С ней рядом для меня становится очевидным, что я постоянно во что-то играю. Играю в рисование, играю в жизнь. Пробую то так, то эдак. Думаю, как бы выжить, как бы не запутаться, не прогадать, не дать себя использовать, обмануть... А для неё все эти вопросы -- давно пройденный этап. И рисунки её сегодняшние -- уже неважно, хороши ли, плохи ли, интересны они кому-то или нет, считает ли их кто-то ценными. Кто судьи? Да и каковы критерии их оценок? Такое рисование ведь лежит за пределами профессии, ремесла. И уж, конечно -- за пределами добра и зла, как любое искусство. Всё это можно было сказать о картинах Иры и до катастрофы: они обладали той же "настоящестью" и до 2004 года. Но и этого для Иры оказалось мало, она всё пыталась что-то перешагнуть, куда-то прыгнуть, перейти какие-то внутренние рамки --- и вот, перешла-таки. Теперь её рисунки ещё и за пределами искусства.
Примерно то же могу сказать о рисунках Андрея Дёмина, Лёши Елькина, Васи Печенина и ещё нескольких моих "учеников". За неимением других определений мне приходится употреблять слово "ученики" -- но мы все понимаем, какова степень условности их "ученичества" и моего "учительства".
Возможность делать ТАКИЕ РИСУНКИ уже давно оплачена авторами по немыслимо высокой цене.
Уверена, что где-то (уж не знаю, где именно) на них заранее стоит знак самой высокой пробы.
"... у меня чувство даже неловкости - будто смотрю на запретную для меня истину..."
Это очень точная формулировка, Марина. Именно это каждый раз ощущаешь, когда сидишь рядом с Ирой и пытаешься тоже рисовать -- "за компанию".
С ней рядом для меня становится очевидным, что я постоянно во что-то играю. Играю в рисование, играю в жизнь. Пробую то так, то эдак. Думаю, как бы выжить, как бы не запутаться, не прогадать, не дать себя использовать, обмануть... А для неё все эти вопросы -- давно пройденный этап. И рисунки её сегодняшние -- уже неважно, хороши ли, плохи ли, интересны они кому-то или нет, считает ли их кто-то ценными. Кто судьи? Да и каковы критерии их оценок? Такое рисование ведь лежит за пределами профессии, ремесла. И уж, конечно -- за пределами добра и зла, как любое искусство. Всё это можно было сказать о картинах Иры и до катастрофы: они обладали той же "настоящестью" и до 2004 года. Но и этого для Иры оказалось мало, она всё пыталась что-то перешагнуть, куда-то прыгнуть, перейти какие-то внутренние рамки --- и вот, перешла-таки. Теперь её рисунки ещё и за пределами искусства.
Примерно то же могу сказать о рисунках Андрея Дёмина, Лёши Елькина, Васи Печенина и ещё нескольких моих "учеников". За неимением других определений мне приходится употреблять слово "ученики" -- но мы все понимаем, какова степень условности их "ученичества" и моего "учительства".
Возможность делать ТАКИЕ РИСУНКИ уже давно оплачена авторами по немыслимо высокой цене.
Уверена, что где-то (уж не знаю, где именно) на них заранее стоит знак самой высокой пробы.