Кремлевское новоселье. Пасхальные истории 4.
С. П. Шевырев
Русский праздник, данный в присутствии их императорских величеств 9-го и 11-го апреля
В субботу Светлой недели, 9 апреля, в доме Московского градоначальника в присутствии их императорских величеств и всего августейшего их семейства совершился вполне Русский праздник. (...)
Англичане XVI столетия, пышный двор Елизаветы и сама королева со своими приближенными открыли шествие. Англии уступила шаг смиренная Россия, сознавая, что на пути всемирного образования Англия шла впереди.
За нею развернулось как великолепный бесконечный свиток Русское Царство. Мы снова поклонились красоте златоверхого Киева и славного города Владимира. В скромном величии прошли перед нами седовласая Москва и уже степенный Петербург. Многие города, громкие памятью истории, прислали своих представителей на праздник: Белозерск, Чернигов, Ростов, Углич, древние княжения; Вязьма, известная битвой, сокрушившей силу неприятеля; Галич, блиставший верным жемчужным нарядом жен своих; Вологда, Пермь, Екатеринодар, Петрозаводск. Уфа дала живописного башкира с меткими стрелами. Подолия - прекрасную малороссиянку. Вильно - такую же литовку, стройную и русокудрую, с задумчивыми очами севера. Грузия - новую грузинку, не уступившую первой. Гостья Невы из Петербурга перелетела в горный Дагестан и вышла своенравной черкешенкой. Екатеринослав прислал юную чету переселенцев сербов, Белосток красовался видной парою, черноокая Бессарабия напоминала негу Азии, и при ней великолепен был молдаванин в чалме и парче Востока. Снова кланялись мы и прежним знакомым: и пленительному Воронежу, и пышной калужанке, которую вел царский сокольничий; Рязани и Тамбову, которые остались верны местным народным одеждам, и восточным глазам Дербента.
Исторические лица по временам прерывали шествие. Среди этой пышности в величавой простоте явился русский мужик села Домнина Иван Сусанин в смуром кафтане, в черных рукавицах, с дубинкой в руке, весь осыпанный снегом. Тут, под Нижним Новгородом, шел князь Дмитрий Михайлович Пожарский в ратной одежде древнего воеводы со своим верным Кузьмою. За Архангельском бежал в Москву учиться рыбацкий сын с Холмогор 16-ти лет, в нагольном тулупе, накинутом на плечо, с сетью в одной руке, с арифметикой Магницкого - в другой. Добрыня, открывший шествие, ливонский рыцарь посредине, Ермак - в заключении, еще умноживший свои сибирские племена, были по-прежнему величавы.
Перед каждым городом или областью боярский отрок нес герб. Дети - лучший цвет московского дворянства - миловидной прелестью возраста и русской одежды украшали это шествие и придавали его степенной важности что-то милое, кроткое и веселое. Пятьдесят шесть пар стали в ряды. По обычаю русского народа как бы одна рука сняла шляпу с мужчин и одним поклоном приветствовали все державных посетителей праздника.
И вот раздались русские песни. И под их родные напевы начали свиваться и развиваться хороводы, и скромные жены и девы клали руку на плечо величавым боярам и добрым молодцам.
При виде этого зрелища, при звуках родных песен не одно плечо под тяжким генеральским эполетом подымалось от знакомого русского чувства и, конечно, не одно сердце билось русским трепетом.
Когда расступился хоровод на две стороны, дети прошли строем со своими значками и преклонили их перед императорскими величествами.
Строгие и многодумные очи нашего государя обвеселились на этом Русском празднике, и светлая улыбка выражала радость его русского сердца.
И шествие, и хоровод повторили по желанию их величеств. Государь император и государыня императрица благоволили дарить ласковое слово всем участвовавшим в этом празднике. Дети были осыпаны ласками их всего августейшего семейства.
По желанию их величеств, праздник повторился 11 апреля в зале Российского благородного собрания. Державные гости праздника, для которых он был учрежден, пожелали разделить свое удовольствие и с тем московским обществом, которое в первый раз не могло его видеть. Зала Собрания, растворенная настежь его старшинами для всех желавших, едва могла вмещать посетителей. И здесь было тесно развернуться всему Русскому Царству во всем его великолепии, но прекрасны были два круга полного хоровода, женский и мужской, первый во втором, для которых зала, несмотря на множество, дала пространство.
Между тем как шумел, теснился и толпился бал Собрания, в комнатах, приготовленных для государыни императрицы, произошло событие, которого не забудут, конечно, ни дети наши, ни дети детей наших. Их угощала царская ласка и милость. Как цветы рассыпались они по коврам и как мотыльки резвились на них около государыни императрицы и Великих княгинь. Державный властелин миллионов и нежный отец благословенного семейства, который, как всем еще памятно, любил, отдыхая от забот государственных, играть со своими детьми, играл также и с нашими. Не одно живое и искреннее слово вылетало из уст невинных малюток, не привыкших сковывать чувство и язык осторожностью и светским приличием. Открытый младенческий лепет находил прямой доступ к чадолюбивому сердцу государя и государыни. И вот их царственной милостью с детского пира вышли отроки пажами Двора их императорских величеств. И счастливая весть из детских уст понеслась по зале Собрания, а потом и по всей Москве, и дети передавали родителям свою сердечную радость о том, как государыня их ласкала и угощала, как государь играл с ними и как вышли они пажами с царского угощения.
Не забудется, конечно, никогда в Москве этот праздник, которого мысль принадлежит супруге Московского градоначальника, а успех исполнения - единодушному желанию московских дворян представить взорам державных гостей внешний вид богатства и разнообразия одежд древней и новой России. Конец же праздника, счастливый для столь многих семейств, есть движение сердечной радости их величеств при взгляде на внешнюю красоту нашего Отечества и на стремление всех нас в мысли о нем соединиться с ними.
О! да соединимся мы с ними в этой великой мысли не на одном только празднике, не в блеске минутного веселья, но во всей нашей жизни, во всех наших желаниях, помышлениях, чувствах, действиях, словах. Мысль о нашем возлюбленном Отечестве, о его несокрушимых силах, о его славе, могуществе, добре, правде, просвещении и особенно вере как главном источнике всех других благ должна более, чем когда-нибудь, проникнуть во все основы нашего бытия, одушевлять нас и в храме Божием, и в царском дворце, и в палате закона, и на поле брани, на суше и на море, и в храмине суда, и на кафедре ученого, и в слове писателя, и в быту семейном, и в занятиях и досугах общественных, и на бирже купеческой, и в трудах земледельца.Мы счастливы тем, что эта мысль, выраженная прекрасным праздником от лица просвещеннейшего круга Москвы в доме ее градоначальника, нашла глубокое сочувствие в самом хозяине России, которому Бог вверил ее величие, добро и правду для счастья его народа и который в течение 24-х лет своего царствования не переставал каким-то от Бога данным ему внушением призывать нас к тому, чтобы мы возвращались в свое Отечество. Пришла пора не одним наружным образом нам в него возвратиться, но и внутренним. От образования западных народов мы не откажемся, как свидетельствовала Англия, которой дан шаг вперед на Московском празднике. Но мы уже не будем раболепно следовать ему, а осознаем, что в нас есть свои особенные, наши, заветные силы, которые дал нам Бог, История, земля наша и которых мы не должны ни сокрушать, ни искажать в себе никаким раболепным подражанием.
.
«Москвитянин». 1849. Май
Г.В. Аксенова «Русские праздники» // Московский журнал. № 5 (209). 2008.
О Большом Кремлевском Дворце см. также
Сайт музеев Московского Кремля.
Сайт Президента России - 1
Сайт Президента России - 2
Москва при правлении Николая I.
Алексей Хомяков
Кремлевская заутреня на пасху
В безмолвии, под ризою ночною,
Москва ждала; и час святой настал:
И мощный звон промчался над землею,
И воздух весь, гудя, затрепетал.
Певучие, серебрянные громы
Сказали весть святого торжества;
И, слыша глас, её душе знакомый,
Подвиглася великая Москва.
Всё тот же он: ни нашего волненья,
Ни мелочно-торжественных забот
Не знает он, и, вестник искупленья,
Он с высоты нам песнь одну поёт, -
Победы песнь, песнь конченного плена.
Мы слушаем; но как внимаем мы?
Сгибаются ль упрямые колена?
Смиряются ль кичливые умы?
Откроем ли радушные объятья
Для страждущих, для меньшей братьи всей?
Хоть вспомним ли, что это слово - братья -
Всех слов земных дороже и святей?
1850 г. (посвящена событиям 1849 г.)
Русский праздник, данный в присутствии их императорских величеств 9-го и 11-го апреля
В субботу Светлой недели, 9 апреля, в доме Московского градоначальника в присутствии их императорских величеств и всего августейшего их семейства совершился вполне Русский праздник. (...)
Англичане XVI столетия, пышный двор Елизаветы и сама королева со своими приближенными открыли шествие. Англии уступила шаг смиренная Россия, сознавая, что на пути всемирного образования Англия шла впереди.
За нею развернулось как великолепный бесконечный свиток Русское Царство. Мы снова поклонились красоте златоверхого Киева и славного города Владимира. В скромном величии прошли перед нами седовласая Москва и уже степенный Петербург. Многие города, громкие памятью истории, прислали своих представителей на праздник: Белозерск, Чернигов, Ростов, Углич, древние княжения; Вязьма, известная битвой, сокрушившей силу неприятеля; Галич, блиставший верным жемчужным нарядом жен своих; Вологда, Пермь, Екатеринодар, Петрозаводск. Уфа дала живописного башкира с меткими стрелами. Подолия - прекрасную малороссиянку. Вильно - такую же литовку, стройную и русокудрую, с задумчивыми очами севера. Грузия - новую грузинку, не уступившую первой. Гостья Невы из Петербурга перелетела в горный Дагестан и вышла своенравной черкешенкой. Екатеринослав прислал юную чету переселенцев сербов, Белосток красовался видной парою, черноокая Бессарабия напоминала негу Азии, и при ней великолепен был молдаванин в чалме и парче Востока. Снова кланялись мы и прежним знакомым: и пленительному Воронежу, и пышной калужанке, которую вел царский сокольничий; Рязани и Тамбову, которые остались верны местным народным одеждам, и восточным глазам Дербента.
Исторические лица по временам прерывали шествие. Среди этой пышности в величавой простоте явился русский мужик села Домнина Иван Сусанин в смуром кафтане, в черных рукавицах, с дубинкой в руке, весь осыпанный снегом. Тут, под Нижним Новгородом, шел князь Дмитрий Михайлович Пожарский в ратной одежде древнего воеводы со своим верным Кузьмою. За Архангельском бежал в Москву учиться рыбацкий сын с Холмогор 16-ти лет, в нагольном тулупе, накинутом на плечо, с сетью в одной руке, с арифметикой Магницкого - в другой. Добрыня, открывший шествие, ливонский рыцарь посредине, Ермак - в заключении, еще умноживший свои сибирские племена, были по-прежнему величавы.
Перед каждым городом или областью боярский отрок нес герб. Дети - лучший цвет московского дворянства - миловидной прелестью возраста и русской одежды украшали это шествие и придавали его степенной важности что-то милое, кроткое и веселое. Пятьдесят шесть пар стали в ряды. По обычаю русского народа как бы одна рука сняла шляпу с мужчин и одним поклоном приветствовали все державных посетителей праздника.
И вот раздались русские песни. И под их родные напевы начали свиваться и развиваться хороводы, и скромные жены и девы клали руку на плечо величавым боярам и добрым молодцам.
При виде этого зрелища, при звуках родных песен не одно плечо под тяжким генеральским эполетом подымалось от знакомого русского чувства и, конечно, не одно сердце билось русским трепетом.
Когда расступился хоровод на две стороны, дети прошли строем со своими значками и преклонили их перед императорскими величествами.
Строгие и многодумные очи нашего государя обвеселились на этом Русском празднике, и светлая улыбка выражала радость его русского сердца.
И шествие, и хоровод повторили по желанию их величеств. Государь император и государыня императрица благоволили дарить ласковое слово всем участвовавшим в этом празднике. Дети были осыпаны ласками их всего августейшего семейства.
По желанию их величеств, праздник повторился 11 апреля в зале Российского благородного собрания. Державные гости праздника, для которых он был учрежден, пожелали разделить свое удовольствие и с тем московским обществом, которое в первый раз не могло его видеть. Зала Собрания, растворенная настежь его старшинами для всех желавших, едва могла вмещать посетителей. И здесь было тесно развернуться всему Русскому Царству во всем его великолепии, но прекрасны были два круга полного хоровода, женский и мужской, первый во втором, для которых зала, несмотря на множество, дала пространство.
Между тем как шумел, теснился и толпился бал Собрания, в комнатах, приготовленных для государыни императрицы, произошло событие, которого не забудут, конечно, ни дети наши, ни дети детей наших. Их угощала царская ласка и милость. Как цветы рассыпались они по коврам и как мотыльки резвились на них около государыни императрицы и Великих княгинь. Державный властелин миллионов и нежный отец благословенного семейства, который, как всем еще памятно, любил, отдыхая от забот государственных, играть со своими детьми, играл также и с нашими. Не одно живое и искреннее слово вылетало из уст невинных малюток, не привыкших сковывать чувство и язык осторожностью и светским приличием. Открытый младенческий лепет находил прямой доступ к чадолюбивому сердцу государя и государыни. И вот их царственной милостью с детского пира вышли отроки пажами Двора их императорских величеств. И счастливая весть из детских уст понеслась по зале Собрания, а потом и по всей Москве, и дети передавали родителям свою сердечную радость о том, как государыня их ласкала и угощала, как государь играл с ними и как вышли они пажами с царского угощения.
Не забудется, конечно, никогда в Москве этот праздник, которого мысль принадлежит супруге Московского градоначальника, а успех исполнения - единодушному желанию московских дворян представить взорам державных гостей внешний вид богатства и разнообразия одежд древней и новой России. Конец же праздника, счастливый для столь многих семейств, есть движение сердечной радости их величеств при взгляде на внешнюю красоту нашего Отечества и на стремление всех нас в мысли о нем соединиться с ними.
О! да соединимся мы с ними в этой великой мысли не на одном только празднике, не в блеске минутного веселья, но во всей нашей жизни, во всех наших желаниях, помышлениях, чувствах, действиях, словах. Мысль о нашем возлюбленном Отечестве, о его несокрушимых силах, о его славе, могуществе, добре, правде, просвещении и особенно вере как главном источнике всех других благ должна более, чем когда-нибудь, проникнуть во все основы нашего бытия, одушевлять нас и в храме Божием, и в царском дворце, и в палате закона, и на поле брани, на суше и на море, и в храмине суда, и на кафедре ученого, и в слове писателя, и в быту семейном, и в занятиях и досугах общественных, и на бирже купеческой, и в трудах земледельца.Мы счастливы тем, что эта мысль, выраженная прекрасным праздником от лица просвещеннейшего круга Москвы в доме ее градоначальника, нашла глубокое сочувствие в самом хозяине России, которому Бог вверил ее величие, добро и правду для счастья его народа и который в течение 24-х лет своего царствования не переставал каким-то от Бога данным ему внушением призывать нас к тому, чтобы мы возвращались в свое Отечество. Пришла пора не одним наружным образом нам в него возвратиться, но и внутренним. От образования западных народов мы не откажемся, как свидетельствовала Англия, которой дан шаг вперед на Московском празднике. Но мы уже не будем раболепно следовать ему, а осознаем, что в нас есть свои особенные, наши, заветные силы, которые дал нам Бог, История, земля наша и которых мы не должны ни сокрушать, ни искажать в себе никаким раболепным подражанием.
.
«Москвитянин». 1849. Май
Г.В. Аксенова «Русские праздники» // Московский журнал. № 5 (209). 2008.
О Большом Кремлевском Дворце см. также
Сайт музеев Московского Кремля.
Сайт Президента России - 1
Сайт Президента России - 2
Москва при правлении Николая I.
Алексей Хомяков
Кремлевская заутреня на пасху
В безмолвии, под ризою ночною,
Москва ждала; и час святой настал:
И мощный звон промчался над землею,
И воздух весь, гудя, затрепетал.
Певучие, серебрянные громы
Сказали весть святого торжества;
И, слыша глас, её душе знакомый,
Подвиглася великая Москва.
Всё тот же он: ни нашего волненья,
Ни мелочно-торжественных забот
Не знает он, и, вестник искупленья,
Он с высоты нам песнь одну поёт, -
Победы песнь, песнь конченного плена.
Мы слушаем; но как внимаем мы?
Сгибаются ль упрямые колена?
Смиряются ль кичливые умы?
Откроем ли радушные объятья
Для страждущих, для меньшей братьи всей?
Хоть вспомним ли, что это слово - братья -
Всех слов земных дороже и святей?
1850 г. (посвящена событиям 1849 г.)