последний экзамен
Только что вернулся с консультации по русскому, котрую проводил почему-то Маршанский, моложавый директор музыкальной школы при училище, в которой я числился весь этот год. Сидели мы в просторной (на мой взгляд) аудитории первого этажа. Кроме меня, запыхавшегося гепарда, прихабалившего сюда минута в минуту, побоку сидела делового вида молодая мадемуазель (впрочем, может и мадам с нынешней-то акселерацией), до этого аккуратно сидевшая перед дверью на батарее. Маршанский сказал, что мы нарушители, ибо не писали или не хотим предъявлять результаты еге. И что поэтой причине мы будем писать не еге, а изложение. Мадемуазель спросила, сколько времени будем писать. Маршанский казал, что не помнит, на что девчонка смущенно заулыбалась (видимо она успела влюбиться в секс-символ подготовительного отделения). Я несвоим голосом задал извечный мой вопрос, можно ли пользоваться штрихом. Маршанский холоднее (или мне так показалось?) сказал, что нет, нельзя. Но вообще, он мне понравился. Разве что, мне все время кажется, что он холодно со мной разговаривает. Но я ни на что не претендую. Он в принципе толстый и в бордовой рубашке.