Николай Павлович и книги.
Николай I - книжный рецензент.
Александр Пушкин. «Борис Годунов».
«Я считаю, что цель г. Пушкина была бы выполнена, если б с нужным очищением переделал комедию свою в историческую повесть или роман наподобие Вальтера Скотта».
(Резолюция Николая I на записке Александра Бенкендорфа).
Михаил Лермонтов. «Герой нашего времени».
«13 июня 1840 г. 10 1/2. Я работал и читал всего „Героя“, который хорошо написан. <…> 14 июня. 3 часа дня. Я работал и продолжал читать сочинение Лермонтова; я нахожу второй том менее удачным, чем первый. <…> 7 часов вечера. Я дочитал „Героя“ до конца и нахожу вторую часть отвратительной, вполне достойной быть в моде. Это то же самое преувеличенное изображение презренных характеров, которое имеется в нынешних иностранных романах. Такие романы портят характер. Ибо хотя такую вещь читают с досадой, но все-таки она оставляет тягостное впечатление, потому что в конце концов привыкаешь думать, что весь мир состоит из подобных людей, у которых даже лучшие, на первый взгляд, поступки проистекают из отвратительных и фальшивых побуждений. Что должно из этого следовать? Презрение или ненависть к человечеству! Но это ли цель нашего пребывания на земле? Ведь и без того есть наклонность стать ипохондриком или мизантропом, так зачем же поощряют или развивают подобного рода изображениями эти наклонности!...
Итак, я повторяю, что, по моему убеждению, это жалкая книга, обнаруживающая большую испорченность ее автора. Характер капитана намечен удачно. Когда я начал это сочинение, я надеялся и радовался, думая, что он и будет, вероятно, героем нашего времени, потому что в этом классе есть гораздо более настоящие люди, чем те, которых обыкновенно так называют. В кавказском корпусе, конечно, много таких людей, но их мало кто знает; однако капитан появляется в этом романе как надежда, которой не суждено осуществиться. Господин Лермонтов оказался неспособным представить этот благородный и простой характер; он заменяет его жалкими, очень мало привлекательными личностями, которых нужно было оставить в стороне (даже если они существуют), чтобы не возбуждать досады. Счастливого пути, господин Лермонтов, пусть он очистит себе голову, если это может произойти в среде, где он найдет людей, чтобы дорисовать до конца характер своего капитана, допуская, что он вообще в состоянии схватить и изобразить его».
(Из письма Николая I жене - императрице Александре Федоровне).
Петр Чаадаев. «Первое философическое письмо».
«Прочитав статью, нахожу, что содержание оной смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного…»
(Из резолюции Николая I).
Николай Гоголь. «Ревизор».
«Ну, пьеска! Всем досталось, а мне - более всех!»
(По воспоминаниям актера Петра Каратыгина).
Иоганн Вольфганг Гете. «Фауст».
«Гете! Это ваша гнусная философия, ваш гнусный Гете, ни во что не верующий - вот причина несчастий Германии! Уйдите отсюда».
(Реплика Николая I в пересказе Александры Смирновой-Россет).
«Гримм стоял все у двери с „Фаустом“ под мышкой. Имп<ератор> напустился на него: „А! вы смеете читать эту безбожную книгу перед моими детьми и развращать их молодое воображение! Это ваши отечественные головы - Шиллер, Гете и подобные подлецы, которые подготовили теперешнюю кутерьму“».
(Реплика Николая I в пересказе Александры Смирновой-Россет).
Отсюда: http://arzamas.academy/materials/109
Александр Пушкин. «Борис Годунов».
«Я считаю, что цель г. Пушкина была бы выполнена, если б с нужным очищением переделал комедию свою в историческую повесть или роман наподобие Вальтера Скотта».
(Резолюция Николая I на записке Александра Бенкендорфа).
Михаил Лермонтов. «Герой нашего времени».
«13 июня 1840 г. 10 1/2. Я работал и читал всего „Героя“, который хорошо написан. <…> 14 июня. 3 часа дня. Я работал и продолжал читать сочинение Лермонтова; я нахожу второй том менее удачным, чем первый. <…> 7 часов вечера. Я дочитал „Героя“ до конца и нахожу вторую часть отвратительной, вполне достойной быть в моде. Это то же самое преувеличенное изображение презренных характеров, которое имеется в нынешних иностранных романах. Такие романы портят характер. Ибо хотя такую вещь читают с досадой, но все-таки она оставляет тягостное впечатление, потому что в конце концов привыкаешь думать, что весь мир состоит из подобных людей, у которых даже лучшие, на первый взгляд, поступки проистекают из отвратительных и фальшивых побуждений. Что должно из этого следовать? Презрение или ненависть к человечеству! Но это ли цель нашего пребывания на земле? Ведь и без того есть наклонность стать ипохондриком или мизантропом, так зачем же поощряют или развивают подобного рода изображениями эти наклонности!...
Итак, я повторяю, что, по моему убеждению, это жалкая книга, обнаруживающая большую испорченность ее автора. Характер капитана намечен удачно. Когда я начал это сочинение, я надеялся и радовался, думая, что он и будет, вероятно, героем нашего времени, потому что в этом классе есть гораздо более настоящие люди, чем те, которых обыкновенно так называют. В кавказском корпусе, конечно, много таких людей, но их мало кто знает; однако капитан появляется в этом романе как надежда, которой не суждено осуществиться. Господин Лермонтов оказался неспособным представить этот благородный и простой характер; он заменяет его жалкими, очень мало привлекательными личностями, которых нужно было оставить в стороне (даже если они существуют), чтобы не возбуждать досады. Счастливого пути, господин Лермонтов, пусть он очистит себе голову, если это может произойти в среде, где он найдет людей, чтобы дорисовать до конца характер своего капитана, допуская, что он вообще в состоянии схватить и изобразить его».
(Из письма Николая I жене - императрице Александре Федоровне).
Петр Чаадаев. «Первое философическое письмо».
«Прочитав статью, нахожу, что содержание оной смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного…»
(Из резолюции Николая I).
Николай Гоголь. «Ревизор».
«Ну, пьеска! Всем досталось, а мне - более всех!»
(По воспоминаниям актера Петра Каратыгина).
Иоганн Вольфганг Гете. «Фауст».
«Гете! Это ваша гнусная философия, ваш гнусный Гете, ни во что не верующий - вот причина несчастий Германии! Уйдите отсюда».
(Реплика Николая I в пересказе Александры Смирновой-Россет).
«Гримм стоял все у двери с „Фаустом“ под мышкой. Имп<ератор> напустился на него: „А! вы смеете читать эту безбожную книгу перед моими детьми и развращать их молодое воображение! Это ваши отечественные головы - Шиллер, Гете и подобные подлецы, которые подготовили теперешнюю кутерьму“».
(Реплика Николая I в пересказе Александры Смирновой-Россет).
Отсюда: http://arzamas.academy/materials/109