(no subject)
Мне кажется, что молодежь всегда конфликтовала с предыдущим поколением и прошлой традицией, в том числе и церковной. ( Даже, несмотря на то, что удельный вес молодежных инициатив в развитии Церкви был весьма значителен и в средние века, и в античности.) Их любой сегодняшний конфликт можно свести к конфликту поколений или/и конфликту «отцов» и «детей». Это вечная тема. Просто потому что церковь обязана возвращать, повторять и хранить «священное золотое» время. Время Евангелий, время Учителей и Святых, время седой древности. Как время остановилось «тогда». Так оно и неизменно. Любая традиционная единица будь-то: бумага, завет, икона, молитва, песнопение, догмат, правило, даже если она войдет в логический конфликт с существующими образцами или просто окажется бредом, она так и останется в силе, т.к. была создана в священное время, она часть священной истории. И любой, кто вступает в эту традицию, вступает и в это «священное» время, древнее время, хранящее весь религиозный и богословский опыт предыдущих поколений. Церковное общество является традиционным патриархальным обществом, которое учится главным образом на опыте прежних поколений, ориентируясь на традицию и ее живых носителей - стариков (старцев). Это гарантирует передачу тем путем, той формой, и в той обстановке что и сотни лет назад. Традиционное общество живет как бы вне времени, всякое новшество вызывает подозрение: «наши предки так не поступали». Взаимоотношения возрастных слоев здесь жестко регламентированы, каждый знает свое место, и никаких споров на этот счет не возникает. Старшие обучают и воспитывают младших, приобщают их к унаследованной от прошлого культуре и в дальнейшем передают им это наследие.
И этот конфликт молодых людей, которые живут настоящим с теми, кто живет в «золотом веке» осложняется тем, что древность не знала понятия «подросток», со всеми его сложностями как мы знаем его сейчас. Любого подростка церковная традиция различала как маленького взрослого. Ответы на его проблемы и переживания, как подростка, в церковной традиции нет. Эта проблематика появилась совсем недавно. «Рост социальной автономии молодежи от старших и индивидуального самоопределения, в противоположность пассивному приспособлению к существующим условиям, породил в середине XVIII в. новый нормативный канон юности, представление о юности как об эпохе «второго рождения», «бури и натиска», воплощение мечты «чистой субъективности» (противоположной идее соборности, кстати). Знаменитый трактат Жан-Жака Руссо «Эмиль, или о воспитании» (1762), где были подробно развиты эти идеи, часто называют «открытием» или «изобретением» юности. «Однако свойства юности сразу же оказались проблематичными. Одни видят в юности «метафизический дар» первозданной естественности, единственно правомерный мост между цивилизацией и природой», «предцивилизационное состояние», «доподлинно романтический возраст», призванный «подняться и сбросить оковы отжившей цивилизации, отважится на то, что у других не хватает жизненной отваги, а именно - вновь погрузиться в стихийное» (И. Кон «Психология ранней юности»).
На этот конфликт накладывается темп исторического развития и образ воспитания, зафиксированный в патриархальной церковной традиции. «Чем больше социально значимых изменений осуществляется в единицу времени, тем заметнее различия между поколениями, тем сложнее механизмы трансмиссии, передачи культуры от младших к старшим и тем избирательнее, селективное отношение младших к своему социальному статусу и наследию» (И. Кон, там же). Ускорение технического и социального развития делает опору на опыт прежних поколений недостаточной. Сейчас иной тип культуры, которая переносит центр тяжести с прошлого на современность. Она ориентируется не столько на старших, сколько на современников равных по возрасту и опыту. В науке, моде, социализации мнение современников важнее, чем мнение предыдущего поколения.
Наконец, в наши дни темп развития стал настолько быстрым, что прошлый опыт не только не достаточен, но зачастую даже вреден, мешая смелым и прогрессивным подходам к новым , небывалым обстоятельствам. Не только молодежь учится у старших, как это было всегда, но и старшие во все большей степени прислушиваются к мнению молодежи. Раньше старший мог сказать юноше: «Ты должен слушаться меня, ибо я был молодым, а ты не был старым, поэтому я лучше тебя знаю». Сегодня он может услышать в ответ: «Мы что без вашего невеселого опыта никогда не справимся со своими проблемами?! Или вы из нас тоже хотите сделать бюрократов консерваторов и трусов. Вы никогда не были молоды в тех условиях, в которых нам предстоит жить, поэтому ваш опыт для нас бесполезен».
И этот конфликт молодых людей, которые живут настоящим с теми, кто живет в «золотом веке» осложняется тем, что древность не знала понятия «подросток», со всеми его сложностями как мы знаем его сейчас. Любого подростка церковная традиция различала как маленького взрослого. Ответы на его проблемы и переживания, как подростка, в церковной традиции нет. Эта проблематика появилась совсем недавно. «Рост социальной автономии молодежи от старших и индивидуального самоопределения, в противоположность пассивному приспособлению к существующим условиям, породил в середине XVIII в. новый нормативный канон юности, представление о юности как об эпохе «второго рождения», «бури и натиска», воплощение мечты «чистой субъективности» (противоположной идее соборности, кстати). Знаменитый трактат Жан-Жака Руссо «Эмиль, или о воспитании» (1762), где были подробно развиты эти идеи, часто называют «открытием» или «изобретением» юности. «Однако свойства юности сразу же оказались проблематичными. Одни видят в юности «метафизический дар» первозданной естественности, единственно правомерный мост между цивилизацией и природой», «предцивилизационное состояние», «доподлинно романтический возраст», призванный «подняться и сбросить оковы отжившей цивилизации, отважится на то, что у других не хватает жизненной отваги, а именно - вновь погрузиться в стихийное» (И. Кон «Психология ранней юности»).
На этот конфликт накладывается темп исторического развития и образ воспитания, зафиксированный в патриархальной церковной традиции. «Чем больше социально значимых изменений осуществляется в единицу времени, тем заметнее различия между поколениями, тем сложнее механизмы трансмиссии, передачи культуры от младших к старшим и тем избирательнее, селективное отношение младших к своему социальному статусу и наследию» (И. Кон, там же). Ускорение технического и социального развития делает опору на опыт прежних поколений недостаточной. Сейчас иной тип культуры, которая переносит центр тяжести с прошлого на современность. Она ориентируется не столько на старших, сколько на современников равных по возрасту и опыту. В науке, моде, социализации мнение современников важнее, чем мнение предыдущего поколения.
Наконец, в наши дни темп развития стал настолько быстрым, что прошлый опыт не только не достаточен, но зачастую даже вреден, мешая смелым и прогрессивным подходам к новым , небывалым обстоятельствам. Не только молодежь учится у старших, как это было всегда, но и старшие во все большей степени прислушиваются к мнению молодежи. Раньше старший мог сказать юноше: «Ты должен слушаться меня, ибо я был молодым, а ты не был старым, поэтому я лучше тебя знаю». Сегодня он может услышать в ответ: «Мы что без вашего невеселого опыта никогда не справимся со своими проблемами?! Или вы из нас тоже хотите сделать бюрократов консерваторов и трусов. Вы никогда не были молоды в тех условиях, в которых нам предстоит жить, поэтому ваш опыт для нас бесполезен».