Дневник. 1986-87 год. Глава 40. "Котлован" и ужасы социализма
Тридцать девятая глава
Иллюстрация к Великому Роману Андрея Платонова
Я тогда очень хорошо написал (сам себя не похвалишь...) и отлично сформулировал самую суть сталинского так называемого "социализма", когда власти и агитпроп внушили огромным массам народа, что им нужно потерпеть ради "светлого будущего", которое никогда не наступит, но задумываться на эту тему никому не позволяли. Сразу пыльным мешком по башке, и в лагерь.
И хорошая там цитата из Рыбакова, сильно переоцененного писателя, но в данном случае, на мой взгляд, очень верно передавшего мысли Сталина: "Человек материально обеспеченный не способен на жертвы, на энтузиазм, превращается в обывателя, в мещанина. Только страдания вызывают величайшую народную энергию, ее можно направить и на разрушение, и на созидание. Но народ должен быть убежден, что страдания его временны, служат достижению великой цели".
Всё так и было. Охмурили народ, а последствия до сих пор расхлебываем, причем страдальцы по сталинскому "золотому веку", которым их кумир и пукнуть бы не позволил, не понимают всей этой несообразности.
Ну и Андрей Платонов велик. Один из моих самых любимых писателей.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
10 июня 1987 года
Самое страшное и глубокое
"Котлован" А. Платонова - самое сильное и глубокое, что написано о социализме, и ощущение страшное, ничего нельзя читать после этого, да и думать трудно.
Бессмыслица социализма, трагическая бессмыслица - вот главное в повести, и это Платонов понял в 1930 году, и для него это было больно и страшно, он верил в советскую власть, но, увы, жестоко обжегся. И теперь я иначе воспринимаю "Ювенильное море", там всё более камуфлированное, скрытое, но мысль та же.
Я ничего не буду говорить о языке Платонова, надо быть Бахтиным, чтобы серьезно изучать это явление, эти парадоксальные сопоставления не совпадающих по смыслу слов, эти сближения бесконечно далеких понятий, это искусное освоение и ироническое обыгрывание-отторжение совдеповской терминологии.
Платонов не всегда так писал, порой он вводил себя в традиционные рамки, но в "Котловане" снял эту досадную узду, и писал, как мыслил, иначе не мог.
Получилось насыщенно и пластично, каждое словосочетание несет мысль, читать надо медленно и часто по несколько раз. Перевести на другой язык это нельзя в принципе.
Многоголовый советский Сизиф
Суть: люди отказались от всего, от всех удобств, норм, понятий, от всего человеческого, ради строительства светлого будущего.
Как многоголовый Сизиф, рабочий класс роет некий бессмысленный котлован, а затем идет раскулачивать. Люди ослеплены. Жизнь не стоит ничего. Целая деревня заготавливает себе гробы.
Резко индивидуализированы фигуры: Вощев, любимый герой Платонова - сомневающийся, ищет смысл бытия, устройства мира, видит бессмысленность и бесчеловечность существующих жизненных условий.
Всё серьезно, и если возникает замогильно-исковерканный юмор и абсурд, то это от самих фактов советской действительности, щедрой на утонченнейший абсурдизм.
Безногий инвалид воплощает гнев пролетариата, причем обращен этот гнев не только на жалкие остатки "бывших", но и новых власть имущих он дергает и собирает с них дань, как с советского чиновника Пашкина, убийственно распятого на затейливых платоновских фразах.
Энергия народного страдания
Весь кровный, внутренний смысл платоновской повести я вижу в этих словах из рыбаковских "Детей Арбата", крупнейшего романа последних лет (безнадежно устаревшего сегодня, но этот фрагмент - сильнее всей остальной книги):
"Человек материально обеспеченный не способен на жертвы, на энтузиазм, превращается в обывателя, в мещанина. Только страдания вызывают величайшую народную энергию, ее можно направить и на разрушение, и на созидание. Но народ должен быть убежден, что страдания его временны, служат достижению великой цели".
Так конструирует мысли Сталина Рыбаков, и, по-моему, делает это очень точно.
А в "Котловане" мы видим народ, голодный, босый, лишенный всех нормальных человеческих удобств, лишенный человеческого облика, не говоря уже о доброте, душе. Девочка не помнит матери-буржуйки, не помнит ее имени, но помнит имя Ленина.
Все верят, даже те, кто объявлены врагами, смирились, не говоря уж о "спеце" Прушевском, инженере, проектирующем этот абсурдный котлован, благородном Вощеве и задумавшемся.
Зверь-пролетарий и смерть девочки
Самые страшные сцены - в деревне. Сначала убивают двух активистов-рабочих, тогда приходит целая орда пролетариев и Активист, которого называют товарищ Актив (он учит женщин грамоте, соблюдая твердый знак и отменив мягкий, и заставляет писать слова белогвардейщина, бюрократизм и прочую советскую дребедень).
Активист произносит бессмысленные речи, основанные на директивах сверху, и призывает к раскулачиванию. Находят беднейшего батрака с самым чистым классовым нюхом, и это оказывается... медведь! Почти очеловеченный, только не умеет говорить, но его рёва, рыка и нюха вполне хватает, чтобы раскулачить всю деревню.
Этот бессловесный зверь-пролетарий - ужасающий символ той эпохи, некий оборотень Шарикова, символ безумного и злобного болота звериных инстинктов, взбаламученных Сталиным.
Много есть еще в повести гениальных зарисовок. И коллективизированные лошади, сами загоняющие себя в общий загон. И убийство активиста после того, как он выполнил свою задачу, но нарушил что-то (известная история с "головокружением от успехов"). Да и вся вязь неповторимого текста нуждается в новом чтении и осмыслении.
Кончается всё совсем плохо. Девочка, живой символ "светлого будущего", хотя и злая, жестокая, полная революционно-пролетарских добродетелей, и мать предала, и просит убить и избить тех, кого считает буржуями, так вот, эта девочка умирает.
Это символично и не дает усомниться в окончательном выводе А. Платонова.
Еще иллюстрации к "Котловану"
Мои дневники
Дневник. Тетрадь №3. 1986-87
Необязательные мемуары
Иллюстрация к Великому Роману Андрея Платонова
Я тогда очень хорошо написал (сам себя не похвалишь...) и отлично сформулировал самую суть сталинского так называемого "социализма", когда власти и агитпроп внушили огромным массам народа, что им нужно потерпеть ради "светлого будущего", которое никогда не наступит, но задумываться на эту тему никому не позволяли. Сразу пыльным мешком по башке, и в лагерь.
И хорошая там цитата из Рыбакова, сильно переоцененного писателя, но в данном случае, на мой взгляд, очень верно передавшего мысли Сталина: "Человек материально обеспеченный не способен на жертвы, на энтузиазм, превращается в обывателя, в мещанина. Только страдания вызывают величайшую народную энергию, ее можно направить и на разрушение, и на созидание. Но народ должен быть убежден, что страдания его временны, служат достижению великой цели".
Всё так и было. Охмурили народ, а последствия до сих пор расхлебываем, причем страдальцы по сталинскому "золотому веку", которым их кумир и пукнуть бы не позволил, не понимают всей этой несообразности.
Ну и Андрей Платонов велик. Один из моих самых любимых писателей.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
10 июня 1987 года
Самое страшное и глубокое
"Котлован" А. Платонова - самое сильное и глубокое, что написано о социализме, и ощущение страшное, ничего нельзя читать после этого, да и думать трудно.
Бессмыслица социализма, трагическая бессмыслица - вот главное в повести, и это Платонов понял в 1930 году, и для него это было больно и страшно, он верил в советскую власть, но, увы, жестоко обжегся. И теперь я иначе воспринимаю "Ювенильное море", там всё более камуфлированное, скрытое, но мысль та же.
Я ничего не буду говорить о языке Платонова, надо быть Бахтиным, чтобы серьезно изучать это явление, эти парадоксальные сопоставления не совпадающих по смыслу слов, эти сближения бесконечно далеких понятий, это искусное освоение и ироническое обыгрывание-отторжение совдеповской терминологии.
Платонов не всегда так писал, порой он вводил себя в традиционные рамки, но в "Котловане" снял эту досадную узду, и писал, как мыслил, иначе не мог.
Получилось насыщенно и пластично, каждое словосочетание несет мысль, читать надо медленно и часто по несколько раз. Перевести на другой язык это нельзя в принципе.
Многоголовый советский Сизиф
Суть: люди отказались от всего, от всех удобств, норм, понятий, от всего человеческого, ради строительства светлого будущего.
Как многоголовый Сизиф, рабочий класс роет некий бессмысленный котлован, а затем идет раскулачивать. Люди ослеплены. Жизнь не стоит ничего. Целая деревня заготавливает себе гробы.
Резко индивидуализированы фигуры: Вощев, любимый герой Платонова - сомневающийся, ищет смысл бытия, устройства мира, видит бессмысленность и бесчеловечность существующих жизненных условий.
Всё серьезно, и если возникает замогильно-исковерканный юмор и абсурд, то это от самих фактов советской действительности, щедрой на утонченнейший абсурдизм.
Безногий инвалид воплощает гнев пролетариата, причем обращен этот гнев не только на жалкие остатки "бывших", но и новых власть имущих он дергает и собирает с них дань, как с советского чиновника Пашкина, убийственно распятого на затейливых платоновских фразах.
Энергия народного страдания
Весь кровный, внутренний смысл платоновской повести я вижу в этих словах из рыбаковских "Детей Арбата", крупнейшего романа последних лет (безнадежно устаревшего сегодня, но этот фрагмент - сильнее всей остальной книги):
"Человек материально обеспеченный не способен на жертвы, на энтузиазм, превращается в обывателя, в мещанина. Только страдания вызывают величайшую народную энергию, ее можно направить и на разрушение, и на созидание. Но народ должен быть убежден, что страдания его временны, служат достижению великой цели".
Так конструирует мысли Сталина Рыбаков, и, по-моему, делает это очень точно.
А в "Котловане" мы видим народ, голодный, босый, лишенный всех нормальных человеческих удобств, лишенный человеческого облика, не говоря уже о доброте, душе. Девочка не помнит матери-буржуйки, не помнит ее имени, но помнит имя Ленина.
Все верят, даже те, кто объявлены врагами, смирились, не говоря уж о "спеце" Прушевском, инженере, проектирующем этот абсурдный котлован, благородном Вощеве и задумавшемся.
Зверь-пролетарий и смерть девочки
Самые страшные сцены - в деревне. Сначала убивают двух активистов-рабочих, тогда приходит целая орда пролетариев и Активист, которого называют товарищ Актив (он учит женщин грамоте, соблюдая твердый знак и отменив мягкий, и заставляет писать слова белогвардейщина, бюрократизм и прочую советскую дребедень).
Активист произносит бессмысленные речи, основанные на директивах сверху, и призывает к раскулачиванию. Находят беднейшего батрака с самым чистым классовым нюхом, и это оказывается... медведь! Почти очеловеченный, только не умеет говорить, но его рёва, рыка и нюха вполне хватает, чтобы раскулачить всю деревню.
Этот бессловесный зверь-пролетарий - ужасающий символ той эпохи, некий оборотень Шарикова, символ безумного и злобного болота звериных инстинктов, взбаламученных Сталиным.
Много есть еще в повести гениальных зарисовок. И коллективизированные лошади, сами загоняющие себя в общий загон. И убийство активиста после того, как он выполнил свою задачу, но нарушил что-то (известная история с "головокружением от успехов"). Да и вся вязь неповторимого текста нуждается в новом чтении и осмыслении.
Кончается всё совсем плохо. Девочка, живой символ "светлого будущего", хотя и злая, жестокая, полная революционно-пролетарских добродетелей, и мать предала, и просит убить и избить тех, кого считает буржуями, так вот, эта девочка умирает.
Это символично и не дает усомниться в окончательном выводе А. Платонова.
Еще иллюстрации к "Котловану"
Мои дневники
Дневник. Тетрадь №3. 1986-87
Необязательные мемуары