Stop Rape (4) Изнасилование и ПТСР (продолжение)
Оригинал взят у accion_positiva в Stop Rape (4) Изнасилование и ПТСР (продолжение)
Начало
Изнасилование без флёра "влечения"
В сравнительных исследованиях психологических последствий у жертв изнасилования и жертв других преступлений показали, что у жертв сексуального насилия наиболее высоки вероятности развития продолжительного ПТСР. Это неудивительно, если принять во внимание физическую, психологическую и моральную профанацию, совершаемую в отношении жертв изнасилования. Цель насильника - запугать, подчинить и унизить свою жертву, заставить ее почувствовать собственное бессилие. Поэтому изнасилование представляет собой преднамеренно организованное действие по нанесению психической травмы. И это вновь приводит нас к вопросу об участии/не участии общества в целом в практиках сексуального насилия. Я уже цитировала Ю. Германн в посте об истерии и теперь повторюсь: "в основе психической травмы лежит социально организованное и регулируемое насилие, осуществляющееся над молодыми членами общества и представляющими из себя ритуалы инициации, приобщения к динамике принуждения, которая лежит в сердцевине современной общественной организации. Две основные формы социально регулируемого насилия - боевые действия и гендерное/сексуальное насилие - соответствуют основными парадигматическим формам принуждения для мужчин и женщин, соответственно". Именно поэтому на неоднократно поднимающийся вопрос о том, на чьей стороне стоит общество (упорно делающее вид, что ни на чьей) - насильника или жертвы, ответ в большинстве случаев: на стороне насильника. Общество премирует его безнаказанностью и наказывает жертву повторной виктимизацией через осуждение, остракизм, обвинение и игнорирование или физическое уничтожение, как случаях военных изнасилований ("Баб их тоже особо не жалели... Природа же требует своего... Изнасилованные афганки потом сами просили, чтобы их в расход отправили - все равно свои убьют, не простят позора").
Нигде так четко не просматриваются мотивационные схемы практики изнасилования, как в изнасиловании мужчин в тюрьмах (и других "казенных заведениях") и в массовых изнасилованиях женщин в период военных действий. Общественное табуирование этих двух проблем происходит от того, что при их рассмотрении уже невозможно говорить о якобы неосторожности или о "виктимном" поведении жертвы, о "неспособности" агрессора сдержать свои "сексуальные позывы", о "провоцировании" и "мазохизме" жертвы, психической девиантности насильника и прочее, так как в тюремном и военном изнасиловании совершенно отчетливо и неприкрыто выступает как стратегия действия, так и его целевое назначение. Тюремное изнасилование представляет собой "распределение ролей" в иерархии власти, осуществляемое в условиях исключительно мужской патриархатно-авторитарной среды, где молодые, физически слабые (часто - подростки) заключенные (как правило, не рецидивисты) принуждаются силой к исполнению социальной роли, во внешнем мире ассигнованной женщинам. Иерархический "код", существующий в тюрьмах, заключается в квази-выборе, перед которым ставят новоприбывших: или ты занимаешь положение "девки", или доказываешь свою принадлежность к "мужчинам". "Доказательством" маскулинности является: успешно отбить физические и сексуальные нападения других "мужчин" и приобрести в собственность "девку". Я подчеркиваю квази-выбор, потому что у огромного количества заключенных никакого выбора нет: молодость и/или физическая слабость - это приговор к "превращению в женщину". "Процесс "феминизации" осуществляется методично и жестоко... Я видел мальчишек, которые отбивались часами. Они не хотели сдаваться. Остальные заключенные и охранники наблюдали за нападениями и избиениями молодых парней с бесстрастным интересом. Они знали, что это рождение новой молодой женщины. Некоторые надеялись уже в ближайшем будущем использовать её" (Susan Brownmiller "Against our will"). Процесс феминизации - это процесс нанесения человеку психической травмы, приведение воли человека в состояние паралича и редукция его мыслительной активности к решению задачи физического выживания. Также это совершенно откровенный акт маркировки, стигматизации, навсегда лишающего человека его человеческого статуса. "Девки" не принадлежат к тюремному социуму, они являются собственностью их "мужчин": их могут сдавать внаем другим "мужчинам", продавать их и обменивать на других "девок". Они должны выполнять обязанности по бытовому обслуживанию своих хозяев "мужчин" и спрашивать у них разрешение, прежде чем что-либо сделать. Мужчины, насилующие других мужчин, не считаются гомосексуалами, а наоборот, доказавшими свою маскулинность и принадлежность к доминирующей группе. Тюремное изнасилование - это следствие определения маскулинности как триумфа физической силы. Мужчины, подчиненные с помощью реального применения силы или угроз ее применения, определяются как женщины (в том числе и номинально - им дают женские имена). Однако, пусть ни в коем случае не сложится впечатление, что тюремное изнасилование - это честный поединок, в результате которого кто-то побеждает, а кто-то проигрывает. Тюремные и военные изнасилования совершается при одном неприменном условии: изначальном численном и силовом превосходстве нападающих. В тюрьмах в отношении мужчин и на войне - в отношении женщин массово совершается одно и то же коллективное действие, в ходе которого утверждается собственная власть, а также ментальное удовлетворение от принадлежности к стану "настоящих мужчин". Причем это понятие "настоящий мужчина" в данном контексте по сути не судьба или предопределение, а социальная конструкция подчеркнуто гегемонической маскулинности, построенной на профессионализации насилия. И как всякая профессия, она обладает своей этикой и ответственностями, распространяемыми только на посвященных. Солидарность - только со своими, насилие по отношению к не своим - долг... Считается, что в военном изнасиловании присутствуют "отличительные признаки", которые якобы не встречаются в "повседневных" изнасилованиях. Называются в целом три характерных признака.
Прежде всего, это публичный акт. Враг должен видеть, что происходит с его "собственностью", поэтому мучители часто насилуют женщин перед их родным домом. Это акт против супруга (символически отца нации или лидера противника), а не акт против женщины. Сам факт изнасилования уже показывает, что насильник исходит из отсутствия у женщины собственной воли, собственного тела или желания. Поскольку унижение жены врага - символ победного завоевания, то само это унижение обставляется по возможности ужасно и театрально: у женщин вырывают волосы, отрезают части тела, связывают веревками.
Второй признак военных сексуальных злоупотреблений - групповое изнасилование. Боевые товарищи творят его в едином согласии: каждый должен быть как другие. Это отражает постоянную групповую потребность крепить и воспроизводить солидарность. Гомосоциальная сплоченность нуждается в постоянном подкреплении, будь то распитие спиртного, понимание одних и тех же шуток, или обмен похожими эмоциями. Когда "стрелять и факать", по выражению одного сербского солдата, является жизненным кредо воина, то изнасилование и смерть образуют вместе одну парадигму, которая отражает заданную женщинам роль на войне.
И, наконец, третий признак военных изнасилований - убийство женщины после сексуального насилия. Как мы знаем, женщина не является героем войны, если ее убивает солдат. Правда, и сам солдат не приобретает за это почестей. Казалось бы, достаточно факта изнасилования, и все же женщин убивают. В нарративах солдат, убивших свои жертвы насилия, тем не менее сквозит некое дискурсивное оправдание своих действий: сами попросили, ведь как после этого жить. То есть смерть выступает своего рода очищением и спасением по сравнению с жизнью этих женщин после совершенного над ними насилия. Возможно, на войне исключительно ярко возрастают самооправдывающая сила и самооправдывающее право на насилие и убийство
"Специфичность" военного изнасилования - только кажущаяся. В тюремном изнасиловании также воспроизводятся характеристики публичности, коллективности и жестокого истязания (очень часто приводящего к смерти). В "обыденном" изнасиловании женщин эти характеристики всегда присутствуют в случаях группового изнасилования. В эпизодах индивидуального изнасилования эти же элементы присутствуют в символическом виде: насильники известны пристрастием к ритуализации, трофеям и "фоторепортажам" (публичность), мышлением самих себя как принадлежащих к "настоящим мужчинам" и "осуществляющим свои права" (коллективность), нарочитой жестокостью к своим жертвам, часто переходящей в убийство.
За несуществование "специфических" видов изнасилования говорит и тот факт, что "общественность" всегда ведет себя одинаково: солидаризуется с насильником и криминализирует жертву. Это касается и большинства работников правоохранительных органов и медицинских учреждений. Общество участвует напрямую в психо-травматизации огромного числа людей - женщин, детей и мужчин - в первую очередь тем, что превентивно запугивает их:
- желание общества закрыть глаза на изнасилования мужчин так велико, что некоторые преступники насилуют мужчин, которых они обворовали или ограбили, так как знают, что в этом случае они не обратятся в полицию
------------------------------------------------
- Недавний пример: Елена, 35 лет, служащая, после работы вечером шла из магазина. Дома ее ждали муж, мама и дочка. Недалеко от своего дома на нее напал мужчина, который вырвал у нее телефон, сумку, избил и изнасиловал. Обратившись в ближайшее отделение милиции, Лена в течение 6 часов находилась под прессингом ухмыляющихся, наглых мужчин, которые демонстративно торопились домой и не собирались возбуждать уголовное дело, так как "пострадавшая не видела лица нападавшего мужчины - "Как мы будем его искать, если вы его даже в лицо не видели?!"
Будучи в шоковом состоянии, с переломом носа, в порванной одежде, в крови, грязи и сперме ей пришлось настаивать на открытии уголовного дела, давать показания, и подписать заявление, неграмотно составленное следователем. Позже она рассказывала нам, что боялась находиться в комнате дознания с этими "специалистами".
Только через 4 часа ее повезли в больницу, где у нее взяли мазки. При этом в больнице, которая обязана фиксировать свидетельства преступлений, ей не провели ни экстренной профилактики нежелательной беременности, ни профилактики венерических инфекций и ВИЧ/СПИДа, не оказали экстренной медицинской помощи. Позже она сама пошла в местную поликлинику, где у нее был обнаружен перелом носа, сотрясение мозга после которого она находилась на больничном
-------------------------------------------------
- Эти мужчины работают быстрее телевизионных сценаристов и лучше профессиональных порнографов, когда они сочиняют строчку за строчкой об опасных желаниях маленьких девочек и о том, как мужчины постоянно попадают из-за них в беду. Они не просто представляют девочек объектами для секса, но агрессорами, «демоническими нимфетками». Они определяют не только тело ребенка, но и ее душу.
Флоренс Раш в книге «Самый страшный секрет» - показательной истории сексуального насилия над ребенком - показывает, как глубоко укоренилась эта ненависть к девочкам. Она поясняет, как Зигмунд Фрейд основывал свою теорию и практику на Лолите - на лжи, которую он помог укрепить и которой он придал вес
В общественное сознание постоянно транслируются мессиджи типа "Выхода нет", "Не преувеличивайте", "Вы ненормальны/озабочены (а то и вовсе феминистка)", если вы говорите о проблеме сексуального насилия. Одно верно: как и сорок лет назад, похоже, только феминисткам небезразлично то, что может случиться с их детьми (девочками и мальчиками).
Продолжение следует.
Начало
Изнасилование без флёра "влечения"
В сравнительных исследованиях психологических последствий у жертв изнасилования и жертв других преступлений показали, что у жертв сексуального насилия наиболее высоки вероятности развития продолжительного ПТСР. Это неудивительно, если принять во внимание физическую, психологическую и моральную профанацию, совершаемую в отношении жертв изнасилования. Цель насильника - запугать, подчинить и унизить свою жертву, заставить ее почувствовать собственное бессилие. Поэтому изнасилование представляет собой преднамеренно организованное действие по нанесению психической травмы. И это вновь приводит нас к вопросу об участии/не участии общества в целом в практиках сексуального насилия. Я уже цитировала Ю. Германн в посте об истерии и теперь повторюсь: "в основе психической травмы лежит социально организованное и регулируемое насилие, осуществляющееся над молодыми членами общества и представляющими из себя ритуалы инициации, приобщения к динамике принуждения, которая лежит в сердцевине современной общественной организации. Две основные формы социально регулируемого насилия - боевые действия и гендерное/сексуальное насилие - соответствуют основными парадигматическим формам принуждения для мужчин и женщин, соответственно". Именно поэтому на неоднократно поднимающийся вопрос о том, на чьей стороне стоит общество (упорно делающее вид, что ни на чьей) - насильника или жертвы, ответ в большинстве случаев: на стороне насильника. Общество премирует его безнаказанностью и наказывает жертву повторной виктимизацией через осуждение, остракизм, обвинение и игнорирование или физическое уничтожение, как случаях военных изнасилований ("Баб их тоже особо не жалели... Природа же требует своего... Изнасилованные афганки потом сами просили, чтобы их в расход отправили - все равно свои убьют, не простят позора").
Нигде так четко не просматриваются мотивационные схемы практики изнасилования, как в изнасиловании мужчин в тюрьмах (и других "казенных заведениях") и в массовых изнасилованиях женщин в период военных действий. Общественное табуирование этих двух проблем происходит от того, что при их рассмотрении уже невозможно говорить о якобы неосторожности или о "виктимном" поведении жертвы, о "неспособности" агрессора сдержать свои "сексуальные позывы", о "провоцировании" и "мазохизме" жертвы, психической девиантности насильника и прочее, так как в тюремном и военном изнасиловании совершенно отчетливо и неприкрыто выступает как стратегия действия, так и его целевое назначение. Тюремное изнасилование представляет собой "распределение ролей" в иерархии власти, осуществляемое в условиях исключительно мужской патриархатно-авторитарной среды, где молодые, физически слабые (часто - подростки) заключенные (как правило, не рецидивисты) принуждаются силой к исполнению социальной роли, во внешнем мире ассигнованной женщинам. Иерархический "код", существующий в тюрьмах, заключается в квази-выборе, перед которым ставят новоприбывших: или ты занимаешь положение "девки", или доказываешь свою принадлежность к "мужчинам". "Доказательством" маскулинности является: успешно отбить физические и сексуальные нападения других "мужчин" и приобрести в собственность "девку". Я подчеркиваю квази-выбор, потому что у огромного количества заключенных никакого выбора нет: молодость и/или физическая слабость - это приговор к "превращению в женщину". "Процесс "феминизации" осуществляется методично и жестоко... Я видел мальчишек, которые отбивались часами. Они не хотели сдаваться. Остальные заключенные и охранники наблюдали за нападениями и избиениями молодых парней с бесстрастным интересом. Они знали, что это рождение новой молодой женщины. Некоторые надеялись уже в ближайшем будущем использовать её" (Susan Brownmiller "Against our will"). Процесс феминизации - это процесс нанесения человеку психической травмы, приведение воли человека в состояние паралича и редукция его мыслительной активности к решению задачи физического выживания. Также это совершенно откровенный акт маркировки, стигматизации, навсегда лишающего человека его человеческого статуса. "Девки" не принадлежат к тюремному социуму, они являются собственностью их "мужчин": их могут сдавать внаем другим "мужчинам", продавать их и обменивать на других "девок". Они должны выполнять обязанности по бытовому обслуживанию своих хозяев "мужчин" и спрашивать у них разрешение, прежде чем что-либо сделать. Мужчины, насилующие других мужчин, не считаются гомосексуалами, а наоборот, доказавшими свою маскулинность и принадлежность к доминирующей группе. Тюремное изнасилование - это следствие определения маскулинности как триумфа физической силы. Мужчины, подчиненные с помощью реального применения силы или угроз ее применения, определяются как женщины (в том числе и номинально - им дают женские имена). Однако, пусть ни в коем случае не сложится впечатление, что тюремное изнасилование - это честный поединок, в результате которого кто-то побеждает, а кто-то проигрывает. Тюремные и военные изнасилования совершается при одном неприменном условии: изначальном численном и силовом превосходстве нападающих. В тюрьмах в отношении мужчин и на войне - в отношении женщин массово совершается одно и то же коллективное действие, в ходе которого утверждается собственная власть, а также ментальное удовлетворение от принадлежности к стану "настоящих мужчин". Причем это понятие "настоящий мужчина" в данном контексте по сути не судьба или предопределение, а социальная конструкция подчеркнуто гегемонической маскулинности, построенной на профессионализации насилия. И как всякая профессия, она обладает своей этикой и ответственностями, распространяемыми только на посвященных. Солидарность - только со своими, насилие по отношению к не своим - долг... Считается, что в военном изнасиловании присутствуют "отличительные признаки", которые якобы не встречаются в "повседневных" изнасилованиях. Называются в целом три характерных признака.
Прежде всего, это публичный акт. Враг должен видеть, что происходит с его "собственностью", поэтому мучители часто насилуют женщин перед их родным домом. Это акт против супруга (символически отца нации или лидера противника), а не акт против женщины. Сам факт изнасилования уже показывает, что насильник исходит из отсутствия у женщины собственной воли, собственного тела или желания. Поскольку унижение жены врага - символ победного завоевания, то само это унижение обставляется по возможности ужасно и театрально: у женщин вырывают волосы, отрезают части тела, связывают веревками.
Второй признак военных сексуальных злоупотреблений - групповое изнасилование. Боевые товарищи творят его в едином согласии: каждый должен быть как другие. Это отражает постоянную групповую потребность крепить и воспроизводить солидарность. Гомосоциальная сплоченность нуждается в постоянном подкреплении, будь то распитие спиртного, понимание одних и тех же шуток, или обмен похожими эмоциями. Когда "стрелять и факать", по выражению одного сербского солдата, является жизненным кредо воина, то изнасилование и смерть образуют вместе одну парадигму, которая отражает заданную женщинам роль на войне.
И, наконец, третий признак военных изнасилований - убийство женщины после сексуального насилия. Как мы знаем, женщина не является героем войны, если ее убивает солдат. Правда, и сам солдат не приобретает за это почестей. Казалось бы, достаточно факта изнасилования, и все же женщин убивают. В нарративах солдат, убивших свои жертвы насилия, тем не менее сквозит некое дискурсивное оправдание своих действий: сами попросили, ведь как после этого жить. То есть смерть выступает своего рода очищением и спасением по сравнению с жизнью этих женщин после совершенного над ними насилия. Возможно, на войне исключительно ярко возрастают самооправдывающая сила и самооправдывающее право на насилие и убийство
"Специфичность" военного изнасилования - только кажущаяся. В тюремном изнасиловании также воспроизводятся характеристики публичности, коллективности и жестокого истязания (очень часто приводящего к смерти). В "обыденном" изнасиловании женщин эти характеристики всегда присутствуют в случаях группового изнасилования. В эпизодах индивидуального изнасилования эти же элементы присутствуют в символическом виде: насильники известны пристрастием к ритуализации, трофеям и "фоторепортажам" (публичность), мышлением самих себя как принадлежащих к "настоящим мужчинам" и "осуществляющим свои права" (коллективность), нарочитой жестокостью к своим жертвам, часто переходящей в убийство.
За несуществование "специфических" видов изнасилования говорит и тот факт, что "общественность" всегда ведет себя одинаково: солидаризуется с насильником и криминализирует жертву. Это касается и большинства работников правоохранительных органов и медицинских учреждений. Общество участвует напрямую в психо-травматизации огромного числа людей - женщин, детей и мужчин - в первую очередь тем, что превентивно запугивает их:
- желание общества закрыть глаза на изнасилования мужчин так велико, что некоторые преступники насилуют мужчин, которых они обворовали или ограбили, так как знают, что в этом случае они не обратятся в полицию
------------------------------------------------
- Недавний пример: Елена, 35 лет, служащая, после работы вечером шла из магазина. Дома ее ждали муж, мама и дочка. Недалеко от своего дома на нее напал мужчина, который вырвал у нее телефон, сумку, избил и изнасиловал. Обратившись в ближайшее отделение милиции, Лена в течение 6 часов находилась под прессингом ухмыляющихся, наглых мужчин, которые демонстративно торопились домой и не собирались возбуждать уголовное дело, так как "пострадавшая не видела лица нападавшего мужчины - "Как мы будем его искать, если вы его даже в лицо не видели?!"
Будучи в шоковом состоянии, с переломом носа, в порванной одежде, в крови, грязи и сперме ей пришлось настаивать на открытии уголовного дела, давать показания, и подписать заявление, неграмотно составленное следователем. Позже она рассказывала нам, что боялась находиться в комнате дознания с этими "специалистами".
Только через 4 часа ее повезли в больницу, где у нее взяли мазки. При этом в больнице, которая обязана фиксировать свидетельства преступлений, ей не провели ни экстренной профилактики нежелательной беременности, ни профилактики венерических инфекций и ВИЧ/СПИДа, не оказали экстренной медицинской помощи. Позже она сама пошла в местную поликлинику, где у нее был обнаружен перелом носа, сотрясение мозга после которого она находилась на больничном
-------------------------------------------------
- Эти мужчины работают быстрее телевизионных сценаристов и лучше профессиональных порнографов, когда они сочиняют строчку за строчкой об опасных желаниях маленьких девочек и о том, как мужчины постоянно попадают из-за них в беду. Они не просто представляют девочек объектами для секса, но агрессорами, «демоническими нимфетками». Они определяют не только тело ребенка, но и ее душу.
Флоренс Раш в книге «Самый страшный секрет» - показательной истории сексуального насилия над ребенком - показывает, как глубоко укоренилась эта ненависть к девочкам. Она поясняет, как Зигмунд Фрейд основывал свою теорию и практику на Лолите - на лжи, которую он помог укрепить и которой он придал вес
В общественное сознание постоянно транслируются мессиджи типа "Выхода нет", "Не преувеличивайте", "Вы ненормальны/озабочены (а то и вовсе феминистка)", если вы говорите о проблеме сексуального насилия. Одно верно: как и сорок лет назад, похоже, только феминисткам небезразлично то, что может случиться с их детьми (девочками и мальчиками).
Продолжение следует.