Как крестьянин Государя оскорбил...
Г.X. Гейслер.
Лист из альбома "Живописные картины нравов,обычаев и развлечений русских...".
Гравюра, акварель. Конец XVIII в.
К разряду особо тяжких преступлений в дореволюционной России относились преступления, совершённые против императора и членов императорского дома.
Ещё в 1649 году в Соборное уложение были включены специальные постановления "о государской чести",
по которым даже совершённые на царском дворе преступления считались оскорбляющими честь и
достоинство государева двора, а потому влекли за собой серьёзные наказания.
Но при этом в Соборном уложении 1649 года нет никакого упоминания об оскорблении царствующей особы словом1.
При Петре I в Воинском уставе 1716 года появляется положение о словесном оскорблении царской персоны. Словесное оскорбление и всякое неодобрение действий и намерений правящего государя были подведены
под понятие преступлений против «Величества» и несли за собой смертную казнь и конфискацию имущества. Это породило практику многочисленных доносов и злоупотреблений, а в ряде последующих указов государю даже пришлось определить более точный порядок подачи доносов2.
В "просвещённое" правление Екатерины II было указано на необходимость сужения понятия преступления против "Величества".
В первой редакции "Наказа" Екатерина высказала мнение о том, что государственными преступлениями надо считать лишь те преступления, которые угрожают жизни и безопасности государя или квалифицируются как измена государству.
Неодобрение действий государя, порицание его распоряжений, по мнению императрицы, не должны были составлять преступления против "Величества".
А вот произнесённые слова, которые переходили в дело и призывали к восстанию, должны были стать наказуемыми3.
Правда, этой либеральной затее не пришлось сбыться.
Под влиянием церковной верхушки (санкт-петербургского митрополита Гавриила, псковского епископа Иннокентия и архимандрита Платона, впоследствии митрополита московского) была высказана идея о том, что "безопасность особы государя соединяется с безопасностью всего государства и потому малейшее против сего недоразумение не должно быть оставлено без исследования"4.
Императрица изменила первоначальную мысль в первой редакции "Наказа" в сторону ужесточения наказания против своей особы. Порицание действий самодержца она отнесла к деяниям наказуемым, но не стала их считать государственными преступлениями, а потому значительно смягчила за них ответственность5.
А. В. Поляков. Портрет императора Николая 1.1829 г.
После известных событий на Сенатской площади 14 декабря 1825 года и воцарения Николая I в стране произошли важные изменения в государственном управлении и законодательстве.
Указом императора от 3 июля 1826 года было создано III отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Круг обязанностей III отделения был обширен - от сбора сведений о различных происшествиях в империи до распоряжений по делам высшей полиции.
К одной из главных задач III отделения относилась охрана императора и его семьи, в том числе и от оскорбления его достоинства со стороны всех сословий в государстве6.
При этом Николай I всегда прощал всех арестованных и осуждённых за публичное оскорбление его достоинства.
Известен, в частности, такой случай.
22 января 1826 года Государственный совет приговорил одного государственного крестьянина за произнесение в разговоре со своим братом бранных слов в адрес государя к наказанию кнутом и
"по поставлении штемпельных знаков" (то есть выжиганию калёным железом на лице знаков, свидетельствующих о том, что он каторжник) к ссылке навсегда в каторжную работу.
На мемории Государственного совета, представленной на утверждение, Николай наложил резолюцию: "Простить".
И затем на протяжении всего своего царствования император ни разу не изменил этому раз и навсегда принятому правилу7.
Интересный случай произошёл в Балашове Саратовской губернии в 1829 году. Удельный крестьянин Калина Юдин рассказал полиции, «что села Козловки удельный крестьянин Андрей Степанов при разговоре с ним похвалялся балашовских крестьян выселить на другую землю, и когда ему Юдин на сие сказал, что он того без воли императора сделать не может, то Степанов будто с произнесением скверноматерных слов говорил: "что он Государя Императора шляить"9.
Современный исследователь истории крестьянства В. Б. Безгин, изучавший пореформенные дела по оскорблению царя крестьянами с 1880-х годов по 1907 год, отмечал: "Общим в делах об оскорблениях
этого периода являлосьто, что крамольные речи звучали чаще всего в трактире, а произносившие их были пьяны"10.
Вероятно, спор этих двух крестьян как раз и произошёл в местном питейном заведении.
Но тем не менее случаи прилюдного оскорбления государя в те годы были редкостью11.
Поэтому данное происшествие следует считать редким исключением.
7 января 1829 года саратовский гражданский губернатор А. Б. Голицын подал в столицу "всеподданнейший рапорт".
Началось следствие по делу "о неприличном изречении удельного крестьянина Степанова".
На начавшемся следствии крестьянин Степанов, конечно, всё отрицал.
В своё оправдание он говорил, что им было всего лишь сказано крестьянину Калине Юдину:
"Ступай к Государю-Императору, да шляйся по-пустому".
Нашлись и шесть свидетелей по делу, которые под присягой подтвердили, что у крестьян Юдина
и Степанова действительно был спор и что последний "Государя-императора шляил"12.
Надо отметить, что спор из-за земли у козлов-ских и балашовских удельных крестьян, судя по данным официального делопроизводства, действительно был для них больной темой13.
По законам того времени Степанову грозило серьёзное наказание за совершённое словесное оскорбление первого лица государства.
В "Своде законов уголовных" преступления подобного рода считались государственными и назывались преступлениями «по первым двум пунктам» и включали в себя:
"Злоумышление против Священной Особы Императорского Величества и Членов Императорского Дома и поношение Императорского Величества и Императорского Дома злыми и вредительными словами.
Бунт или измена противу Государя и Государства" (ст. 214)".
Преступление, совершённое удельным крестьянином Андреем Степановым, квалифицировалось как словесное оскорбление "Императорского Величества".
В случае «особенной их важности» должно было караться смертной казнью, но могло быть и заменено на менее тяжкие виды наказания: лишение всех прав состояния, наказание кнутом и ссылку на каторжную работу (ст. 217, 220)15.
Но, как известно, царь прощал подобных обидчиков.
Обвинённому крестьянину, как и другим бедолагам, крупно повезло.
Резолюция государя, посланная 26 января 1829 года от начальника III отделения А. X. Бенкендорфа в Саратов, гласила: "Если за ним другой вины нет, то простить"16.
А вот неожиданностью следствие обернулось для самого доносчика - удельного крестьянина Калины Юдина. Интересное продолжение этого сюжета мы находим в фонде "Балашовского удельного приказа Саратовской губернии" в архиве города Балашова.
Здесь сохранилось дело "О крестьянине Калине Юдине", где отложилась дополнительная и интересная информация, которой нет в ГАРФ.
Итак, следствие по делу посчитало всё же не "вполне" доказанным донос крестьянина Юдина на крестьянина Степанова, отчего сам Юдин подвергся суду и был приговорён к наказанию плетьми и к ссылке в Сибирь,
но суд верхней губернской инстанции (Саратовская палата уголовного суда) заменил наказание батогами
"с оставлением в жительстве" при поручительстве Балашовского удельного приказа17.
Спасло, видимо, Юдина и вовремя поданное прошение его жены, и благосклонность Саратовской удельной конторы, которая разрешила взять всему "миру" на поруки своего провинившегося крестьянина.
Так закончилось дело двух удельных крестьян, которое ни кому из них не принесло ни счастья, ни пользы. Правда, через несколько лет неожиданно сбылась угроза крестьянина Андрея Степанова. В 1833 году в Балашовском уезде разразилась страшная засуха, "совершенный неурожай хлебов и трав...".
Крестьяне Балашовского удельного приказа оказались в тяжёлом экономическом положении.
"В минувшее лето, - по словам управляющего Саратовской удельной конторой, - крестьяне не только семян, но и вовсе ничего не собрали с полей своих".
Во многих сёлах приказа у людей появились повальные болезни, а в крестьянских хозяйствах усилился падёж скота.
Кроме того, из-за чрезвычайной засухи в Балашове и в селе Усть-Щербедино произошли значительные пожары.
Пожар 1833 года в Балашове уничтожил половину города и заставил удельное ведомство начать скорое переселение удельных крестьян на новое место.
Крестьянам просто-напросто запретили вновь селиться на своих погорелых местах19.
И когда-то оброненные слова удельного крестьянина Степанова стали пророческими...
Текст: А. Завитаев.
с. Тростянка Саратовской области.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. ПСЗРИ. Собрание 1. Т. I. № 1.
СПб. 1830. С. 3-7.
2. Оскорбление Величества// Энциклопедический словарь/изд. Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. Т. 22. СПб. 1897. С. 279.
3. Там же.
4. Там же.
5. Там же.
6. Россия под надзором: отчёты III отделения 1827-1869. М. 2006. С. 5-' Выскочков Л. В. Николай I.
М. 2006. С. 142-150.
7. Российские самодержцы: 1801-1917. М.1993. С. 126.
8. Шляить - (производное от глагола "шляться") ходить, шататься без дела в контексте рассматриваемого в статье архивного дела это сквернословное выражение обозначает "оскорблять, ругать кого-либо".
9. ГАРФ. Ф. 109. 4 эксп. 1829 г. Оп. 169. Д. 55. Л. 1-4.
10. Колоницкий Б. М. «Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны.
М. 2010. С. 44.
11. Завьялова Е. В. Особенности отношения крестьян к царской власти во второй половине XIX века (на материалах Смоленской губернии)//Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2011. № 7 (13). Ч.П.
С. 83-86. Надо отметить, что процесс усиления антицарских настроений в деревне наступает в пореформенный период.
В связи с этим Б. Н. Миронов отмечает: «...лишь в пореформенное время народный монархизм стал постепенно слабеть»: Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи ХШ1-ХХ вв. Т. 2. СПб. 2003. С. 221.
12. ГАРФ. Ф. 109. 4 эксп. 1829 г. Оп. 169. Д. 55. Л. 1-4.
13. Балашовский филиал Государственного архива Саратовской области (далее БФ ГАСО). Ф. 1. Оп. 1. Д. 41. Л. 22-24; Д. 460. Л. 1-54; Опись документов и дел исторического архива. Вып. 2. Дела удельные, сост. В. А. Доброе. Саратов. 1914. С. 17, 35.
14. Свод законов уголовных. СПб. 1832.
С. 76. Двоичное деление этого вида преступления было предпринято ещё Петром I и нашло своё выражение в известной тогда формуле: «слово и дело».
15. Там же. С. 78.
16. ГАРФ. Ф. 109. 4 эксп. 1829г. Оп. 169. Д. 55. Л. 1-4.
17. БФ ГАСО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 254. Л. 1-2 об.
18. Государственный архив Саратовской области (ГАСО). Ф. 606. Оп. 1. Д. 426. Л. 6-7 об; ГАРФ. Ф. 109. 4 эксп. 1833 г. Оп. 173. Д. 96.
Л. 1-12; РГАДА. Ф. 1355. Оп.1.
Д. 1272. Л. 1, 5-7. Опись документов и
дел исторического архива...
С. 53-54; Сборник статистических
сведений по Саратовской губернии. Т. XII.
Вып. 2. Саратов. 1893. С. 31.
.