год 1991...
Мне было шесть. Я ходила в нулевку - нулевой класс, который находился в Кировском сквере в длинном, сером и приземистом двухэтажном здании и был приписан к школе № 117. У меня была кусачая коричневая форма, белые кружевные воротнички и манжеты, которые пришивались, моментально пачкались, отрезались, стирались и снова пришивались, а еще - черный фартук и оранжевый портфель из дермантина с Красной Шапочкой. А еще у меня была противного зеленого цвета перьевая ручка, которую надо было заправлять фиолетовыми чернилами, и пятна от них повсеместно, разумеется, тоже были. Тогда еще было время, когда я всех любила по умолчанию, Тогда еще был Советский Союз.
К тому моменту я уже очень хорошо умела читать, поэтому на уроках мне было скучно. Моя первая учительница, строгая Валентина Ульяновна, для моего успокоения давала мне тоненькую белую брюшурку с дидактическими материалами, которую я успевала прочитывать вдоль и поперек по нескольку раз за урок.
На прогулки мы выходили в Кировский садик, на заасфальтированный пятачок, где сейчас построена новомодная детская площадка. Мы играли, что я - королева. У меня были соратники - Миша Молдавский, Виталик Грицько и Кристина Усова. А еще у меня был трон - старый трухлявый пень, в котором водились большие жирные слизняки, которые были очень интересные, но редко показывались. Мы играли, что трон был на самом деле сделан из золота, поэтому, конечно, находились разбойники (наши местные сорвиголовы Дима, Владик и Сережа), которые хотели отхватить от этого золотого запаса хотя бы кусочек. Еще мы играли в расследования в духе Шерлока Холмса и искали на земле следы Собаки Баскервилей.
У Миши Молдавского были черные вьющиеся волосы, нос с горбинкой, блестящие карие глаза, синяя школьная форма и фиолетовый портфель с грустным щенком. Я была в него влюблена весь нулевой класс и даже после.
А еще у Валентины Ульяновны была дочка Наташа, которая училась в институте и приходила помогать маме во второй половине дня. Наташу я очень любила. Я сочиняла стихи, а она их записывала. Именно с нее мое стихотворчество и началось. А еще я помню, как у меня сильно расшатался зуб, а из под него начал прорастать другой и Наташа уговорила меня его выдернуть ниточкой, а потом завернула в бумажку и написала на ней "Светин зубик". Потом, в восемь лет я сознательно решила креститься и моей крестной попросила быть именно Наташу.
К поздней весне того же года относится одно из серьезных "боевых ранений". В другой части скверика находились аттракционы и качели и, когда потеплело, мы стали гулять там. Однажды мы катались на качелях. На одних втроем. Один человек сидел боком, двое стояли. Я уже не помню, как разжались мои руки - я слетела с качелей на полном ходу и пропахала подбородком тротуарную плитку.
В детстве у меня была странная особенность - когда мне было очень больно физически, например, после ударов или травм, я начинала бежать, куда глаза глядят. Вот и в этот раз, зажимая рукой окровавленный подбородок я понеслась в здание, забежала в туалет, стала умываться холодной водой. Следом прибежала насмерть перепуганная нянечка. Потом была Слободка, швы и противостолбнячная сыворотка, от которой мне было херовее, чем от самого падения.
Потом Валентине Ульяновне предложили перейти в другую школу. Некоторые ученики перевелись вслед за ней, другие остались в 117й, а я была в числе третьих, родители которых стали искать другие учебные заведения. Моя мама тоже пыталась меня куда-то устроить...
Меня не приняли во Вторую Гимназию, тогда еще в школу №9. Я помню, как я шла домой с мамой и бабушкой. У них были очень расстроенные лица и я переживала. К тому моменту я уже знала часть таблицы умножения и была уверена, что меня не приняли потому, что я замешкалась, умножая 6х7. Уже потом мама мне рассказала, что прособеседовав меня, директор школы Сергей Максимович, заявил ей: "Нам вундеркинды не нужны!". В конце-концов, я попала в школу №121, где меня приняли после первого собеседования, несмотря на то, что я и минуты не могла усидеть на месте.
В августе случился путч, а потом Украина осознала себя независимой, причем так быстро, что первого сентября я шла в школу в украинском костюме и венке с маками, а фотографировали меня с книжкой, на которой было написано "Буквар".
В новой школе у меня появились друзья - Даша Косенко и Алеша Кожемякин. Они были детьми коллег - зубных врачей и знали друг друга раньше. А меня с Дашкой связывала совсем уж нереальная история, которая тогда же и выяснилась. Оказывается, когда-то моя бабушка встречалась с ее дедушкой, они любили друг друга, собирались пожениться, но... не сложилось. Тот факт, что мы могли бы быть сестрами, сблизил нас окончательно.
Кожемякин был красив, как утренняя звезда - у него были большие яркие голубые глаза, правильные черты лица... короче, на принца катил. Вот на такой вот оптимистической ноте и закончился мой 1991 год.
На самом деле это - флешмоб, подхваченный у nika_rrektno. Кто хочет год - лезьте в комменты:)
К тому моменту я уже очень хорошо умела читать, поэтому на уроках мне было скучно. Моя первая учительница, строгая Валентина Ульяновна, для моего успокоения давала мне тоненькую белую брюшурку с дидактическими материалами, которую я успевала прочитывать вдоль и поперек по нескольку раз за урок.
На прогулки мы выходили в Кировский садик, на заасфальтированный пятачок, где сейчас построена новомодная детская площадка. Мы играли, что я - королева. У меня были соратники - Миша Молдавский, Виталик Грицько и Кристина Усова. А еще у меня был трон - старый трухлявый пень, в котором водились большие жирные слизняки, которые были очень интересные, но редко показывались. Мы играли, что трон был на самом деле сделан из золота, поэтому, конечно, находились разбойники (наши местные сорвиголовы Дима, Владик и Сережа), которые хотели отхватить от этого золотого запаса хотя бы кусочек. Еще мы играли в расследования в духе Шерлока Холмса и искали на земле следы Собаки Баскервилей.
У Миши Молдавского были черные вьющиеся волосы, нос с горбинкой, блестящие карие глаза, синяя школьная форма и фиолетовый портфель с грустным щенком. Я была в него влюблена весь нулевой класс и даже после.
А еще у Валентины Ульяновны была дочка Наташа, которая училась в институте и приходила помогать маме во второй половине дня. Наташу я очень любила. Я сочиняла стихи, а она их записывала. Именно с нее мое стихотворчество и началось. А еще я помню, как у меня сильно расшатался зуб, а из под него начал прорастать другой и Наташа уговорила меня его выдернуть ниточкой, а потом завернула в бумажку и написала на ней "Светин зубик". Потом, в восемь лет я сознательно решила креститься и моей крестной попросила быть именно Наташу.
К поздней весне того же года относится одно из серьезных "боевых ранений". В другой части скверика находились аттракционы и качели и, когда потеплело, мы стали гулять там. Однажды мы катались на качелях. На одних втроем. Один человек сидел боком, двое стояли. Я уже не помню, как разжались мои руки - я слетела с качелей на полном ходу и пропахала подбородком тротуарную плитку.
В детстве у меня была странная особенность - когда мне было очень больно физически, например, после ударов или травм, я начинала бежать, куда глаза глядят. Вот и в этот раз, зажимая рукой окровавленный подбородок я понеслась в здание, забежала в туалет, стала умываться холодной водой. Следом прибежала насмерть перепуганная нянечка. Потом была Слободка, швы и противостолбнячная сыворотка, от которой мне было херовее, чем от самого падения.
Потом Валентине Ульяновне предложили перейти в другую школу. Некоторые ученики перевелись вслед за ней, другие остались в 117й, а я была в числе третьих, родители которых стали искать другие учебные заведения. Моя мама тоже пыталась меня куда-то устроить...
Меня не приняли во Вторую Гимназию, тогда еще в школу №9. Я помню, как я шла домой с мамой и бабушкой. У них были очень расстроенные лица и я переживала. К тому моменту я уже знала часть таблицы умножения и была уверена, что меня не приняли потому, что я замешкалась, умножая 6х7. Уже потом мама мне рассказала, что прособеседовав меня, директор школы Сергей Максимович, заявил ей: "Нам вундеркинды не нужны!". В конце-концов, я попала в школу №121, где меня приняли после первого собеседования, несмотря на то, что я и минуты не могла усидеть на месте.
В августе случился путч, а потом Украина осознала себя независимой, причем так быстро, что первого сентября я шла в школу в украинском костюме и венке с маками, а фотографировали меня с книжкой, на которой было написано "Буквар".
В новой школе у меня появились друзья - Даша Косенко и Алеша Кожемякин. Они были детьми коллег - зубных врачей и знали друг друга раньше. А меня с Дашкой связывала совсем уж нереальная история, которая тогда же и выяснилась. Оказывается, когда-то моя бабушка встречалась с ее дедушкой, они любили друг друга, собирались пожениться, но... не сложилось. Тот факт, что мы могли бы быть сестрами, сблизил нас окончательно.
Кожемякин был красив, как утренняя звезда - у него были большие яркие голубые глаза, правильные черты лица... короче, на принца катил. Вот на такой вот оптимистической ноте и закончился мой 1991 год.
На самом деле это - флешмоб, подхваченный у nika_rrektno. Кто хочет год - лезьте в комменты:)