Дневник. 1987 - 89 год. Глава 5. Нудная агония советских богов
Четвертая глава
Красавица Татьяна Друбич в фильме "Асса"
Вот так продолжал я реагировать на всякие трепыхания и флуктуации в верхних эшелонах издыхающей советской власти.
В "Огоньке" работала мама, и все бесконечные перипетии с Коротичем были мне хорошо известны. Он крутился, вертелся, перестройка все время была под угрозой - причем меня волновал только один аспект перестройки: чтобы продолжали публиковать ранее запретную литературу и не мешали журналистам писать правду, хотя бы относительную.
Процесс шел неумолимо, но мне все время казалось, что он вот-вот прервется.
А вот про фильмы я мог бы и поподробнее написать, но поленился. Политическая дребедень уже в те годы меня намного больше занимала, чем искусство.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
24 января 1988 года
Без пиетета о гнусном характере
О многом я так и не написал.
О воспоминаниях Варлама Шаламова "Двадцатые годы", например. Великолепные записки, где не только рассказано честно и нелицеприятно о людях советской литературы, в том числе едко о Третьякове, без пиетета и уважения об Асееве и Сельвинском, как-то небрежно о Багрицком (я не согласен с его оценкой Шаламовым, Багрицкий - большой поэт), и даже о Маяковском без придыхания (в том числе интересный факт или версия: автор стихов о "Гавриле" из "12 стульев" якобы списан с Маяковского, весьма халтурившего одно время). Ну и о гнусном характере Маяковского, его хамстве, грубости, пускай даже вынужденных.
Но не только этим интересны и ценны записки Шаламова. То и дело среди мемуарной суеты он высказывает свои мысли об искусстве и поэзии, и они столь глубоки, серьезны, что поражаешься, сколь глубокий ум был затравлен, забит и убит Советской властью вкупе с подонками из Союза писателей (а подонки там почти все).
Кино наше и не наше
Фильм "Асса" Сергея Соловьева. Вся возня вокруг его премьеры интереснее и важнее самого фильма, странного и малопонятного.
"Гибель богов" (точнее Götterdämmerung) Висконти - эффектный, блестяще снятый фильм, гениален Хельмут Бергер, хорош Дирк Богард и прочие, но мне фильм показался весьма примитивным, как и всё западное политическое кино (ну и дурак же я был!).
31 января
Беспокойство на пустом месте
Кстати, "Доктор Живаго" начал печататься в "Новом мире", я не читаю сейчас, все-таки дважды уже читал, и так руки не доходят ни до чего.
Начал читать две гениальные, без преувеличения, вещи, но скажу о них до конца потом. Это "Жизнь и судьба" Вас. Гроссмана и "Замок" Франца Кафки (не уверен, что дочитаю)(почему не уверен был? Фиг знает).
Помню всю суету вокруг "Собачьего сердца", но оно благополучно появилось, как и "Багровый остров" (Др. народов) и "Адам и Ева".
Теперь беспокоюсь за "Чевенгур" Платонова, могут не напечатать, сволочи!
Кузьмич и его жирная дуля
Перестройка под угрозой!
Дикий, гнусный зажим испытывает "Огонек" и испугавшийся Коротич. Там ушло "в загон": Воспоминания М. Ромма (где есть критика Хрущева); отрывки из книги М. Козакова (о том же времени); лагерные воспоминания Г. Жженова (уже более полугода лежат); статья о Калинине и его жене, сидевшей в лагере, как и многие члены семьи ближайших соратников Сталина; отрывок из "Чевенгура". Одно время собирались дать рассказ Виктора Некрасова, но уж тут Кузьмич (Лигачев) жирную дулю показал.
Последний номер "Огонька" - читать нечего, последние "Московские новости" - говно!
Да, плохо дело. В "Литературке" блистательная статья Ваксберга о Вышинском, сталинском прокуроре, но на какие исхищрения он пошел, дабы ее все же напечатать, а после этого Ваксбергу предложили уйти.
Но только что в "Знамени" прочел рассказ Д. Гранина "Запретная глава", о беседе с Косыгиным, где наш премьер исследуется и реалистично отображается. Об этом хочется сказать подробнее.
5 февраля
Реализм и уважение без симпатии
Работая над "Блокадной книгой", Гранин решил поточнее написать о роли Косыгина в блокаде, где он многое сделал по части эвакуации. После абсурдно-загадочных увязок и согласований (ах, как об этом гениально писал Кафка в "Замке"!) Гранин беседует с самим Косыгиным, уже в середине 70-х годов.
Образ Косыгина сделан непросто, как сложно и отношение автора к герою. Тут и уважение, все-таки дело делал, когда Жданов жирел в бункере и интриговал. Тут и бессильная попытка пробить партийно-номенклатурный панцирь бесстрастия и отсутствия отношения к чему-либо.
Гранин, ненавидящий Сталина и сталинское, пытается уяснить отношение Косыгина к этому, тот потерял всех своих друзей в "Ленинградском деле" и сам уцелел чудом.
Но Косыгин, сам сидящий в сталинском кабинете, вспылив, не пожелал говорить на эту тему. Тем более ни слова о разногласиях и спорах с Ждановым, тогда - членом политбюро, и хотя теперь Косыгин сам член политбюро, но былая субординация свята и незыблема.
Гранин рисует Косыгина реалистически, "линялые глазки", "вялые руки", но и незаурядность, но мало человеческого. Он ищет в премьере свою "сшибку", вариант бековского Онисимова, но не находит явного подтверждения.
А в конце Косыгин отказывается как-либо помочь с книгой (да и разговор этот был запрещен (в смысле - его публикация), ибо аккурат в тот момент начали выходить в свет мемуары Люлька (Брежнева), и выпячиваться нельзя было.
В общем, есть уважение, но нет симпатии, ибо нормальный порядочный человек не может понять ихних извращенных отношений и не влезает в их шкуру. Оттого портрет вышел слегка отстраненным. Хороший и очень грустный рассказ.
Алексей Косыгин
Под колпаком у Мишеля-архангела
Коротич под колпаком, нарвался он с Ильиной (читайте предыдущую главу)!
Лигач настроен против, а сам шеф, Михаил-архангел (почему-то я так называл Горбачева), тоже капризный барин, никак не простит процентов Бирюкова, из коих выходит, что большинство советских людей - против перестройки.
Не хочет этого Мишель (Горбачев) признать, тут его больное место, его мозоль, его слабость. А еще, говнюк, что-то вякал про "новое мышление". Номенклатурное, барственное мышление ни хрена не изменилось!
Так что Коротич запросто может увильнуть на вольные хлеба, срал он на свой журнал и на людей, там работающих!
Кадр из фильма "Гибель богов" Висконти
Мои дневники
Дневник. Тетрадь №4. 1987-89 годы
Необязательные мемуары
Красавица Татьяна Друбич в фильме "Асса"
Вот так продолжал я реагировать на всякие трепыхания и флуктуации в верхних эшелонах издыхающей советской власти.
В "Огоньке" работала мама, и все бесконечные перипетии с Коротичем были мне хорошо известны. Он крутился, вертелся, перестройка все время была под угрозой - причем меня волновал только один аспект перестройки: чтобы продолжали публиковать ранее запретную литературу и не мешали журналистам писать правду, хотя бы относительную.
Процесс шел неумолимо, но мне все время казалось, что он вот-вот прервется.
А вот про фильмы я мог бы и поподробнее написать, но поленился. Политическая дребедень уже в те годы меня намного больше занимала, чем искусство.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
24 января 1988 года
Без пиетета о гнусном характере
О многом я так и не написал.
О воспоминаниях Варлама Шаламова "Двадцатые годы", например. Великолепные записки, где не только рассказано честно и нелицеприятно о людях советской литературы, в том числе едко о Третьякове, без пиетета и уважения об Асееве и Сельвинском, как-то небрежно о Багрицком (я не согласен с его оценкой Шаламовым, Багрицкий - большой поэт), и даже о Маяковском без придыхания (в том числе интересный факт или версия: автор стихов о "Гавриле" из "12 стульев" якобы списан с Маяковского, весьма халтурившего одно время). Ну и о гнусном характере Маяковского, его хамстве, грубости, пускай даже вынужденных.
Но не только этим интересны и ценны записки Шаламова. То и дело среди мемуарной суеты он высказывает свои мысли об искусстве и поэзии, и они столь глубоки, серьезны, что поражаешься, сколь глубокий ум был затравлен, забит и убит Советской властью вкупе с подонками из Союза писателей (а подонки там почти все).
Кино наше и не наше
Фильм "Асса" Сергея Соловьева. Вся возня вокруг его премьеры интереснее и важнее самого фильма, странного и малопонятного.
"Гибель богов" (точнее Götterdämmerung) Висконти - эффектный, блестяще снятый фильм, гениален Хельмут Бергер, хорош Дирк Богард и прочие, но мне фильм показался весьма примитивным, как и всё западное политическое кино (ну и дурак же я был!).
31 января
Беспокойство на пустом месте
Кстати, "Доктор Живаго" начал печататься в "Новом мире", я не читаю сейчас, все-таки дважды уже читал, и так руки не доходят ни до чего.
Начал читать две гениальные, без преувеличения, вещи, но скажу о них до конца потом. Это "Жизнь и судьба" Вас. Гроссмана и "Замок" Франца Кафки (не уверен, что дочитаю)(почему не уверен был? Фиг знает).
Помню всю суету вокруг "Собачьего сердца", но оно благополучно появилось, как и "Багровый остров" (Др. народов) и "Адам и Ева".
Теперь беспокоюсь за "Чевенгур" Платонова, могут не напечатать, сволочи!
Кузьмич и его жирная дуля
Перестройка под угрозой!
Дикий, гнусный зажим испытывает "Огонек" и испугавшийся Коротич. Там ушло "в загон": Воспоминания М. Ромма (где есть критика Хрущева); отрывки из книги М. Козакова (о том же времени); лагерные воспоминания Г. Жженова (уже более полугода лежат); статья о Калинине и его жене, сидевшей в лагере, как и многие члены семьи ближайших соратников Сталина; отрывок из "Чевенгура". Одно время собирались дать рассказ Виктора Некрасова, но уж тут Кузьмич (Лигачев) жирную дулю показал.
Последний номер "Огонька" - читать нечего, последние "Московские новости" - говно!
Да, плохо дело. В "Литературке" блистательная статья Ваксберга о Вышинском, сталинском прокуроре, но на какие исхищрения он пошел, дабы ее все же напечатать, а после этого Ваксбергу предложили уйти.
Но только что в "Знамени" прочел рассказ Д. Гранина "Запретная глава", о беседе с Косыгиным, где наш премьер исследуется и реалистично отображается. Об этом хочется сказать подробнее.
5 февраля
Реализм и уважение без симпатии
Работая над "Блокадной книгой", Гранин решил поточнее написать о роли Косыгина в блокаде, где он многое сделал по части эвакуации. После абсурдно-загадочных увязок и согласований (ах, как об этом гениально писал Кафка в "Замке"!) Гранин беседует с самим Косыгиным, уже в середине 70-х годов.
Образ Косыгина сделан непросто, как сложно и отношение автора к герою. Тут и уважение, все-таки дело делал, когда Жданов жирел в бункере и интриговал. Тут и бессильная попытка пробить партийно-номенклатурный панцирь бесстрастия и отсутствия отношения к чему-либо.
Гранин, ненавидящий Сталина и сталинское, пытается уяснить отношение Косыгина к этому, тот потерял всех своих друзей в "Ленинградском деле" и сам уцелел чудом.
Но Косыгин, сам сидящий в сталинском кабинете, вспылив, не пожелал говорить на эту тему. Тем более ни слова о разногласиях и спорах с Ждановым, тогда - членом политбюро, и хотя теперь Косыгин сам член политбюро, но былая субординация свята и незыблема.
Гранин рисует Косыгина реалистически, "линялые глазки", "вялые руки", но и незаурядность, но мало человеческого. Он ищет в премьере свою "сшибку", вариант бековского Онисимова, но не находит явного подтверждения.
А в конце Косыгин отказывается как-либо помочь с книгой (да и разговор этот был запрещен (в смысле - его публикация), ибо аккурат в тот момент начали выходить в свет мемуары Люлька (Брежнева), и выпячиваться нельзя было.
В общем, есть уважение, но нет симпатии, ибо нормальный порядочный человек не может понять ихних извращенных отношений и не влезает в их шкуру. Оттого портрет вышел слегка отстраненным. Хороший и очень грустный рассказ.
Алексей Косыгин
Под колпаком у Мишеля-архангела
Коротич под колпаком, нарвался он с Ильиной (читайте предыдущую главу)!
Лигач настроен против, а сам шеф, Михаил-архангел (почему-то я так называл Горбачева), тоже капризный барин, никак не простит процентов Бирюкова, из коих выходит, что большинство советских людей - против перестройки.
Не хочет этого Мишель (Горбачев) признать, тут его больное место, его мозоль, его слабость. А еще, говнюк, что-то вякал про "новое мышление". Номенклатурное, барственное мышление ни хрена не изменилось!
Так что Коротич запросто может увильнуть на вольные хлеба, срал он на свой журнал и на людей, там работающих!
Кадр из фильма "Гибель богов" Висконти
Мои дневники
Дневник. Тетрадь №4. 1987-89 годы
Необязательные мемуары