История из обычной жизни.
История из обычной жизни.
Морозный воздух мятой свежей
Жжёт изнутри на каждый вдох.
Уж ночь. Стекаются поспешно
В неонный жар из погребов
И клубов душный доносимый
С тяжёлым ритмом злых басов...
-Туда...с поспешностью служивых,
Спешащих в дом с своих работ,
Приходят группами подростки,
И те, кто их переросли.
И в ритм единый чётко, броско,
Быстро вливаются они.
С очередной компаньей шумной
Туда попала и она.
Чуть во хмелю, чуть-чуть безумна
Вся юной глупости полна.
В простой рубашке, длинных брюках,
Чёрным послушным полотном
Стан обтянувших, с смехом шуток
На язычке её шальном.
Была она, скажем Марина,
Задорна, смела, не глупа.
Но часто много говорила,
Бывала сгоряча резка.
Глотнув прохладой жгущей водки,
От низких одурев частот,
Она вспылила в лёгкой ссорке,
И вышла в ночь из клуба. Вот
Тут истории начало,
Как говорится, родилось.
Теперь Марина замолчала
И осознала, что стряслось.
А дело вот в чём - двери клуба
В такое время завсегда
На выход лишь, моя голуба,
Работают. Так что ж? - Тогда
У нашей дорогой Марины
В кармане было три рубля.
Мороз -дополнить чтоб картину-
Был - двадцать пять вниз от нуля.
Тут ей взгрустнулось на минутку,
Трезвеющий потупив взор,
Она закутывалась в шубку,
За двором проходивши двор.
Дом далеко, Москва большая,
И ожерельем фонарей
Она опутана, сверкая
В нелепой гордости своей.
На безымянном перекрёстке,
С внезапным скрипом тормозов,
Машина, дыша жаром хлёстко,
Вдруг встала. Разошёлся шов
На её гладком монолите,
Так чётко обозначив дверь,
Остался за рулём водитель.
Машина, рыкнув будто зверь,
Дрожа стояла, а Марину
Тот, что по месту - пассажир,
В охапку (рослый был мужчина)
Схватил и ловко так скрутил.
Пришла в себя уж в машине,
Но растерялась не бог весть.
Ох уж Мариночка, Марина -
- Что ж, можешь поудобней сесть.
В салоне музыка играла,
Неслись, что ветер, по шоссе.
И губы белые кусала
Девчёнка наша. Как и все
В таком бы бывши переплёте:
Испугана и смущена
Она была. И с поворотом
Москва оставлена была
Уж сзади. В звёздном небе ели
Верхушек щётками скребли
Блеск хризопразов и шпинели,
Какими заткан зимней тьмы
Капот. А девочка-то наша
Страшась, что нет вкруг фонарей,
Пришла в себя вдруг, стала краше,
Спокойней, тише и скромней.
В звезду свою уверив свято,
Она вдруг будто бы спаслась,
И шерстяную сняв перчатку,
На "будь что будет" положась
Она ждала пути итога,
В затылки всматриваясь тех,
Кто так внезапно на дороге
Ей погасил зелёный свет.
По трассе ехали недолго,
На север-северо-восток,
Адреналин тупой иголкой,
Колол в виски, в сердце, в живот.
Ухало сердце будто в омут,
И страх нейлоновым чулком
Душил. Быть может вам знакомо
Такое чувство. В горле ком.
На многих трассах подмосковья
Нанизаны, как узелки,
Жилые зоны. Беспокойней,
Оранжевей там фонари.
Так вот один из подмосковных
Малых закрытых городов
Стал для Марины в ту ночь зоной,
Где за неё войну вело
Слепое в хладе провиденье,
И свет марининой звезды,
В ночь ту мгновенье за мгновеньем,
Кадр за кадром...все бразды
Правленья хрупкою судьбою
Делили фарт и неудел.
Выйдет ли целой и живою
Из переделки дева. Мел
Щёк её сейчас тенями
Густыми сизыми прикрыт.
Машина встала. Двор с огнями.
В мороз снег, как крахмал скрипит.
В кабак иной, масштабом меньший.
Туда Марину привели
Два спутника - один покрепче,
Пониже - звался Серафим.
От дали ж человеку имя(!)
Оттенок подлости придать...
Как в жизни вёл с другими
Пусть так и будет подыхать.
Что ж - ну да бог с ним; про второго:
Он был высок, широк в плечах,
В груди, в тазу, но, право слово
Был, сказать мягко, туповат.
Но исполнителен безмерно,
Военной выправкой хвалён,
Не склонен к лжи и лицемерью,
Порою воодушевлён.
Имя утеряно, пластами
Илов-времён занесено.
Право не важно. Так вот, с нами
Интрига в мире этих трёх.
Итак, Марина наша в баре.
Трезва, чинна, строга, бледна.
Внемлет словам и излагает
Тому, что безымян для нас
Весь массив знаний, что скопила
К тому моменту за всю жизнь,
Да в убеждения вложила
Всю силу всех своих харизм.
Отметим сразу, что Марине
Тут несказанно повезло,
И хоть глаза были пустыми,
Усталыми и на чело
Легла ухмылка недоверья
Ей собеседник всё ж внимал.
Он просто слушал. А у двери
Другой был - доли своей ждал.
По завершеньи монолога
С водителем того авто,
Марину вновь ждала дорога.
Теперь в какой-то закуток.
А там девице предложили
Пойти развлечь в бане ребят,
Слова Марину возмутили,
Был резкий дан ею отказ.
Который звался Серафимом
Тогда покинул свой насест,
Исчадьем ада на Марину
Накинулся. Короткий жест
Девицу быстро распластали,
Вжали в сиденье головой,
В обивку пыльную плечами,
Коленом в грудь, в окно спиной.
Марине в ухо прошибели,
Что "если баба, значит блядь"
И объяснили, как сумели
Что "шансов нет у ней сбежать".
Дыханье горькое девчёнки
Густым узором на окне
В морозе стыло тонкой плёнкой
Рисунка искр, улыбок фей;
Тончайших игл филиграни
Из пара рисовал мороз,
И хрипом сдавленно рыданье
Им превращалось в россыпь звёзд.
Снизу округлый подбородок
Охвачен грубой был рукой
И жесткой кожи палец больно
Давил ей щёку. Пятернёй
Другой руки пушистый глянец
Её растрёпанных волос
Был у затылка сжат. Румянец
Покинул её щёчки вновь.
И что-то от неё хотели,
И что-то требовали; вот
Солёный чужим потом целый
Палец засунули ей в рот.
Прижав язык, чтоб не кричала
Твердили что-то ей одно,
Но всего жутче ощущала
Она стальное полотно,
Прохладу острую металла
Под ухом, сбоку, чуть-чуть вниз...
И было мерзко, глупо, жалко
-Как это ни смешно - в тот миг,
Что разорвали ей рубашку,
Ту, что дарил любимый брат,
И каждый вдох был как затяжка,
А сглатывала будто яд.
И всё, казалось, бесполезно
И безнадёжно уж кричать,
Но тут откуда-то любезно
Усталый голос прекращать
Велел "всё это" Серафиму,
И тот послушался его,
Минута передышки мимо
Марины мчалось словно год.
Тогда ей прорычали шумно:
"Коли не дашь - вали в туман";
Она ушла в мороз бездумно,
Во тьму - к белевшим деревам.
Неясный, незнакомый город
Редким мерцаньем фонарей
Светился в дали незнакомо
Зло, чуждо; темнотой аллей
Каких-то сосен удручая.
Мороз крепчал и звёздным дном
Тропку Марины освещая,
Светясь холодным хрусталём,
Сей город небо покрывало.
Марина шла туда, где свет.
Навстречу твёрдо ей шагало
Двое людей. У них совет
Марина выспросить пыталась,
Ей милостиво помогли,
Ей ласково поулыбались,
И, заслонивши фонари,
Спросили строго документы,
Сказав, что городок закрыт
Для посторонних, что военный
Объект здесь...а таких Марин
Обычно ждут вон в том участке,
Но на сагодня ей простят...
А то там есть уж Даша с Настей,
И не досуг идти назад.
Сказали, пусть переночует
Здесь у знакомых иль друзей,
Чтоб выше нос, пусть не тоскует,
Чтобы глядела веселей.
Она сказала, что не знает
Здесь никого, и где она,
И что она не представляет,
Зачем сюда привезена.
Трёх говоривших в тьме района,
Вдруг выхватил из ночи свет
Фар уж машины ей знакомой,
И липкий холод в животе
Свернулся скользкою змеёю.
И вот её недавний враг
С напарником - доселе двое
Их было - мило говорят
Вот с этими двумя ментами,
В приветствии аж обнявшись,
И закадычными друзьями
Друг друга вдруг оказавшись.
Марина в шоке. Где же правда?
Из чего соткан этот мир?
Что же судьбе от неё надо?
Что здесь за фарс? Что за сортир?
Менты сказали, улыбаясь,
Что мол, вот это их друзья,
Люди хорошие и знаешь,
Как там? - Мариночка тебя-
Зовут? - так вот - у них ты можешь
Себе спокойно ночевать,
Они накормят и уложат,
Так что не бойся, иди спать.
Марина в трансе. Весь дар речи
Её как будто бы пропал
Меньше всего желала встречи
С ними она. Мороз крепчал.
Тот безымянный, что водитель,
Сказал, садилась чтоб в салон,
Что Серафим не истребитель,
И что её не тронет он.
Волна безволья душной дрожью
Марину начала топить,
Беззвучным криком, златой рожью
Над ней качались фонари.
Тупою куклою покорна
Марина села вновь назад
В салон машины, будто горном
Ей эшафот, казнь и закат
Вдруг возвестили, но однако
Её не трогали уже,
И нервно слой за слоем лака
Сдирала со своих ногтей
Девушка наша. По дороге
Покинул их злой Серафим,
Водитель в радостной тревоге
Глаза с Марины не сводил.
Он искренне и несомненно
Считал спасителем себя
Души невинно избиенной,
То бишь Марининой. Шутя
Ей говорил, как бы по кругу
Должны были пустить её,
Но столь эффектную подругу
От этой доли он сберёг.
Он уповал наивно свято,
Что девица им спасена,
Свой стан и лоно, хоть помята
И перепугана она,
Всё же ему в ту ночь подарит,
Ибо он "круто" её спас.
И отчего она рыдает
Там за его спиной как раз
Он в полном был недоуменье.
Привёз Марину он к себе
В казарму - царство сна и лени,
Бордель, общага, стойло, хлев.
Остаток ночи он Марину
Склонить пытался всё к любви
Настойчиво, но без насилья.
Упрям был...что ни говори.
Но тут Мариночкины нервы
В итоге стали уж сдавать
И всхлип за всхлипом плачем мерным
Стали ему надоедать.
Решила всё одна лишь фраза:
Так - в исступлении ему,
Как будто охмелев от газа,
Марина говорит: "К чему
Вам я?! Я умоляю,
Я заклинаю Вас навек
Вы видите, что я рыдаю?!
Вы видите - я человек?!
Что я не тело, не игрушка,
Не кукла и не манекен,
Я - личность, я не потаскушка,
Просто я к Вам попала в плен..."
И вот Марине одеяло
Швырнули и сказали:"Спи.
Я утомлён, и ты устала,
А скоро утро уж". Они
Так и уснули, тесно рядом;
Марину он к себе прижал,
Как плюшевого мишку. Сразу
Затих, заснул и задышал.
Марина деревянным телом,
Смотревши в стенку до утра,
Не шевелясь и не потея,
Лежала. Грязь от полотна
Что на окошке занавеской
Служило во каморке той,
Кружилась пылью, коврик детский
И выцветший, там гном с трубой
Был выткан, стенки украшеньем
Единственным был; на полу
Покрыта грязью, плесневея
Пара сапог тлела в углу.
На табуретке у постели
Холодным жиром чуть блестя
- Сковорода, там подгорелый
Желток засохшего яйца.
Проснулись днём. В немом порыве
Благодарения за честь
Свою наша Марина
Там прибралась, сготовив есть,
Помыв полы, окно каморки,
Спросила тяжело вздохнув,
Как ей уйти отсюда только
И как добраться ей в Москву.
Мужик оделся, хмуро глянул
На оробевшее дитя,
Сказал, что, мол, годочков мало
И здорово, что на себя
Греха не взял вчера, что - ладно,
Её свезёт он до Москвы,
Дескать на улице прохладно,
И надобно купить еды...
Марина, оказавшись дома,
Как была - в шубе, в сапогах,
Села на пол с рыданьем громко
В истерике захохотав...
В клубы с тех пор почти не ходит,
Бывает только иногда,
С подругами и не заводит
Беседы что "о мужиках"...
27.02-10.03.2008
Морозный воздух мятой свежей
Жжёт изнутри на каждый вдох.
Уж ночь. Стекаются поспешно
В неонный жар из погребов
И клубов душный доносимый
С тяжёлым ритмом злых басов...
-Туда...с поспешностью служивых,
Спешащих в дом с своих работ,
Приходят группами подростки,
И те, кто их переросли.
И в ритм единый чётко, броско,
Быстро вливаются они.
С очередной компаньей шумной
Туда попала и она.
Чуть во хмелю, чуть-чуть безумна
Вся юной глупости полна.
В простой рубашке, длинных брюках,
Чёрным послушным полотном
Стан обтянувших, с смехом шуток
На язычке её шальном.
Была она, скажем Марина,
Задорна, смела, не глупа.
Но часто много говорила,
Бывала сгоряча резка.
Глотнув прохладой жгущей водки,
От низких одурев частот,
Она вспылила в лёгкой ссорке,
И вышла в ночь из клуба. Вот
Тут истории начало,
Как говорится, родилось.
Теперь Марина замолчала
И осознала, что стряслось.
А дело вот в чём - двери клуба
В такое время завсегда
На выход лишь, моя голуба,
Работают. Так что ж? - Тогда
У нашей дорогой Марины
В кармане было три рубля.
Мороз -дополнить чтоб картину-
Был - двадцать пять вниз от нуля.
Тут ей взгрустнулось на минутку,
Трезвеющий потупив взор,
Она закутывалась в шубку,
За двором проходивши двор.
Дом далеко, Москва большая,
И ожерельем фонарей
Она опутана, сверкая
В нелепой гордости своей.
На безымянном перекрёстке,
С внезапным скрипом тормозов,
Машина, дыша жаром хлёстко,
Вдруг встала. Разошёлся шов
На её гладком монолите,
Так чётко обозначив дверь,
Остался за рулём водитель.
Машина, рыкнув будто зверь,
Дрожа стояла, а Марину
Тот, что по месту - пассажир,
В охапку (рослый был мужчина)
Схватил и ловко так скрутил.
Пришла в себя уж в машине,
Но растерялась не бог весть.
Ох уж Мариночка, Марина -
- Что ж, можешь поудобней сесть.
В салоне музыка играла,
Неслись, что ветер, по шоссе.
И губы белые кусала
Девчёнка наша. Как и все
В таком бы бывши переплёте:
Испугана и смущена
Она была. И с поворотом
Москва оставлена была
Уж сзади. В звёздном небе ели
Верхушек щётками скребли
Блеск хризопразов и шпинели,
Какими заткан зимней тьмы
Капот. А девочка-то наша
Страшась, что нет вкруг фонарей,
Пришла в себя вдруг, стала краше,
Спокойней, тише и скромней.
В звезду свою уверив свято,
Она вдруг будто бы спаслась,
И шерстяную сняв перчатку,
На "будь что будет" положась
Она ждала пути итога,
В затылки всматриваясь тех,
Кто так внезапно на дороге
Ей погасил зелёный свет.
По трассе ехали недолго,
На север-северо-восток,
Адреналин тупой иголкой,
Колол в виски, в сердце, в живот.
Ухало сердце будто в омут,
И страх нейлоновым чулком
Душил. Быть может вам знакомо
Такое чувство. В горле ком.
На многих трассах подмосковья
Нанизаны, как узелки,
Жилые зоны. Беспокойней,
Оранжевей там фонари.
Так вот один из подмосковных
Малых закрытых городов
Стал для Марины в ту ночь зоной,
Где за неё войну вело
Слепое в хладе провиденье,
И свет марининой звезды,
В ночь ту мгновенье за мгновеньем,
Кадр за кадром...все бразды
Правленья хрупкою судьбою
Делили фарт и неудел.
Выйдет ли целой и живою
Из переделки дева. Мел
Щёк её сейчас тенями
Густыми сизыми прикрыт.
Машина встала. Двор с огнями.
В мороз снег, как крахмал скрипит.
В кабак иной, масштабом меньший.
Туда Марину привели
Два спутника - один покрепче,
Пониже - звался Серафим.
От дали ж человеку имя(!)
Оттенок подлости придать...
Как в жизни вёл с другими
Пусть так и будет подыхать.
Что ж - ну да бог с ним; про второго:
Он был высок, широк в плечах,
В груди, в тазу, но, право слово
Был, сказать мягко, туповат.
Но исполнителен безмерно,
Военной выправкой хвалён,
Не склонен к лжи и лицемерью,
Порою воодушевлён.
Имя утеряно, пластами
Илов-времён занесено.
Право не важно. Так вот, с нами
Интрига в мире этих трёх.
Итак, Марина наша в баре.
Трезва, чинна, строга, бледна.
Внемлет словам и излагает
Тому, что безымян для нас
Весь массив знаний, что скопила
К тому моменту за всю жизнь,
Да в убеждения вложила
Всю силу всех своих харизм.
Отметим сразу, что Марине
Тут несказанно повезло,
И хоть глаза были пустыми,
Усталыми и на чело
Легла ухмылка недоверья
Ей собеседник всё ж внимал.
Он просто слушал. А у двери
Другой был - доли своей ждал.
По завершеньи монолога
С водителем того авто,
Марину вновь ждала дорога.
Теперь в какой-то закуток.
А там девице предложили
Пойти развлечь в бане ребят,
Слова Марину возмутили,
Был резкий дан ею отказ.
Который звался Серафимом
Тогда покинул свой насест,
Исчадьем ада на Марину
Накинулся. Короткий жест
Девицу быстро распластали,
Вжали в сиденье головой,
В обивку пыльную плечами,
Коленом в грудь, в окно спиной.
Марине в ухо прошибели,
Что "если баба, значит блядь"
И объяснили, как сумели
Что "шансов нет у ней сбежать".
Дыханье горькое девчёнки
Густым узором на окне
В морозе стыло тонкой плёнкой
Рисунка искр, улыбок фей;
Тончайших игл филиграни
Из пара рисовал мороз,
И хрипом сдавленно рыданье
Им превращалось в россыпь звёзд.
Снизу округлый подбородок
Охвачен грубой был рукой
И жесткой кожи палец больно
Давил ей щёку. Пятернёй
Другой руки пушистый глянец
Её растрёпанных волос
Был у затылка сжат. Румянец
Покинул её щёчки вновь.
И что-то от неё хотели,
И что-то требовали; вот
Солёный чужим потом целый
Палец засунули ей в рот.
Прижав язык, чтоб не кричала
Твердили что-то ей одно,
Но всего жутче ощущала
Она стальное полотно,
Прохладу острую металла
Под ухом, сбоку, чуть-чуть вниз...
И было мерзко, глупо, жалко
-Как это ни смешно - в тот миг,
Что разорвали ей рубашку,
Ту, что дарил любимый брат,
И каждый вдох был как затяжка,
А сглатывала будто яд.
И всё, казалось, бесполезно
И безнадёжно уж кричать,
Но тут откуда-то любезно
Усталый голос прекращать
Велел "всё это" Серафиму,
И тот послушался его,
Минута передышки мимо
Марины мчалось словно год.
Тогда ей прорычали шумно:
"Коли не дашь - вали в туман";
Она ушла в мороз бездумно,
Во тьму - к белевшим деревам.
Неясный, незнакомый город
Редким мерцаньем фонарей
Светился в дали незнакомо
Зло, чуждо; темнотой аллей
Каких-то сосен удручая.
Мороз крепчал и звёздным дном
Тропку Марины освещая,
Светясь холодным хрусталём,
Сей город небо покрывало.
Марина шла туда, где свет.
Навстречу твёрдо ей шагало
Двое людей. У них совет
Марина выспросить пыталась,
Ей милостиво помогли,
Ей ласково поулыбались,
И, заслонивши фонари,
Спросили строго документы,
Сказав, что городок закрыт
Для посторонних, что военный
Объект здесь...а таких Марин
Обычно ждут вон в том участке,
Но на сагодня ей простят...
А то там есть уж Даша с Настей,
И не досуг идти назад.
Сказали, пусть переночует
Здесь у знакомых иль друзей,
Чтоб выше нос, пусть не тоскует,
Чтобы глядела веселей.
Она сказала, что не знает
Здесь никого, и где она,
И что она не представляет,
Зачем сюда привезена.
Трёх говоривших в тьме района,
Вдруг выхватил из ночи свет
Фар уж машины ей знакомой,
И липкий холод в животе
Свернулся скользкою змеёю.
И вот её недавний враг
С напарником - доселе двое
Их было - мило говорят
Вот с этими двумя ментами,
В приветствии аж обнявшись,
И закадычными друзьями
Друг друга вдруг оказавшись.
Марина в шоке. Где же правда?
Из чего соткан этот мир?
Что же судьбе от неё надо?
Что здесь за фарс? Что за сортир?
Менты сказали, улыбаясь,
Что мол, вот это их друзья,
Люди хорошие и знаешь,
Как там? - Мариночка тебя-
Зовут? - так вот - у них ты можешь
Себе спокойно ночевать,
Они накормят и уложат,
Так что не бойся, иди спать.
Марина в трансе. Весь дар речи
Её как будто бы пропал
Меньше всего желала встречи
С ними она. Мороз крепчал.
Тот безымянный, что водитель,
Сказал, садилась чтоб в салон,
Что Серафим не истребитель,
И что её не тронет он.
Волна безволья душной дрожью
Марину начала топить,
Беззвучным криком, златой рожью
Над ней качались фонари.
Тупою куклою покорна
Марина села вновь назад
В салон машины, будто горном
Ей эшафот, казнь и закат
Вдруг возвестили, но однако
Её не трогали уже,
И нервно слой за слоем лака
Сдирала со своих ногтей
Девушка наша. По дороге
Покинул их злой Серафим,
Водитель в радостной тревоге
Глаза с Марины не сводил.
Он искренне и несомненно
Считал спасителем себя
Души невинно избиенной,
То бишь Марининой. Шутя
Ей говорил, как бы по кругу
Должны были пустить её,
Но столь эффектную подругу
От этой доли он сберёг.
Он уповал наивно свято,
Что девица им спасена,
Свой стан и лоно, хоть помята
И перепугана она,
Всё же ему в ту ночь подарит,
Ибо он "круто" её спас.
И отчего она рыдает
Там за его спиной как раз
Он в полном был недоуменье.
Привёз Марину он к себе
В казарму - царство сна и лени,
Бордель, общага, стойло, хлев.
Остаток ночи он Марину
Склонить пытался всё к любви
Настойчиво, но без насилья.
Упрям был...что ни говори.
Но тут Мариночкины нервы
В итоге стали уж сдавать
И всхлип за всхлипом плачем мерным
Стали ему надоедать.
Решила всё одна лишь фраза:
Так - в исступлении ему,
Как будто охмелев от газа,
Марина говорит: "К чему
Вам я?! Я умоляю,
Я заклинаю Вас навек
Вы видите, что я рыдаю?!
Вы видите - я человек?!
Что я не тело, не игрушка,
Не кукла и не манекен,
Я - личность, я не потаскушка,
Просто я к Вам попала в плен..."
И вот Марине одеяло
Швырнули и сказали:"Спи.
Я утомлён, и ты устала,
А скоро утро уж". Они
Так и уснули, тесно рядом;
Марину он к себе прижал,
Как плюшевого мишку. Сразу
Затих, заснул и задышал.
Марина деревянным телом,
Смотревши в стенку до утра,
Не шевелясь и не потея,
Лежала. Грязь от полотна
Что на окошке занавеской
Служило во каморке той,
Кружилась пылью, коврик детский
И выцветший, там гном с трубой
Был выткан, стенки украшеньем
Единственным был; на полу
Покрыта грязью, плесневея
Пара сапог тлела в углу.
На табуретке у постели
Холодным жиром чуть блестя
- Сковорода, там подгорелый
Желток засохшего яйца.
Проснулись днём. В немом порыве
Благодарения за честь
Свою наша Марина
Там прибралась, сготовив есть,
Помыв полы, окно каморки,
Спросила тяжело вздохнув,
Как ей уйти отсюда только
И как добраться ей в Москву.
Мужик оделся, хмуро глянул
На оробевшее дитя,
Сказал, что, мол, годочков мало
И здорово, что на себя
Греха не взял вчера, что - ладно,
Её свезёт он до Москвы,
Дескать на улице прохладно,
И надобно купить еды...
Марина, оказавшись дома,
Как была - в шубе, в сапогах,
Села на пол с рыданьем громко
В истерике захохотав...
В клубы с тех пор почти не ходит,
Бывает только иногда,
С подругами и не заводит
Беседы что "о мужиках"...
27.02-10.03.2008