Как я работала присяжным в американском суде. День второй.
Окончание рассказа о том, как я служила в суде присяжных американской системы правосудия. День первый здесь.
День второй.
Рано утром мы опять собираемся в зале заседаний, пройдя уже через центральный вход в здание суда. Я поменяла бумажный стикер на большой круглый значок Juror, найденный среди канцелярских товаров в совещательной комнате. Позже я, конечно же, оставила его себе на память о долгих двух днях заседаний (я вообще значки коллекционирую, а тут такой трофей!).
В этот день вызывались свидетели со стороны защиты. Я не представляла себе, кого можно привести в свидетели спустя восемь лет со дня происшедшего, но в данном случае любое лыко было в строку.
Терапевт местного медицинского центра Salud доктор Чан рассказала, что за год до рассматриваемого дела мать приходила на прием с Алисией, которая жаловалась на раздражающую инфекцию. Хорошо тренированные доктора всегда найдут подход к ребенку и зададут соответствующие вопросы, не подвергалась ли маленькая пациентка определенным домогательствам. Мать на приеме у доктора не выражала беспокойства на этот счет.
Затем выступила помощник врача медицинского центра Salud сестра Рей, принимавшая девочку на регулярном обследовании буквально за месяц до событий. Медсестра подтвердила, что девочка не была под стрессом или сконфужена, и ее мать не высказывала никаких опасений. Оба доктора - и врач, и медсестра владеют испанским и могли установить состояние пациентки напрямую с их слов (т.е. lost in translation исключается).
И наконец дается слово няне девочки Олге Диас, которая хорошо помнит Алисию. Она рассказала, что девочка была счастливой, радовалась отчиму как отцу.
Перекрестный допрос истицы и свидетелей окончен. Судья читает инструкции для суда присяжных, а затем прокурор и адвокат выступают с заключительными речами. Заключительные выступления позволяют им сказать суду присяжных, что доказывают представленные ими доказательства, и почему их клиент должен выиграть. Эти заключительные выступления могут помочь присяжным припомнить многие детали этого дела, но они не являются доказательствами.
Инструкции для суда присяжных рассказывают о законах, которые могут быть применены при рассмотрении конкретного дела. Присяжные должны принять и следовать закону так, как это указывается судьей в инструкции, даже если они имеют другое представление об этом законе. Если суду присяжных понадобится какая-либо помощь или возникнут вопросы, то решить их можно будет через судебного пристава.
И вот мы удаляемся в совещательную комнату, где и проходят следующие долгие четыре часа разбирательства по делу. Нас шесть женщин и шесть мужчин разных возрастов: военный в отставке, социальный работник, художница, учитель средней школы, помощница по дому, инженер-строитель. Перед началом разбирательства суд присяжных в первую очередь должен выбрать из своего состава одного члена в качестве председателя, который бы следил за тем, чтобы каждый присяжный имел возможность принимать участие в оценке доказательств и чтобы во время обсуждения царил порядок. Лицо, избранное в качестве председателя, принимает участие в разбирательстве и голосует по приговору вместе с другими. Сначала просим одного из самых пожилых и опытных быть старшим, но он горько признается, какая это тяжелая миссия и как трудно ему далось председательство в прошлый раз. «Мы долго не могли прийти к решению, и я просто поседел, стараясь привести коллег к разумному заключению.» Аспирант университета Дэвид соглашается стать председателем присяжных.
Мы спорили и действовали почти как присяжные в фильме «12». Передвинули доску с чертежными листами в центр комнаты, стали составлять временной график всех событий, происшедших с истицей. Было очень интересно наблюдать, с какой ответственностью люди подошли к своему долгу, как тщательно обсуждались детали и взвешивались аргументы.
У нас состоялся обмен мнений, сопоставление наших блокнотных записей, сравнение деталей. Тут очень помогло и буквоедство, и внимание к мелочам, и умение воспринять картину в целом, и расшифровка психологических и правовых нюансов. А еще помогало умение убедить коллегу, построить ясную логическую картину произшедшего, основанную на имеющихся фактах и свидетельствах.
Практически каждый из нас выразил недоумение по поводу вызывающей позы истицы, грубо отвечавшей на вопросы адвоката. Расхождение в деталях и показаниях матери и дочери явно бросалось в глаза. Создавалось впечатление надуманности ситуации и вольной трактовки событий. Мы увидели не предъявление фактов, а сплошную игру слов и эмоций.
Каждый присяжный имел равное право внести свою лепту в обсуждение, и меня поразило абсолютно внимательное отношение друг к другу совершенно разных людей по возрасту, социальному положению, опыту. (Изначально и судья задал этот тон, с огромным уважением разговаривая с нами в зале суда, задавая вопросы при отборе присяжных.) Меня, иммигрантку в первом поколении, выслушивали так, как будто я сенатор в Конгрессе.
Примерно через два часа обсуждений к нам пришла судебный пристав и предложила меню на заказ ланча. Нам принесли индивидуальные коробки с салатами, бутербродами, печеньем, фруктами и газировку-соки-воду на выбор.
Обсуждение достигло апогея, но общее мнение так и не формулировалось. Слишком уж мало было «фактов», а больше «слов» и эмоций «потерпевшей». Я предположила, что мать была слишком озабочена угрозой депортации в данный момент, что вытащила это старое дело как козырь ее «бедственного» положения. Тут я подумала, что прокурор явно была рада видеть мою иностранную фамилию в списке судей и даже не сомневалась, что я поддержу эмигрантку. Но я не видела оснований доверять этой женщине. Будь Лусия Лопес так шокирована случившимся, вряд ли она остановилась, чтобы не отомстить бывшему бойфренду по горячим следам. Мне даже показалось, что вот так накручивать дочь до истерики в суде было чрезвычайно жестоко в отношении девочки, которая сама почти ничего не помнила из событий восьмилетней давности.
Инициативу обсуждения перехватили мамочки - присяжные с дочками в семье (две-три дамы). В ходе подробнейшего разбора, почти визуализации одна из них воскликнула, что как-то не складываются мельчайшие факты в логичную картину: «Ночью происходит «ужасное» событие, а на утро мать спокойно уходит на работу, оставляя пятилетнюю дочь с «насильником» и забирает ее только вечером? Не слишком не стыкуется с описанием ее эмоционального потрясения.» Как лампочка, загорается найденное решение. Разумное сомнение, вызванное несоответствием в деталях (inconsistency in details), охватило почти каждого из коллег. Я сказала, что I do not see a definitive evidence of the crime - «не вижу безусловного доказательства преступления», и это не дает права осудить подозреваемого.
По настроению других выступавших я увидела, что 10 голосов за осуждение мы уже точно не наберем. Решаем голосовать. Каждый пишет свой вердикт на листке бумаги, складывает его и бросает в корзинку. Председатель пересчитывает бумажки, открывает поочередно и читает: «Not Guilty. Not Guilty. Not Guilty.» Единогласный вердикт: "Not Guilty" - "Не виновен"!
После принятия решения по делу Дэвид пишет результат суда присяжных в специальном бланке, приготовленным судьей, подписывает его и уведомляет судебного пристава по внутреннему телефону о том, что приговор вынесен. Судебный пристав сообщает судье, который вызывает всех, включая суд присяжных, в зал судебного заседания.
Судья взял наш протокол и напрямую зачитал его содержание в зале. Обвиняемый - шестидесятилетний мужчина, убеленный сединами, с трудным мексиканским именем - не мог сдержать слез от потрясения.
Заседание окончено. Мы опять собрались в комнате для совещаний, где с нами встретился судья, сказал несколько слов о себе, своей работе, проблемах и поблагодарил нас за наш труд. Всё, "отстрелялись", теперь уже два года не призовут.
Я вышла из здания суда, остановилась перед ступеньками широкой лестницы позвонить мужу, чтобы приехал меня забирать. Пока включала телефон, жмурилась на солнышке, ко мне подошел тот самый мужчина, процесс которого мы завершили. Его глаза были еще влажными от слез. Он схватил мою руку, долго тряс ее не отпуская, и всё повторял: "Спасибо вам, спасибо вам огромное! Восемь лет я жил под этим страхом. Вы вернули меня к жизни! Я сейчас встречусь со своей мамой, семьей, и они будут молиться за вас." Я тронула его плечо: "Get your life back, sir." И пошла вниз по ступенькам. А имени его я так и не запомнила.
День второй.
Рано утром мы опять собираемся в зале заседаний, пройдя уже через центральный вход в здание суда. Я поменяла бумажный стикер на большой круглый значок Juror, найденный среди канцелярских товаров в совещательной комнате. Позже я, конечно же, оставила его себе на память о долгих двух днях заседаний (я вообще значки коллекционирую, а тут такой трофей!).
В этот день вызывались свидетели со стороны защиты. Я не представляла себе, кого можно привести в свидетели спустя восемь лет со дня происшедшего, но в данном случае любое лыко было в строку.
Терапевт местного медицинского центра Salud доктор Чан рассказала, что за год до рассматриваемого дела мать приходила на прием с Алисией, которая жаловалась на раздражающую инфекцию. Хорошо тренированные доктора всегда найдут подход к ребенку и зададут соответствующие вопросы, не подвергалась ли маленькая пациентка определенным домогательствам. Мать на приеме у доктора не выражала беспокойства на этот счет.
Затем выступила помощник врача медицинского центра Salud сестра Рей, принимавшая девочку на регулярном обследовании буквально за месяц до событий. Медсестра подтвердила, что девочка не была под стрессом или сконфужена, и ее мать не высказывала никаких опасений. Оба доктора - и врач, и медсестра владеют испанским и могли установить состояние пациентки напрямую с их слов (т.е. lost in translation исключается).
И наконец дается слово няне девочки Олге Диас, которая хорошо помнит Алисию. Она рассказала, что девочка была счастливой, радовалась отчиму как отцу.
Перекрестный допрос истицы и свидетелей окончен. Судья читает инструкции для суда присяжных, а затем прокурор и адвокат выступают с заключительными речами. Заключительные выступления позволяют им сказать суду присяжных, что доказывают представленные ими доказательства, и почему их клиент должен выиграть. Эти заключительные выступления могут помочь присяжным припомнить многие детали этого дела, но они не являются доказательствами.
Инструкции для суда присяжных рассказывают о законах, которые могут быть применены при рассмотрении конкретного дела. Присяжные должны принять и следовать закону так, как это указывается судьей в инструкции, даже если они имеют другое представление об этом законе. Если суду присяжных понадобится какая-либо помощь или возникнут вопросы, то решить их можно будет через судебного пристава.
И вот мы удаляемся в совещательную комнату, где и проходят следующие долгие четыре часа разбирательства по делу. Нас шесть женщин и шесть мужчин разных возрастов: военный в отставке, социальный работник, художница, учитель средней школы, помощница по дому, инженер-строитель. Перед началом разбирательства суд присяжных в первую очередь должен выбрать из своего состава одного члена в качестве председателя, который бы следил за тем, чтобы каждый присяжный имел возможность принимать участие в оценке доказательств и чтобы во время обсуждения царил порядок. Лицо, избранное в качестве председателя, принимает участие в разбирательстве и голосует по приговору вместе с другими. Сначала просим одного из самых пожилых и опытных быть старшим, но он горько признается, какая это тяжелая миссия и как трудно ему далось председательство в прошлый раз. «Мы долго не могли прийти к решению, и я просто поседел, стараясь привести коллег к разумному заключению.» Аспирант университета Дэвид соглашается стать председателем присяжных.
Мы спорили и действовали почти как присяжные в фильме «12». Передвинули доску с чертежными листами в центр комнаты, стали составлять временной график всех событий, происшедших с истицей. Было очень интересно наблюдать, с какой ответственностью люди подошли к своему долгу, как тщательно обсуждались детали и взвешивались аргументы.
У нас состоялся обмен мнений, сопоставление наших блокнотных записей, сравнение деталей. Тут очень помогло и буквоедство, и внимание к мелочам, и умение воспринять картину в целом, и расшифровка психологических и правовых нюансов. А еще помогало умение убедить коллегу, построить ясную логическую картину произшедшего, основанную на имеющихся фактах и свидетельствах.
Практически каждый из нас выразил недоумение по поводу вызывающей позы истицы, грубо отвечавшей на вопросы адвоката. Расхождение в деталях и показаниях матери и дочери явно бросалось в глаза. Создавалось впечатление надуманности ситуации и вольной трактовки событий. Мы увидели не предъявление фактов, а сплошную игру слов и эмоций.
Каждый присяжный имел равное право внести свою лепту в обсуждение, и меня поразило абсолютно внимательное отношение друг к другу совершенно разных людей по возрасту, социальному положению, опыту. (Изначально и судья задал этот тон, с огромным уважением разговаривая с нами в зале суда, задавая вопросы при отборе присяжных.) Меня, иммигрантку в первом поколении, выслушивали так, как будто я сенатор в Конгрессе.
Примерно через два часа обсуждений к нам пришла судебный пристав и предложила меню на заказ ланча. Нам принесли индивидуальные коробки с салатами, бутербродами, печеньем, фруктами и газировку-соки-воду на выбор.
Обсуждение достигло апогея, но общее мнение так и не формулировалось. Слишком уж мало было «фактов», а больше «слов» и эмоций «потерпевшей». Я предположила, что мать была слишком озабочена угрозой депортации в данный момент, что вытащила это старое дело как козырь ее «бедственного» положения. Тут я подумала, что прокурор явно была рада видеть мою иностранную фамилию в списке судей и даже не сомневалась, что я поддержу эмигрантку. Но я не видела оснований доверять этой женщине. Будь Лусия Лопес так шокирована случившимся, вряд ли она остановилась, чтобы не отомстить бывшему бойфренду по горячим следам. Мне даже показалось, что вот так накручивать дочь до истерики в суде было чрезвычайно жестоко в отношении девочки, которая сама почти ничего не помнила из событий восьмилетней давности.
Инициативу обсуждения перехватили мамочки - присяжные с дочками в семье (две-три дамы). В ходе подробнейшего разбора, почти визуализации одна из них воскликнула, что как-то не складываются мельчайшие факты в логичную картину: «Ночью происходит «ужасное» событие, а на утро мать спокойно уходит на работу, оставляя пятилетнюю дочь с «насильником» и забирает ее только вечером? Не слишком не стыкуется с описанием ее эмоционального потрясения.» Как лампочка, загорается найденное решение. Разумное сомнение, вызванное несоответствием в деталях (inconsistency in details), охватило почти каждого из коллег. Я сказала, что I do not see a definitive evidence of the crime - «не вижу безусловного доказательства преступления», и это не дает права осудить подозреваемого.
По настроению других выступавших я увидела, что 10 голосов за осуждение мы уже точно не наберем. Решаем голосовать. Каждый пишет свой вердикт на листке бумаги, складывает его и бросает в корзинку. Председатель пересчитывает бумажки, открывает поочередно и читает: «Not Guilty. Not Guilty. Not Guilty.» Единогласный вердикт: "Not Guilty" - "Не виновен"!
После принятия решения по делу Дэвид пишет результат суда присяжных в специальном бланке, приготовленным судьей, подписывает его и уведомляет судебного пристава по внутреннему телефону о том, что приговор вынесен. Судебный пристав сообщает судье, который вызывает всех, включая суд присяжных, в зал судебного заседания.
Судья взял наш протокол и напрямую зачитал его содержание в зале. Обвиняемый - шестидесятилетний мужчина, убеленный сединами, с трудным мексиканским именем - не мог сдержать слез от потрясения.
Заседание окончено. Мы опять собрались в комнате для совещаний, где с нами встретился судья, сказал несколько слов о себе, своей работе, проблемах и поблагодарил нас за наш труд. Всё, "отстрелялись", теперь уже два года не призовут.
Я вышла из здания суда, остановилась перед ступеньками широкой лестницы позвонить мужу, чтобы приехал меня забирать. Пока включала телефон, жмурилась на солнышке, ко мне подошел тот самый мужчина, процесс которого мы завершили. Его глаза были еще влажными от слез. Он схватил мою руку, долго тряс ее не отпуская, и всё повторял: "Спасибо вам, спасибо вам огромное! Восемь лет я жил под этим страхом. Вы вернули меня к жизни! Я сейчас встречусь со своей мамой, семьей, и они будут молиться за вас." Я тронула его плечо: "Get your life back, sir." И пошла вниз по ступенькам. А имени его я так и не запомнила.