"Мопед не мой". :) Текст - на усмотрение сообщников.
Император Николай I на смертном одре.
18 февраля 1855 года петербургские газеты опубликовали бюллетень о состоянии здоровья Николая I: "Его Величество заболел лихорадкой".
Через день: "Его Величеству угрожает паралич легких".
Еще через день - 21 февраля - появился манифест о кончине императора.
На самом деле император умер в день опубликования первого бюллетеня.
Зачем нужно было скрывать эту смерть? Чтобы подготовить народ?
Чтобы народ не обезумел от горя? Вряд ли.
Никто, собственно, не расстроился...
Эпоха правления российского императора Николая I была очень непростой. Мало найдется российских правителей с таким "антирейтингом",
как у Николая Павловича. На него вешали и вешают всех собак.
Он виноват, что казнил декабристов. Хотя по тем временам повесить за военный мятеж всего пять человек - неслыханная милость.
Один полоумный Каховский, застреливший ветерана, героя и инвалида Отечественной войны
Милорадовича, собирался лично перебить с десяток членов царской семьи.
Николай виноват, что назначил Пушкина на ничтожную должность камер-юнкера, а Грибоедова - на важнейшую должность министра-резидента в Иране.
Николай виноват, что перевел гвардейца Лермонтова служить на Кавказ за поединок и повторный
вызов на дуэль сына французского посланника.
Можно подумать, если сейчас какой-нибудь лейтенантик ФСО набьет морду сыну французского посла,
а в кутузке потребует продолжения банкета, - ему орден дадут.
Между тем, как человек Николай Павлович производит исключительно благоприятное впечатление.
Он всю жизнь спал на походной кровати, укрывшись солдатской шинелью.
Царь никому не делал поблажек: его сын Александр, будущий император, постоянно сидел на гауптвахте за ошибки на плац-парадах.
Военного министра Чернышева император очень ценил, поскольку тот настучал на своего брата-декабриста, желая оттяпать у него имение. Чернышева назначили министром, но имение не дали.
От зычного окрика Николая гвардейские офицеры падали в обморок.
В Европе им пугали маленьких детей. А это, как известно, для российского правителя - высшая похвала. Свое политическое кредо Николай I определял довольно оригинально: "По убеждениям я республиканец.
Но судьбой мне уготовано быть самодержавным царем. Чего я совсем не понимаю - это конституционных монархий".
В этом и была его беда. Как любой ограниченный и самоуверенный человек, Николай не верил в существование того, чего не понимал.
Он был убежден, что британская королева Виктория -такой же монарх, как и он. Достаточно написать
ей дружеское письмо - и все противоречия между странами исчезнут. А подсказать было некому:
царь назначал министров из военных, которые, как уже говорилось, падали в обморок.
Так Николай ввязался в Крымскую войну. Все русско-турецкие войны имеют одну особенность.
Если войны оканчивались неудачно, то историки признавали их ненужными, вызванными неумеренными амбициями. Если удачно - то очень нужными, вызванными естественными геополитическими интересами. Крымская окончилась неудачно. На сторону Турции встали Англия, Франция и - что совсем унизительно - какая-то Сардиния.
Русские войска терпели поражение за поражением. Царь, по воспоминаниям придворных, целыми ночами "клал земные поклоны" и "плакал, как ребенок".
Потом - невероятная для Николая Павловича вещь - впал в апатию.
Его младшие сыновья Николай и Михаил прислали из Крыма письмо. Царь, в свое время бесстрашно разъезжавший на коне под пулями декабристов, только спросил: "Здоровы ли они? Все прочее меня
не касается".
В официальном сообщении о смерти царя говорилось: "Болезнь, вначале казавшаяся ничтожной, к несчастью, соединилась с другими причинами расстройства, давно уже таившимися в сложении, лишь по видимому крепком..."
Медицинский диагноз поразительно точно описывает состояние России во время Крымской войны,
"вначале казавшейся ничтожной".
Атмосфера строжайшей секретности, которой окутали обстоятельства смерти Николая, должна
была пресечь слухи и толки. И, разумеется, слухи от этого поползли со страшной силой:
царь отравился.
Видимо, так оно и было. Перед лейб-медиком Мандтом закрылись двери всех салонов.
Его обвиняли в том, что он дал царю яд.
Народ собрался перед дворцом и требовал выдачи медика. Как написал критик-народолюбец
Добролюбов, "если бы Мандта выдали, народ, пожалуй, и разорвал бы его на части...
чтобы потешиться законным образом".
Мандт предпочел тайно уехать за границу. В Берлине он опубликовал статью о болезни императора.
Ее запретили печатать в России, а тупой министр просвещения раструбил этот запрет по всем университетам.
Как бы то ни было, наступило новое царствование. Эпоха необдуманных реформ, которые почему-то назвали великими.
Хотя все их величие заключалось в том, что до этого не было совсем никаких.
Текст: Г. Сташков.
.