О начале одной "освободительной" войны. Часть первая - дипломатическая.
По мотивам одного из "освобождений" Болгарии. Все учебники, художественная литература, кинофильмы и прочая, прочая, прочая в один голос рассказывают, как коварные турки постоянно подло на кацапию нападали. А вот как генерал от инфантерии граф Ланжерон, одно время командующий Дунайской армией, повествует о начале войны 1806-1812 годов против Турции, с которой Россия осенью 1805 года заключила наступательный(!) союзный(!) договор:
Ужас, внушенный французской республикой всей Европе, заставлял все державы, несколько раз, соединяться против нее, но все эти коалиции успеха не имели. Ни один из государей и ни один из их министров не были на высоте обстоятельств и времени, настолько все государства были расстроены, раздроблены, потрясены и устрашены. Одна только Россия, отдаленная географически от места революции, оставалась тогда еще не втянутой в войну; и если под Аустерлицем ее армия была побеждена, тем не менее, ее территория не была затронута. Она даже воспользовалась этим общим расстройством, чтобы получить Корфу и часть берегов Иллирии и Далмации и заключить с Портою союзный и торговый договор, который был для нее весьма важен. Договор этот был заключен в 1798 году и возобновлен в 1805 г.
Ослепленные или напуганные турки, казалось, не рассчитали той опасности, которая представлялась им при утверждении русских на греческих островах. Они заметили только, что на завладение Корфу и Ионическими островами могли посмотреть как на похищение их территории и что это давало их естественным врагам большие преимущества для нападения на Грецию или же для возмущения ее в случае войны, которую они, рано или поздно, должны были предвидеть с Россией. Турки согласились пропускать корабли и войска через Дарданеллы и не ставить никаких препятствий к торговле на Черном море и, наконец, согласились заменять господарей Валахии и Молдавии не иначе как через каждые семь лет. Оба они принадлежали к русской партии, т. е. к той, которой Россия оказывала покровительство, способствовавшей поднятию их значения, что было единственным предметом их желаний и интриг.
В конце 1805 г., после Аустерлицкого сражения, интриги Франции были очень успешны и, если ей не удалось заставить турок прервать связь с Россией, то все же она добилась ослабления влияния ее могущества. Турки теперь нашли, что русские военные транспортные суда слишком часто проходят через Босфор. Кроме того, князья Молдавии и Валахии были сменены и, взамен прежних, несмотря на то, что со времени назначения первых прошло не более трех лет.
Турки не имели никаких особых причин, чтобы сменить Мурузи, но для смены Ипсиланти их было слишком много. Поднявший восстание в Сербии, он, как подданный Турции, подлежал смертной казни, и, будучи уверен, что Турция объявит нам войну и что об этом следует предупредить... уверил русских, что все турецкие крепости совершенно не подготовлены к обороне и не имеют гарнизонов (Приготовления к войне еще не было. Известно, что турки всегда начинали войну с того, что вводили в крепости сильные гарнизоны и снабжали их значительным запасом продовольствия. Наш военный министр должен был это знать и без сообщения Ипсиланти, но в то время он не был так наблюдателен [данный пассаж связан с тем, что во время написания "Записок" бывший военный министр был уже министром полиции]), что в действительности так и было. Он уверял, что в одну кампанию можно завладеть всеми княжествами, лежащими по левому берегу Дуная, что турки, не имея ни денег, ни значительных сил, не могут справиться даже с разбойничьими шайками, опустошающими Болгарию, и конечно не могли бы оказывать и нам серьезного сопротивления (однако же они и не могли желать объявления войны) и что после покорения трех провинций: Бессарабии, Молдавии и Валахии, подав руку помощи сербам и соединившись с ними в наших Иллирийских владениях, мы можем захватить всю Европейскую Турцию.
Хотя турецкое министерство и было сильно поколеблено интригами Франции, но все же оно было настолько далеко от желания войны, что когда посол Италинский объявил, что он, вместе с своим посольством, покинет Константинополь, если Порта не даст тотчас же удовлетворения по всем, приписываемым ей беззакониям, турецкие министры, говорю я, были сильно испуганы и не только соглашались на все требования России, но и выказали при этом малодушие, слабость и послушание - качества очень редкие у турок, по отношению к русскому послу. Согласившись на все, министры еще спрашивали: будет ли довольна Россия?
Получив все, что требовал Италинский (Двор приказал оставить Фонтона, как уполномоченного, но чтобы придать больше значения своему заявлению, Италинский, по совету Фонтана, умолчал об этом), не сомневался более, что дружба и согласие между двумя империями будут возобновлены. Каково же было его удивление, когда, в конце ноября 1806 года, Рейс-Эфенди, министр иностранных дел, ночью послал разыскать Фонтона и объявил ему, что русские войска, без объявления войны, вошли в пределы Бессарабии и Молдавии и уже заняли несколько крепостей. Министр спрашивал Фонтона о причине этого внезапного вторжения, но Фонтон настолько был поражен, что ничего не ответил, да и не мог ничего ответить. Турецкий министр по его удивлению мог понять, что он ничего не знал о действиях русских войск и не мог их предвидеть.
Случилось так, что курьер Италинского, который вез в Петербург депеши о согласии турок на условия России, еще не успел прибыть к месту назначения, как другой курьер привез из Петербурга приказания войскам о выступлении в поход. Вместе с тем, оттуда же были посланы инструкции в Константинополь, чтобы наше посольство покинуло столицу оттоманов, если турки откажутся исполнить наши требования. Италинский не мог себе представить, что его ответа не будут дожидаться.
На этот раз, справедливость, право, законность, все были на стороне турок. Фонтон уже ничего не мог предпринять и ожидал своего ареста. Это был варварский обычай турок - подвергать заключению послов тех держав, с которыми Турция была в войне. Но Селим III был человек более гуманный и цивилизованный, чем все его предшественники, и министерство его было составлено из людей честных и деликатных. Рейс-Эфенди был человек честный, образованный, тонкого ума, культурный и прекрасно сознававший интересы своего министерства; он симпатизировал России и был врагом Франции. Рейс-Эфенди объявил Фонтону, что хотя действия России и не заслуживают, чтобы турки слишком церемонились с русскими министрами, но что султан, дабы доказать самому Италинскому и лицам его посольства свое милостивое расположение и свою уверенность в том, что они были ни при чем во всем происходящем, позволяет им удалиться, куда угодно и каким угодно способом.
Русское министерство, желая войны с Турцией, так было убеждено, что Порта не удовлетворит предложений, сделанных Россией, что начало неприязненные действия, как мы видели, раньше прибытия курьера от Италинского. Но и полученные депеши нашего посла не изменили планов Петербургского кабинета, который, по обстоятельствам того времени, не мог положиться ни на политику, ни на правдивость Турции. Надо сознаться, что война была предпринята довольно легкомысленно.
Не я один был того мнения, что русское правительство действовало неполитично и даже несправедливо при тех обстоятельствах, в которых мы тогда находились относительно турок, особенно начав войну, не объявивши ее. Это темное пятно на памяти о великом и уважаемом императоре.
Тогда Александр не придавал значения правосудию и не выказывал резко свои таланты, которых имел очень много. Он был очень умен и всегда поступал лучше своих министров, которых имел ошибку чересчур много слушать [автор, хоть и военный, но дипломат!;)].
К неделикатности ( - иначе нельзя этого назвать) вступления в страну союзников неприятелем, без объявления и даже без предлога войны, присоединили новую, приказав обмануть начальников турецких крепостей, просто попросив у них пропуска, идти в Далмацию. Надо было быть настолько несведущими в географии и апатичными, каковыми были турки, чтобы дать себя обмануть подобным предлогом; ведь можно было пройти и через Хотин, чтобы попасть в Далмацию, но уж конечно Бендеры, Аккерман, Килия - не были дорогой туда! И какой начальник крепости, кроме турка, согласится отдать ее без особого приказа от своего повелителя? (Пруссаки в 1806 г. - примечание 1827 г). Предписано было взять все эти города, но только самым дружелюбным образом, а никак не иначе. Это стало новым словом в военном лексиконе.[автор, не только дипломат, но и юморист!;)].
ЗАПИСКИ ГРАФА ЛАНЖЕРОНА
www.vostlit.info
Оригинальный текст по возможности сокращен. Убраны эпизоды, не касающиеся непосредственных обстоятельств начала войны. В квадратных скобках курсивом мои ремарки.