О русском театре 1979-1981. Глава 17. В отсутствие всякого присутствия
Предыдущая глава
Светлана Немоляева и Татьяна Доронина в спектакле
Вот еще один спектакль театра имени Маяковского, с длинным и дурацким названием - "Она в отсутствие любви и смерти", спектакль мутный, нелепый и просто идиотский. Как и почти вся пьеса Радзинского, нынче заделавшегося телевизионным "историком".
Образец язвительно-отрицательного разбора. Тоже любопытно.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
Он, Она и мелодраматический бред
Э. Радзинский. Она в отсутствие любви и смерти
Режиссер - В. Портнов, художник С. Бархин
Надуманная, полная ярко-расплывчато-бессмысленных фраз, роль молодой героини в исполнении Е. Симоновой, совсем заунывившей и заскучнившей ее, не воспринимается абсолютно.
Этот образ не только не имеет ничего общего с нашим поколением, он не имеет ничего общего с жизнью и реальностью. Весь текст этой роли - так часто встречающийся у Радзинского мелодраматический бред, тем более, что характер не имеет ни малейшей логики или смысла. Какая-то мучительница, тоскующая по совершенно непонятному идеалу, неудовлетворенная всем вокруг - почему, неясно - влюбляется и влюбляет в себя мужчину средних лет, и мучает его так, что доводит до инфаркта.
Знакомство с ним происходит совершенно нелепо-случайно, но их первая сцена еще хоть интересна своей недосказанностью и вторыми планами (которые крайне запутаны, так же, как и первые, впрочем, у Е. Симоновой, чего нельзя сказать о Парре, мягком и неназойливом, тихом, вдумчивом актере волковского типа).
Они друг другом заинтересовываются, сначала все идет хорошо, а потом вдруг Она (как любит называть Радзинский своих героинь) не удовлетворяется каким-то незначительным поступком Его (герой тоже не имеет имени, хотя внешность и манера игры А. Парры не терпит никакой абстракции, а строго индивидуализирована , очень хочется назвать этого человека человеческим именем) и порывает с ним. Но пишет бредовые письма, не посылает их, и считает, что Он, тем не менее, должен их получить. Потом Она все-таки приходит к Нему, потом целый час уходит и в конце концов отдается.
Татьяна Доронина в спектакле
Он же, хотя не имеет человеческого имени, имеет человеческие, и мало того - мужские желания и постоянно пытается поговорить с Ней по-человечески, удивляется, как он мог получить неотправленные письма и вообще любит ее и не на шутку страдает, что, без всякой иронии говоря, написано у Парры на лице.
Что и кого любит Она, неясно, и даже отдавшись, парит где-то в своих мирах и судит весь мир и конкретно несчастного, обыкновенного, но уж очень обаятельного и хорошего человека - Его - судит, короче говоря, по своим, известным одному Радзинскому, законам.
Дыша дурной литературщиной
Надо сказать, что драматург нашел достойных партнеров по претенциозной надуманности в лице В. Портнова - режиссера и С. Бархина - художника. Их многоэтажная голубая декорация, озаряющаяся разными цветами и пущенная режиссером фигурка совершенно непонятного молодого человека, передвигающегося со странными, патологическими телодвижениями, и с трубой в руках, всё это смело может поспорить с вычурно-орхидеисто-пахнущим неведомыми философиями текстом роли главной героини.
Подозрительный вертлявый молодой человек, возникающий из разных дырок обширной декорации, оказывается в финале преследователем Ее и набрасывается на Него. Она же бесследно исчезает из Его жизни.
Я, в общем, не против фантазий и мечты, но Радзинский просто подменяет искренние чувства очень ярко выстроенными, бессмысленными, дышащими дурной литературщиной фразами.
Поэтому мечты Ее воспринимаются как болезненный бред, причем очень неинтересный и скучный. И необычайно жалко Его, серьезного, мягкого человека, которого бог и так наградил отвратительной женой (С. Мизери), да еще связала жизнь с юной, витающей в облаках девицей, недовольной отсутствием любви и смерти и, видимо, требующей от него одновременно того и другого. Парра отважно и самоотверженно бьется в тенетах своей роли и всей пьесы, но все-таки остается верен реальности и правде.
Художественный компонент
К счастью, перипетиями этих двух людей спектакль не исчерпывается.
В нем есть еще Ее мать и подруга матери (конечно, безымянные!), две стареющие женщины, не очень избалованные жизнью, тоскующие по любви. Актерский дуэт Немоляевой и Дорониной не терпит никаких юмористических оборотов.
Остро-характерное, лишенное, к счастью, истеризма, но полное грусти, даже злобы на неудавшуюся жизнь исполнение Немоляевой и сосредоточенно-внутреннее - Дорониной - являются действительно художественным компонентом спектакля, вероятно, помимо режиссуры Портнова, но все-таки не без помощи Радзинского, в этих ролях не погрешившего против искусства.
Евгения Симонова примерно в ту пору
Мои дневники
Мои замечания о русском театре. 1979 - 1981
Светлана Немоляева и Татьяна Доронина в спектакле
Вот еще один спектакль театра имени Маяковского, с длинным и дурацким названием - "Она в отсутствие любви и смерти", спектакль мутный, нелепый и просто идиотский. Как и почти вся пьеса Радзинского, нынче заделавшегося телевизионным "историком".
Образец язвительно-отрицательного разбора. Тоже любопытно.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
Он, Она и мелодраматический бред
Э. Радзинский. Она в отсутствие любви и смерти
Режиссер - В. Портнов, художник С. Бархин
Надуманная, полная ярко-расплывчато-бессмысленных фраз, роль молодой героини в исполнении Е. Симоновой, совсем заунывившей и заскучнившей ее, не воспринимается абсолютно.
Этот образ не только не имеет ничего общего с нашим поколением, он не имеет ничего общего с жизнью и реальностью. Весь текст этой роли - так часто встречающийся у Радзинского мелодраматический бред, тем более, что характер не имеет ни малейшей логики или смысла. Какая-то мучительница, тоскующая по совершенно непонятному идеалу, неудовлетворенная всем вокруг - почему, неясно - влюбляется и влюбляет в себя мужчину средних лет, и мучает его так, что доводит до инфаркта.
Знакомство с ним происходит совершенно нелепо-случайно, но их первая сцена еще хоть интересна своей недосказанностью и вторыми планами (которые крайне запутаны, так же, как и первые, впрочем, у Е. Симоновой, чего нельзя сказать о Парре, мягком и неназойливом, тихом, вдумчивом актере волковского типа).
Они друг другом заинтересовываются, сначала все идет хорошо, а потом вдруг Она (как любит называть Радзинский своих героинь) не удовлетворяется каким-то незначительным поступком Его (герой тоже не имеет имени, хотя внешность и манера игры А. Парры не терпит никакой абстракции, а строго индивидуализирована , очень хочется назвать этого человека человеческим именем) и порывает с ним. Но пишет бредовые письма, не посылает их, и считает, что Он, тем не менее, должен их получить. Потом Она все-таки приходит к Нему, потом целый час уходит и в конце концов отдается.
Татьяна Доронина в спектакле
Он же, хотя не имеет человеческого имени, имеет человеческие, и мало того - мужские желания и постоянно пытается поговорить с Ней по-человечески, удивляется, как он мог получить неотправленные письма и вообще любит ее и не на шутку страдает, что, без всякой иронии говоря, написано у Парры на лице.
Что и кого любит Она, неясно, и даже отдавшись, парит где-то в своих мирах и судит весь мир и конкретно несчастного, обыкновенного, но уж очень обаятельного и хорошего человека - Его - судит, короче говоря, по своим, известным одному Радзинскому, законам.
Дыша дурной литературщиной
Надо сказать, что драматург нашел достойных партнеров по претенциозной надуманности в лице В. Портнова - режиссера и С. Бархина - художника. Их многоэтажная голубая декорация, озаряющаяся разными цветами и пущенная режиссером фигурка совершенно непонятного молодого человека, передвигающегося со странными, патологическими телодвижениями, и с трубой в руках, всё это смело может поспорить с вычурно-орхидеисто-пахнущим неведомыми философиями текстом роли главной героини.
Подозрительный вертлявый молодой человек, возникающий из разных дырок обширной декорации, оказывается в финале преследователем Ее и набрасывается на Него. Она же бесследно исчезает из Его жизни.
Я, в общем, не против фантазий и мечты, но Радзинский просто подменяет искренние чувства очень ярко выстроенными, бессмысленными, дышащими дурной литературщиной фразами.
Поэтому мечты Ее воспринимаются как болезненный бред, причем очень неинтересный и скучный. И необычайно жалко Его, серьезного, мягкого человека, которого бог и так наградил отвратительной женой (С. Мизери), да еще связала жизнь с юной, витающей в облаках девицей, недовольной отсутствием любви и смерти и, видимо, требующей от него одновременно того и другого. Парра отважно и самоотверженно бьется в тенетах своей роли и всей пьесы, но все-таки остается верен реальности и правде.
Художественный компонент
К счастью, перипетиями этих двух людей спектакль не исчерпывается.
В нем есть еще Ее мать и подруга матери (конечно, безымянные!), две стареющие женщины, не очень избалованные жизнью, тоскующие по любви. Актерский дуэт Немоляевой и Дорониной не терпит никаких юмористических оборотов.
Остро-характерное, лишенное, к счастью, истеризма, но полное грусти, даже злобы на неудавшуюся жизнь исполнение Немоляевой и сосредоточенно-внутреннее - Дорониной - являются действительно художественным компонентом спектакля, вероятно, помимо режиссуры Портнова, но все-таки не без помощи Радзинского, в этих ролях не погрешившего против искусства.
Евгения Симонова примерно в ту пору
Мои дневники
Мои замечания о русском театре. 1979 - 1981