Пост сквозь годы. Анненский велик и незабываем
Предыдущий пост сквозь годы
Там всё сказано. Мне нечего прибавить. Только не путайте АннЕнского с АннИнским!
Прошу
Иннокентий Анненский - 160
8 сентября 2015 года
Иннокентий Анненский
Из "Второй книги отражений"
Красота для Пушкина была что-то самодовлеющее и лучезарно-равнодушное к людям. Мимолетное видение, гений чистой красоты, равнодушная природа5, точащая сияние свое на могилу поэта, -- все эти символы не лишены скорбного сознания, что красота живет своей особой и притом непонятною и чуждою нам жизнью и что чем более нужна она мне, тем менее я ей нужен.
Прибавьте к этому -- темперамент поэта: это ненасытное, некрасивое, даже пугающее красоту негритянство, которое сам поэт отлично сознавал и которым он болел (см. его лирику).
Отношение Пушкина к красоте характерно проявилось как в его образных, так и в чисто субъективных его символах.
От Черномора-поэта, влюбленного в красоту-Людмилу и совершенно не нужного ей, его веселой и равнодушной пленнице, и вплоть до самопризнаний в стихах, обращенных к Наталье Николаевне Гончаровой, мы почти всегда видим в поэзии Пушкина или посрамление поэта, или лишь призрачную победу его над красотой.
Онегин был нужен Татьяне только для ее самоопределения. С первой встречи Татьяна стала уже где-то над ним, и только болезненно сознаваемое Пушкиным тщеславие его героя оставляло Онегина так долго незрячим перед исключительной красотой этой девушки. Марина -- это, вероятно, самый яркий из пушкинских символов прекрасного равнодушия, а Дон Жуан так же далек от обладания последней из любимых им женщин, как и герой "Русалки", который, в конце концов, тоже погибает от чар когда-то соблазненной им девушки.
И тут вовсе не возмездие, а лишь особая пушкинская концепция красоты в виде холодной и могучей русалки. Любовь Пушкина к жене была как бы довершением или, точнее, жизненным осуществлением того взгляда на красоту, который проходит через всю его поэзию. Пушкин так же мало и так же неполно владел этим сияющим равнодушием, этой самодовлеющей и холодной красотой, как и его герои. И смерть как нельзя более вовремя освободила Пушкина от самого горького из разочарований.
Это написано задолго до "эротических ножек" Андрея Синявского, и гораздо тоньше, хотя и о том же.
Иннокентий Федорович Анненский велик и незабываем. По-разному мог я отметить недавнее 160-летие этого изумительного поэта, из которого, как из гоголевской "Шинели", вышла едва ли не вся русская поэзия Серебряного века, да и последующих эпох и периодов.
Я уже выставлял подборку исполнений романса на одно из самых известных его стихотворений, безбожно "запиленное" и заезженное - "Моя звезда или Среди миров".
Но на сей раз я решил поступить по-другому. Взял с полки и наконец прочитал его "Книги отражений", литературную критику или, вернее, записки о впечатлениях от классических произведений разных поэтов и прозаиков, и русских, и нерусских, таких, как Хайне-Гейне или Шекспир. Впрочем. про "Гамлет" ув. Анненский написал не слишком интересно.
Зато про всех остальных! Про Гоголя (особенно), Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Льва Толстого, Тургенева, Чехова... Ну да всех можно перечислить никого поэт-критик не забыл.
Это не унылые тупые рецензии, ну их в баню! Я считаю, что только такой имеет право быть литературная критика - конгениальной поэтам, художникам, о которых идет речь. Причем у Анненского, самостоятельного и оригинального поэта, нет узости и зацикленности, свойственной многим его коллегам, когда они пытаются судить и рассуждать о творчестве сотоварищей, Анненский широк, глубок и восприимчив, "судит" художника по тем законам, который тот сформулировал, а не подгоняет под свой шаблон, не навязывает концепций, а старается извлечь их из разбираемого произведения.
В общем, это очень интересно и читать "Книги отражений" весьма увлекательно. Не помню, когда я в последний раз читал нечто в жанре "критической прозы".
Разумеется, не во всем я согласен с Анненским, уж простите, хотя это касается лишь тех авторов и книг, которые я читал. А некоторых я не читал - например, Писемского (Алексея Феофилактовича, его смешное отчество помню благодаря героине одного из рассказов Чехова), пьесу которого "Горькая судьбина" Анненский исследует подробно и с большим уважением. Но все равно читать не захотелось.
Наконец, никто так тонко и умно не написал на примере пьесы "На дне"про Горького, про самую суть его прозы. А вот про Чехова случалось мне читать и не менее интересные статьи и замечания.
Итог и вывод простой: русская классическая литература безбрежна, бездонна и бесконечна. И не только она не устарела, но даже ее разборы более чем столетней давности. Истинно такЪ!
Там всё сказано. Мне нечего прибавить. Только не путайте АннЕнского с АннИнским!
Прошу
Иннокентий Анненский - 160
8 сентября 2015 года
Иннокентий Анненский
Из "Второй книги отражений"
Красота для Пушкина была что-то самодовлеющее и лучезарно-равнодушное к людям. Мимолетное видение, гений чистой красоты, равнодушная природа5, точащая сияние свое на могилу поэта, -- все эти символы не лишены скорбного сознания, что красота живет своей особой и притом непонятною и чуждою нам жизнью и что чем более нужна она мне, тем менее я ей нужен.
Прибавьте к этому -- темперамент поэта: это ненасытное, некрасивое, даже пугающее красоту негритянство, которое сам поэт отлично сознавал и которым он болел (см. его лирику).
Отношение Пушкина к красоте характерно проявилось как в его образных, так и в чисто субъективных его символах.
От Черномора-поэта, влюбленного в красоту-Людмилу и совершенно не нужного ей, его веселой и равнодушной пленнице, и вплоть до самопризнаний в стихах, обращенных к Наталье Николаевне Гончаровой, мы почти всегда видим в поэзии Пушкина или посрамление поэта, или лишь призрачную победу его над красотой.
Онегин был нужен Татьяне только для ее самоопределения. С первой встречи Татьяна стала уже где-то над ним, и только болезненно сознаваемое Пушкиным тщеславие его героя оставляло Онегина так долго незрячим перед исключительной красотой этой девушки. Марина -- это, вероятно, самый яркий из пушкинских символов прекрасного равнодушия, а Дон Жуан так же далек от обладания последней из любимых им женщин, как и герой "Русалки", который, в конце концов, тоже погибает от чар когда-то соблазненной им девушки.
И тут вовсе не возмездие, а лишь особая пушкинская концепция красоты в виде холодной и могучей русалки. Любовь Пушкина к жене была как бы довершением или, точнее, жизненным осуществлением того взгляда на красоту, который проходит через всю его поэзию. Пушкин так же мало и так же неполно владел этим сияющим равнодушием, этой самодовлеющей и холодной красотой, как и его герои. И смерть как нельзя более вовремя освободила Пушкина от самого горького из разочарований.
Это написано задолго до "эротических ножек" Андрея Синявского, и гораздо тоньше, хотя и о том же.
Иннокентий Федорович Анненский велик и незабываем. По-разному мог я отметить недавнее 160-летие этого изумительного поэта, из которого, как из гоголевской "Шинели", вышла едва ли не вся русская поэзия Серебряного века, да и последующих эпох и периодов.
Я уже выставлял подборку исполнений романса на одно из самых известных его стихотворений, безбожно "запиленное" и заезженное - "Моя звезда или Среди миров".
Но на сей раз я решил поступить по-другому. Взял с полки и наконец прочитал его "Книги отражений", литературную критику или, вернее, записки о впечатлениях от классических произведений разных поэтов и прозаиков, и русских, и нерусских, таких, как Хайне-Гейне или Шекспир. Впрочем. про "Гамлет" ув. Анненский написал не слишком интересно.
Зато про всех остальных! Про Гоголя (особенно), Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Льва Толстого, Тургенева, Чехова... Ну да всех можно перечислить никого поэт-критик не забыл.
Это не унылые тупые рецензии, ну их в баню! Я считаю, что только такой имеет право быть литературная критика - конгениальной поэтам, художникам, о которых идет речь. Причем у Анненского, самостоятельного и оригинального поэта, нет узости и зацикленности, свойственной многим его коллегам, когда они пытаются судить и рассуждать о творчестве сотоварищей, Анненский широк, глубок и восприимчив, "судит" художника по тем законам, который тот сформулировал, а не подгоняет под свой шаблон, не навязывает концепций, а старается извлечь их из разбираемого произведения.
В общем, это очень интересно и читать "Книги отражений" весьма увлекательно. Не помню, когда я в последний раз читал нечто в жанре "критической прозы".
Разумеется, не во всем я согласен с Анненским, уж простите, хотя это касается лишь тех авторов и книг, которые я читал. А некоторых я не читал - например, Писемского (Алексея Феофилактовича, его смешное отчество помню благодаря героине одного из рассказов Чехова), пьесу которого "Горькая судьбина" Анненский исследует подробно и с большим уважением. Но все равно читать не захотелось.
Наконец, никто так тонко и умно не написал на примере пьесы "На дне"про Горького, про самую суть его прозы. А вот про Чехова случалось мне читать и не менее интересные статьи и замечания.
Итог и вывод простой: русская классическая литература безбрежна, бездонна и бесконечна. И не только она не устарела, но даже ее разборы более чем столетней давности. Истинно такЪ!