Что видел и слышал
Улица спускалась с холма по дну балки и вела к площади на берегу бухты. Фонари ярко горели, и ещё не пришёл час рассвета.
Чёрная кошка, крадучись, пересекла дорогу впереди меня. Я трижды плюнул через левое плечо. Кошка остановилась, скосила глаза, поворотилась и вдруг вернулась обратно по своим же следам.
Я счёл, что день выдастся удачным.
У причала стоял старый катер проекта «Радуга». Такие пассажирские катера строили в 70-х и часто нарекали их прилагательными: «Рубиновый», «Изумрудный», «Кристальный»... У этого катера были окна из металлопластика, по-морскому опрятный салон и сидения со скользкими чехлами двух цветов - в левом ряду оранжевые, а в правом синие. Мне сразу вспомнилось противостояние блока Ющенко и Партии Регионов. Много воды утекло с тех пор.
А катер такой весит около пятидесяти тонн и стотонный портальный кран играючи выдёргивает его из воды на причальную стенку. И для строповки у катера предусмотрены штатные приспособления.
Катер заработал винтом и поплыл по чёрной воде бухты, на которой переливались отражения разноцветных береговых огней.
Рассвет я встретил уже в автобусе. Горы прорисовывались всё чётче, а когда они приблизились, то уже совсем стало светло.
Строители шоссе не забыли проложить по обочине тротуар. Я мысленно помянул их добрым словом - до точки старта нужно было два километра идти вдоль дороги. Шумели машины. Промчался какой-то кортеж с автомобилями сопровождения. Из леса тянуло запахом сырых палых листьев. Воздух был заметно холоднее, чем в городе, и я согревался ходьбой.
Я шёл в одиночестве, и лишь в окрестностях Аязьмы начали попадаться люди. На тропе принято здороваться друг с другом. Одни люди сосредоточены на ходьбе, другие не прочь и поговорить. И тебя спросят: а откуда вы идёте? А ты, в свою очередь, поинтересуешься есть ли вода в роднике? Подвижные бабушки с трекинговыми палками шагали вереницей и узнав, что я иду в Балаклаву, сказали, что уже близко - «всего-то пять километров».
Потом открылась Балаклавская бухта. Я вспомнил Уильяма Рассела, британского военного корреспондента времён Крымской войны.
Он писал:
«Мне довелось повидать немалую часть мира, но многие путешественники, несомненно, забирались ещё дальше, чем я. Однако вряд ли кто-либо из них бывал в более странном месте, чем Балаклава. Обычно её бухту сравнивают с норвежским фьордом, но ни один из известных мне фьордов не похож на балаклавский. Вход в него не заметен со стороны моря и находится среди руин генуэзской крепости, построенной 400 лет назад, и он вряд ли привлекателен для мореплавателей, ищущих якорной стоянки».
Тесно стоящие у причалов ялики покачивались на мелкой волне. Из-за них почти не было видно моря у берега. Сидели с удочками рыбаки. Продавали свежую ставридку по триста рублей за кило. Бронзовый Куприн разглядывал современных листригонов.
Весь день я ничего не ел и мне вдруг захотелось сладкого. В кафе я взял два эклера, треугольник чизкейка и большой стакан капучино. Всё обошлось в 700 рублей. Вкус чизкейка напомнил мне детство и творожную запеканку, которой нас потчевали в детском саду.
В Севастополе на рынке 5-го километра, среди маленьких магазинчиков, ходили выпившие люди. Один доброжелательно разговаривал с собакой, которую на поводке держала женщина, другой ругался со своим смартфоном.
В табачной лавке я по ошибке поздоровался с собственным отражением в большом зеркале, а уж после разглядел с другой стороны прилавок. Продавщица оказалась из Балаклавы. Пока она пробивала мне блок сигарет, сетуя на неважный интернет, пока мы с ней болтали, я пропустил свой троллейбус и пришлось ждать следующего.
На Графской пристани мелькали светящиеся поплавки на удочках рыбаков.
Я ехал домой.
Бывает, что я могу назвать жизнь тяжёлой, или несправедливой, или ещё какой...
Но вот сказать, что жить не интересно, - нет, этого я никак не могу.
Ну а восторженно писать я не умею, поэтому дам слово художнику Левитану и процитирую кусочек его письма Чехову из Крыма:
Дорогой Антон Павлович, чёрт возьми, как хорошо здесь! Представьте себе теперь яркую зелень, голубое небо, да еще какое небо! Вчера вечером я взобрался на скалу и с вершины взглянул на море, и знаете ли что, - я заплакал, и заплакал навзрыд: вот где вечная красота и вот где человек чувствует своё полнейшее ничтожество! Да что значат слова, - это надо самому видеть, чтоб понять!
Конец