Я отдаю последние долги.
Я отдаю последние долги.
Ну что же, высыпайте, кредиторы,
лежалой мелочью из ветхих портмоне
глядеть, как дождь по улицам палит
дробясь и испаряясь от сомнений:
зачем он здесь, зачем тугие поры -
рябой эмалированный дуршлаг
сырых небес - его на камни кинул?
Но это уже дело сквозняка
познать законы рвущегося ливня -
то будет после, завтра. А пока
вам всем угодно знать наверняка
почём финал бурлящих этих линий.
И почему их ветер долговязый
не пригибает к лужам навсегда
и не кладёт горизонтальными тенями
на ваш родной испытанный асфальт?
К чему он в окна бьёт, как идиот,
не веря в замурованность стекла,
когда положен лишь водопровод?
К грозе? "Добро пожаловать, гроза,"-
скрипят гостеприимнейшие ставни
и ухает болван-громоотвод.
Но вот и нет вас. Где же вы? Ау!
Это не сказка, милые, не ложь.
Куда бежишь ты с криком караул?
Смотри, тебе я вымыл сапоги,
постой же, дай - промою до волос,
да не беги так, слышишь, не беги,
промою уши, всё... Ведь я же - дождь!
Только сегодня. Завтра будет зной
и новая коричневая пыль.
Я покажу тебе твоё лицо.
Ты, как и я - один. Ты не похож
ни на кого. Не хочешь быть истцом
у этих бьющих ставнями других.
Бросая в лужу прошлое как грош,
ты говоришь: "Я буду мудрецом,-
ты говоришь.- Со мною только дождь.
Мы отдаём последние долги."
Но это только сумерки. Мираж.
Шипит "прости" нерасторопное стекло
и старый люк не в силах жажду утолить.
И кроме нас в округе - никого.
Кому охота слушать эту блажь,
вставая под растоптанный дуршлаг.
Ну что же, люк. Как говорится, лихом
не поминай. И ты, стекло, давай
не поддавайся тем, кто любит тихо,
да с молотком. А я тебе не враг.
Я, как и ты, пока что вертикален,
хоть и не вижу в сумерках ни зги..
Но всё ж стою как сторож. Всё ж стою
у их опрятных спален, мягких спален.
И отдаю последние долги.