Практики насилия: конфискация земли, продразверстка, использование труда заключенных
Оригинал взят у a_dyukovв Практики насилия: конфискация земли, продразверстка, использование труда заключенных
Впрочем, и приверженность самодержавного государства принципам частой собственности не всегда была безусловной. Профессор Университета Пенсильвании Питер Холквист показывает в своей новой работе, до какой степени деятельность царских чиновников накануне революции предвосхищала многие подходы, применявшиеся впоследствии большевиками. Сотрудники Главного управления земледелия и землеустройства (ГУЗЗ), которым посвящена статья Холквиста, прямо заявляли о своем неприятии частной собственности и рыночных отношений (олицетворявшихся фигурой земельного спекулянта) - не во имя революции или марксизма, конечно, но во имя государственных интересов и рационального хозяйствования.
Такой подход землеустроителей к частной собственности проявился в годы Первой мировой войны. Не секрет, что начало войны вызвало всплеск ксенофобии, вылившейся в том числе в конфискацию в 1916 году значительной части земельных владений, принадлежавших этническим немцам. Интересно, однако, что одновременно царский министр сельского хозяйства подготовил секретный план, предусматривавший также конфискацию земель крупных русских помещиков, использовавших свои владения недостаточно эффективно. Русская оккупация северного Ирана также сопровождалась планами коренной перекройки поземельной собственности, пишет Холквист. Местные крестьяне должны были получить наделы, основанные на трудовой норме, то есть позволяющие поддерживать существование, удовлетворяя свои нормальные потребности. При этом все существующие правовые отношения объявлялись нерациональными и безнадежно запутанными и просто отменялись. Экспроприация распространялась не только на иранских собственников, но и на крупных русских латифундистов, сумевших к тому времени скупить в северном Иране громадные земельные участки. Налицо был конфликт между частными интересами этих групп и национально-историческими задачами России, и выбор, конечно, делался не в пользу первых. Прочитав меморандум о скорой экспроприации русских латифундий и их разделе между персидскими трудящимися, царский генерал-губернатор Туркестана Алексей Куропаткин написал на полях: "Близок час освобожденья!" Точно такую же политику предполагалось проводить и в оккупированной русскими войсками в 1916 году турецкой Армении. Как и в Персии, все местные правовые отношения, включая права собственности конкретных землевладельцев, попросту отменялись. Как показывает Холквист, реформаторы особенно боялись попадания конфискуемых земель в руки спекулянтов, что помешало бы использовать их в дальнейшем в соответствии с государственными интересами и желаниями народа.
Желания народа, впрочем, могли трактоваться весьма вольно. Вспоминая рядовой эпизод, когда крестьянский сход отказывался поддержать нужную властям резолюцию, один такой реформатор из ГУЗЗ писал: "Каюсь, что в данном случае я, что мы в шутку называли, "изнасиловал" сход, то есть не распускал его до тех пор, пока число подписей на составленном проекте приговора не достигло двух третей всего числа домохозяйств в селе. Но кончилось это, кажется, около часу ночи. Вышло, что я "пересидел" крестьян". Неудивительно поэтому, что именно эксперты ГУЗЗ играли ключевую роль и в выработке продовольственной политики, известной нам как продразверстка. Обсуждая в 1916 году политику в оккупированной Армении, эти эксперты предложили обязать местных крестьян сдавать государству все излишки зерна сверх минимальной прожиточной нормы. Военные, возглавлявшие оккупационную администрацию, потопили проект, ссылаясь на физическую невозможность принудить крестьян к сдаче зерна. Однако менее чем через год Временное правительство введет эту схему на всей территории России под названием зерновой диктатуры. Такая же политика проводилась и врангелевскими властями в белом Крыму, и конечно, большевиками, на службу к которым перешли многие эксперты ГУЗЗ. Показательно, пожалуй, что последний проект, разрабатывавшийся накануне революции, касался экономического освоения Русского Севера посредством сооружения железной дороги на Мурманск. Сооружать дорогу предполагалось с опорой на рабский труд немецких военнопленных и штрафных батальонов, сформированных из узбеков и киргизов, участвовавших в Туркестанском восстании 1916 года. По некоторым оценкам, из около 70 тыс. задействованных на стройке пленных немцев 25 тыс. были там же и похоронены.
http://www.kommersant.ru/doc/1283149
Насколько я понимаю, это краткое изложение статьи Холквиста “‘In accord with State Interests and the People's Wishes’: The Technocratic Ideology of Imperial Russia’s Resettlement Administration,” Slavic Review 69, no. 1 (Spring 2010), 151-79.
Впрочем, и приверженность самодержавного государства принципам частой собственности не всегда была безусловной. Профессор Университета Пенсильвании Питер Холквист показывает в своей новой работе, до какой степени деятельность царских чиновников накануне революции предвосхищала многие подходы, применявшиеся впоследствии большевиками. Сотрудники Главного управления земледелия и землеустройства (ГУЗЗ), которым посвящена статья Холквиста, прямо заявляли о своем неприятии частной собственности и рыночных отношений (олицетворявшихся фигурой земельного спекулянта) - не во имя революции или марксизма, конечно, но во имя государственных интересов и рационального хозяйствования.
Такой подход землеустроителей к частной собственности проявился в годы Первой мировой войны. Не секрет, что начало войны вызвало всплеск ксенофобии, вылившейся в том числе в конфискацию в 1916 году значительной части земельных владений, принадлежавших этническим немцам. Интересно, однако, что одновременно царский министр сельского хозяйства подготовил секретный план, предусматривавший также конфискацию земель крупных русских помещиков, использовавших свои владения недостаточно эффективно. Русская оккупация северного Ирана также сопровождалась планами коренной перекройки поземельной собственности, пишет Холквист. Местные крестьяне должны были получить наделы, основанные на трудовой норме, то есть позволяющие поддерживать существование, удовлетворяя свои нормальные потребности. При этом все существующие правовые отношения объявлялись нерациональными и безнадежно запутанными и просто отменялись. Экспроприация распространялась не только на иранских собственников, но и на крупных русских латифундистов, сумевших к тому времени скупить в северном Иране громадные земельные участки. Налицо был конфликт между частными интересами этих групп и национально-историческими задачами России, и выбор, конечно, делался не в пользу первых. Прочитав меморандум о скорой экспроприации русских латифундий и их разделе между персидскими трудящимися, царский генерал-губернатор Туркестана Алексей Куропаткин написал на полях: "Близок час освобожденья!" Точно такую же политику предполагалось проводить и в оккупированной русскими войсками в 1916 году турецкой Армении. Как и в Персии, все местные правовые отношения, включая права собственности конкретных землевладельцев, попросту отменялись. Как показывает Холквист, реформаторы особенно боялись попадания конфискуемых земель в руки спекулянтов, что помешало бы использовать их в дальнейшем в соответствии с государственными интересами и желаниями народа.
Желания народа, впрочем, могли трактоваться весьма вольно. Вспоминая рядовой эпизод, когда крестьянский сход отказывался поддержать нужную властям резолюцию, один такой реформатор из ГУЗЗ писал: "Каюсь, что в данном случае я, что мы в шутку называли, "изнасиловал" сход, то есть не распускал его до тех пор, пока число подписей на составленном проекте приговора не достигло двух третей всего числа домохозяйств в селе. Но кончилось это, кажется, около часу ночи. Вышло, что я "пересидел" крестьян". Неудивительно поэтому, что именно эксперты ГУЗЗ играли ключевую роль и в выработке продовольственной политики, известной нам как продразверстка. Обсуждая в 1916 году политику в оккупированной Армении, эти эксперты предложили обязать местных крестьян сдавать государству все излишки зерна сверх минимальной прожиточной нормы. Военные, возглавлявшие оккупационную администрацию, потопили проект, ссылаясь на физическую невозможность принудить крестьян к сдаче зерна. Однако менее чем через год Временное правительство введет эту схему на всей территории России под названием зерновой диктатуры. Такая же политика проводилась и врангелевскими властями в белом Крыму, и конечно, большевиками, на службу к которым перешли многие эксперты ГУЗЗ. Показательно, пожалуй, что последний проект, разрабатывавшийся накануне революции, касался экономического освоения Русского Севера посредством сооружения железной дороги на Мурманск. Сооружать дорогу предполагалось с опорой на рабский труд немецких военнопленных и штрафных батальонов, сформированных из узбеков и киргизов, участвовавших в Туркестанском восстании 1916 года. По некоторым оценкам, из около 70 тыс. задействованных на стройке пленных немцев 25 тыс. были там же и похоронены.
http://www.kommersant.ru/doc/1283149
Насколько я понимаю, это краткое изложение статьи Холквиста “‘In accord with State Interests and the People's Wishes’: The Technocratic Ideology of Imperial Russia’s Resettlement Administration,” Slavic Review 69, no. 1 (Spring 2010), 151-79.