mysea
in
nicholas_i
Декабристы. "Забавы взрослых шалунов"
Версия декабристов, хе-хе:)
Наступило утро 14 декабря (27 по новому стилю). В этот день Николай должен был принимать присягу подданных на верность. "Участь страшная, жертва тяжкая, - признавался он 12 декабря в письме графу Дибичу. - Послезавтра я или государь, или без дыхания. Я жертвую собой для брата. Счастлив, что как подданный исполняю его волю. Но что будет с Россией?" Николай знал от доносчиков о заговоре против него. Как деду и отцу, царствование могло стоить ему жизни. Николай Павлович не мог не понимать, что рискует не только свой жизнью, но и жизнью своей семьи. Но он был должен выполнить волю брата, приняв корону ради России. Итак, Николай счел себя обязанным царствовать.
Ночью,не дождавшись приезда Михаила, которого он очень хотел видеть вместе с собой в Совете, Николай пошел туда один и зачитал свой Манифест о восшествии на престол. Когда он вернулся, его приветствовали как Императора. Нерадостной была эта ночь, она была полна самых страшных предчувствий. Императрица плакала в своем кабинете, когда Николай зашел к ней, помолился и сказал:: «Неизвестно, что ожидает нас. Обещай мне проявить мужество, если придется умереть.» Императрица поклялась умереть достойно, если придется. Это были первые часы царствования Императора Николая I
14 декабря, рано утром к новому императору явился с докладом генерал-адъютант Бенкендорф. Николай Павлович сказал ему: "Сегодня вечером, может быть, нас обоих не будет более на свете, но, по крайней мере, мы умрем, исполнив наш долг".
Кому-нибудь еще жалко г-д бунтовщиков?
Рано утром присягу приняли гвардейские генералы и полковые командиры. Им Николай объявил: "Если буду императором хотя на один час, то покажу, что был того достоин" Присягнул лейб-гвардейский саперный полк: « все штаб и обер-офицеры и нижние чины лейб-гвардии саперного батальона были приведены к присяге Николаю Павловичу, на батальонном дворе, в присутствии командира батальона, который, быв, в 5 часов утра, потребован в штаб гвардейского корпуса, одновременно с другими начальниками гвардейских частей, присягнул новому государю в малой дворцовой церкви зимнего дворца и привез в батальон манифест о вступлении на престол императора Николая Павловича, с приложенными к нему письмами об отречении от престола августейшего его брата, которые полковник Геруа и прочел перед приведением батальона к присяге.»
В 7 утра присягнул Сенат. Милорадович сообщил, что присягнули кирасиры Орлова. Все, казалось бы, шло хорошо, но …
Когда около 9 утра для принятия присяги были выстроены Московцы, два офицера : Михаил Бестужев и князь Щепин-Ростовский ( еще один Рюрикович)- принялись за то, что мы называем агитацией. Они кричали, что солдат обманывают, что законный Император - Константин, что присягать одному, а потом другому - святотатство «"Присягнув одному государю, тут же присягать другому - грех!"», что полк должен выступить в защиту своего Императора. Как не поверить своим офицерам? Как отречься от данной присяги? Тем более, когда рассказывают такие страшные вещи: цесаревич Константин не отказывался добровольно от престола, а злодейски схвачен узурпатором Николаем, закован в цепи и ввергнут в сырое узилище. А высочайший шеф Московского полка, великий князь Михаил ехал, дескать, поднять своих верных солдату шек на помощь брату, но был схвачен на городской заставе тем же узурпатором и тоже посажен в железа… Полк отказывается переприсягать, заряжает ружья и готов выступить за « Константина и жену его Конституцию!». Но солдаты, стоящие у знамен, отказываются отдавать стяги.
Штабс-капитан князь Щепин-Ростовский полосует их саблей - ранен солдат Красовский, унтер Моисеев. Когда две мятежные роты (две из шести) все же покидают казармы, наперерез бегут подоспевшие старшие командиры: бригады - генерал Шеншин, полка - генерал Фредерике, батальона - полковник Хвощинский. Пытаются остановить…
Щепин-Ростовский бьет Фредерикса саблей по голове сзади. Затем сабельным ударом сбивает наземь Шеншина и еще долго бьет лежащего. Само благородство!… Потом, с каторги, он будет писать Николаю исполненные скулежа прошения, уверяя, будто ни к какому заговору не принадлежал, и все «случилось по воле обстоятельств»…Ни-ни, ничего не делал его сиятельство!
Остается Хвощинский. С ним ситуация несколько сложнее - в свое время, давно, и он, как многие, похаживал на заседания тайного общества. И помнящий об этом Бестужев пытается уговорить его примкнуть к мятежу (у бунтовщиков маловато старших офицеров, а полковник Хвощинский в столичной гвардии пользуется авторитетом).
Хвощинский, однако, отказывается - и получает три сабельных удара от Щепина. Солдаты направляются к Сенату.
Главные силы повстанцев (лейб-гвардии Московский, Финляндский и Гренадерский полки) во главе с диктатором Трубецким должны были собраться на Сенатской площади у здания Сената, не допустить сенаторов до переприсяги и принудить их (если потребуется, силой оружия) издать "Манифест к русскому народу". Тем временем другие полки (Измайловский и гвардейский Морской экипаж) под командованием капитана А.И. Якубовича захватили бы Зимний дворец и арестовали царскую семью. Всего в Петербурге декабристы рассчитывали поднять шесть гвардейских полков численностью в 6 тыс. человек.
На деле же удалось взбунтовать около 3 тысяч, но и это была немалая сила. Но все идет не так. Якубович в 5 уnра отказался от «царейбийственного кинжала» , Булатов не пошел в Петропавловскую крепость. И что самое глупое, диктатор Трубецкой так и не появляется на площади. Он прячется тут же, неподалеку, за углом Главного штаба, созерцая происходящее, как самый обычный зритель. Осторожно так наблюдая, чтобы вовремя смыться в безопасно место - в дом своего родственника - австрийского посла. Рылеев очень быстро исчезает с площади, громко объявив, что «идет искать Трубецкого» - да так и не вернется более. Лишь около 4 часов дня декабристы выбрали - тут же, на площади, - нового диктатора, тоже князя, Е.П. Оболенского ( Рюриковича, конечно) Однако время уже было упущено: Николай пустил в ход "последний довод королей".
Впрочем, до этого пока далеко. Сейчас во дворе Зимнего выстаивается лейб-гвардии саперный батальон, шефом которого является сам Николай, знающий всех офицеров и солдат лично.. Так вспоминает об этом генерал-лейтенант В. И. Фелькнер:».
Первое чувство удивления при этой внезапной перемене в престолонаследии сменилось чувством радости, когда мы узнали, что великий князь Николай Павлович, генерал-инспектор по инженерной части, шеф лейб-гвардии саперного батальона, которого все чины, от командира до последнего солдата, искренне любили и были беспредельно преданы, сделался нашим императором. Он также сердечно любил своих саперов…
Когда командир 1-й саперной роты, штабс-капитан Квашнин-Самарин, посланный для принесения из аничковского дворца батальонного знамени для присяги, подходил с 1-м взводом к казармам, в последний въехали ехавшие очень быстро, в санях, два офицера гвардейской конной артиллерии, привели его тем в беспорядок, кричали саперам: "братцы, не присягайте! Вас обманывают!" и затем скрылись из виду.»
Саперам Император мог доверить свою семью. Убедившись, что семья в безопасности, Николай Павлович «без всякой свиты, в одном мундире и ленте, вышел на дворцовую площадь, где был мгновенно окружен стекавшимся отовсюду народом, взволнованным смутными городскими слухами о возмущении войск, будто бы отказывающихся присягнуть императору Николаю Павловичу, желая пребыть верными Константину Павловичу. Высочайший манифест о вступлении на престол, напечатанный ночью, был прочитан в церквах довольно поздно, после обедни, перед молебствием и только весьма мало экземпляров его было роздано в народе, а потому большинству населения было совершенно неизвестно отречение от престола Константина Павловича. Государь, узнав об этом от окружавших его лиц, взял у одного из них печатный экземпляр манифеста и стал сам громким голосом читать его народу, подробно объясняя ему при том его содержание. Многочисленная толпа, по окончании чтения манифеста, огласив воздух радостными криками "ура!", стала бросать вверх шапки.
Ближайшие к нему из толпы падали на колени, целовали руки и ноги его, и вся масса народа кричала, что не выдаст его и разорвет на части всех тех, кто осмелится восстать против него. Государь, тронутый этими изъявлениями преданности к нему народа, громким и внятным голосом поблагодарил его за изъявления любви; но, вместе с тем, запретил, словом или делом, вмешиваться в распоряжения правительственных властей, которым одним должно быть предоставлено унять волнения и привесть к покорности бунтовщиков.»
И какое же счастье, что Николай Павлович оставил во дворе Зимнего своих верных саперов! Потому что ко дворцу бежит поручик Панов во главе девятисот гренадер . Он врывается во двор Зимнего дворца, где нет самого Николая, но осталась вся его семья. Сначала он уговаривает караульных пропустить его по-хорошему, но, встретив отказ, мятежники попросту отбрасывают заметно уступающих им в численности часовых. Итак, они врываются во двор…
Но там стоит в безукоризненном порядке, с заряженными ружьями, лейб-гвардии саперный батальон. Тысяча человек. Силы примерно равны, но Панов не решается на атаку. Он уводит своих людей на площадь. Потом, на следствии, он будет рассказывать, что во двор зимнего забежал случайно…И правда, разберешь разве - то ли дворец, то ли сарай какой… Его вранье тогда же было разбито в пух и прах свидетельскими показаниями. Все его поведение свидетельствовало о том, что гренадер он привел к Зимнему умышленно . Но спасли саперы. Семья Николая в заложники не попала.
Началось долгое стояние на площади.
Click to viewНаступило утро 14 декабря (27 по новому стилю). В этот день Николай должен был принимать присягу подданных на верность. "Участь страшная, жертва тяжкая, - признавался он 12 декабря в письме графу Дибичу. - Послезавтра я или государь, или без дыхания. Я жертвую собой для брата. Счастлив, что как подданный исполняю его волю. Но что будет с Россией?" Николай знал от доносчиков о заговоре против него. Как деду и отцу, царствование могло стоить ему жизни. Николай Павлович не мог не понимать, что рискует не только свой жизнью, но и жизнью своей семьи. Но он был должен выполнить волю брата, приняв корону ради России. Итак, Николай счел себя обязанным царствовать.
Ночью,не дождавшись приезда Михаила, которого он очень хотел видеть вместе с собой в Совете, Николай пошел туда один и зачитал свой Манифест о восшествии на престол. Когда он вернулся, его приветствовали как Императора. Нерадостной была эта ночь, она была полна самых страшных предчувствий. Императрица плакала в своем кабинете, когда Николай зашел к ней, помолился и сказал:: «Неизвестно, что ожидает нас. Обещай мне проявить мужество, если придется умереть.» Императрица поклялась умереть достойно, если придется. Это были первые часы царствования Императора Николая I
14 декабря, рано утром к новому императору явился с докладом генерал-адъютант Бенкендорф. Николай Павлович сказал ему: "Сегодня вечером, может быть, нас обоих не будет более на свете, но, по крайней мере, мы умрем, исполнив наш долг".
Кому-нибудь еще жалко г-д бунтовщиков?
Рано утром присягу приняли гвардейские генералы и полковые командиры. Им Николай объявил: "Если буду императором хотя на один час, то покажу, что был того достоин" Присягнул лейб-гвардейский саперный полк: « все штаб и обер-офицеры и нижние чины лейб-гвардии саперного батальона были приведены к присяге Николаю Павловичу, на батальонном дворе, в присутствии командира батальона, который, быв, в 5 часов утра, потребован в штаб гвардейского корпуса, одновременно с другими начальниками гвардейских частей, присягнул новому государю в малой дворцовой церкви зимнего дворца и привез в батальон манифест о вступлении на престол императора Николая Павловича, с приложенными к нему письмами об отречении от престола августейшего его брата, которые полковник Геруа и прочел перед приведением батальона к присяге.»
В 7 утра присягнул Сенат. Милорадович сообщил, что присягнули кирасиры Орлова. Все, казалось бы, шло хорошо, но …
Когда около 9 утра для принятия присяги были выстроены Московцы, два офицера : Михаил Бестужев и князь Щепин-Ростовский ( еще один Рюрикович)- принялись за то, что мы называем агитацией. Они кричали, что солдат обманывают, что законный Император - Константин, что присягать одному, а потом другому - святотатство «"Присягнув одному государю, тут же присягать другому - грех!"», что полк должен выступить в защиту своего Императора. Как не поверить своим офицерам? Как отречься от данной присяги? Тем более, когда рассказывают такие страшные вещи: цесаревич Константин не отказывался добровольно от престола, а злодейски схвачен узурпатором Николаем, закован в цепи и ввергнут в сырое узилище. А высочайший шеф Московского полка, великий князь Михаил ехал, дескать, поднять своих верных солдату шек на помощь брату, но был схвачен на городской заставе тем же узурпатором и тоже посажен в железа… Полк отказывается переприсягать, заряжает ружья и готов выступить за « Константина и жену его Конституцию!». Но солдаты, стоящие у знамен, отказываются отдавать стяги.
Штабс-капитан князь Щепин-Ростовский полосует их саблей - ранен солдат Красовский, унтер Моисеев. Когда две мятежные роты (две из шести) все же покидают казармы, наперерез бегут подоспевшие старшие командиры: бригады - генерал Шеншин, полка - генерал Фредерике, батальона - полковник Хвощинский. Пытаются остановить…
Щепин-Ростовский бьет Фредерикса саблей по голове сзади. Затем сабельным ударом сбивает наземь Шеншина и еще долго бьет лежащего. Само благородство!… Потом, с каторги, он будет писать Николаю исполненные скулежа прошения, уверяя, будто ни к какому заговору не принадлежал, и все «случилось по воле обстоятельств»…Ни-ни, ничего не делал его сиятельство!
Остается Хвощинский. С ним ситуация несколько сложнее - в свое время, давно, и он, как многие, похаживал на заседания тайного общества. И помнящий об этом Бестужев пытается уговорить его примкнуть к мятежу (у бунтовщиков маловато старших офицеров, а полковник Хвощинский в столичной гвардии пользуется авторитетом).
Хвощинский, однако, отказывается - и получает три сабельных удара от Щепина. Солдаты направляются к Сенату.
Главные силы повстанцев (лейб-гвардии Московский, Финляндский и Гренадерский полки) во главе с диктатором Трубецким должны были собраться на Сенатской площади у здания Сената, не допустить сенаторов до переприсяги и принудить их (если потребуется, силой оружия) издать "Манифест к русскому народу". Тем временем другие полки (Измайловский и гвардейский Морской экипаж) под командованием капитана А.И. Якубовича захватили бы Зимний дворец и арестовали царскую семью. Всего в Петербурге декабристы рассчитывали поднять шесть гвардейских полков численностью в 6 тыс. человек.
На деле же удалось взбунтовать около 3 тысяч, но и это была немалая сила. Но все идет не так. Якубович в 5 уnра отказался от «царейбийственного кинжала» , Булатов не пошел в Петропавловскую крепость. И что самое глупое, диктатор Трубецкой так и не появляется на площади. Он прячется тут же, неподалеку, за углом Главного штаба, созерцая происходящее, как самый обычный зритель. Осторожно так наблюдая, чтобы вовремя смыться в безопасно место - в дом своего родственника - австрийского посла. Рылеев очень быстро исчезает с площади, громко объявив, что «идет искать Трубецкого» - да так и не вернется более. Лишь около 4 часов дня декабристы выбрали - тут же, на площади, - нового диктатора, тоже князя, Е.П. Оболенского ( Рюриковича, конечно) Однако время уже было упущено: Николай пустил в ход "последний довод королей".
Впрочем, до этого пока далеко. Сейчас во дворе Зимнего выстаивается лейб-гвардии саперный батальон, шефом которого является сам Николай, знающий всех офицеров и солдат лично.. Так вспоминает об этом генерал-лейтенант В. И. Фелькнер:».
Первое чувство удивления при этой внезапной перемене в престолонаследии сменилось чувством радости, когда мы узнали, что великий князь Николай Павлович, генерал-инспектор по инженерной части, шеф лейб-гвардии саперного батальона, которого все чины, от командира до последнего солдата, искренне любили и были беспредельно преданы, сделался нашим императором. Он также сердечно любил своих саперов…
Когда командир 1-й саперной роты, штабс-капитан Квашнин-Самарин, посланный для принесения из аничковского дворца батальонного знамени для присяги, подходил с 1-м взводом к казармам, в последний въехали ехавшие очень быстро, в санях, два офицера гвардейской конной артиллерии, привели его тем в беспорядок, кричали саперам: "братцы, не присягайте! Вас обманывают!" и затем скрылись из виду.»
Саперам Император мог доверить свою семью. Убедившись, что семья в безопасности, Николай Павлович «без всякой свиты, в одном мундире и ленте, вышел на дворцовую площадь, где был мгновенно окружен стекавшимся отовсюду народом, взволнованным смутными городскими слухами о возмущении войск, будто бы отказывающихся присягнуть императору Николаю Павловичу, желая пребыть верными Константину Павловичу. Высочайший манифест о вступлении на престол, напечатанный ночью, был прочитан в церквах довольно поздно, после обедни, перед молебствием и только весьма мало экземпляров его было роздано в народе, а потому большинству населения было совершенно неизвестно отречение от престола Константина Павловича. Государь, узнав об этом от окружавших его лиц, взял у одного из них печатный экземпляр манифеста и стал сам громким голосом читать его народу, подробно объясняя ему при том его содержание. Многочисленная толпа, по окончании чтения манифеста, огласив воздух радостными криками "ура!", стала бросать вверх шапки.
Ближайшие к нему из толпы падали на колени, целовали руки и ноги его, и вся масса народа кричала, что не выдаст его и разорвет на части всех тех, кто осмелится восстать против него. Государь, тронутый этими изъявлениями преданности к нему народа, громким и внятным голосом поблагодарил его за изъявления любви; но, вместе с тем, запретил, словом или делом, вмешиваться в распоряжения правительственных властей, которым одним должно быть предоставлено унять волнения и привесть к покорности бунтовщиков.»
И какое же счастье, что Николай Павлович оставил во дворе Зимнего своих верных саперов! Потому что ко дворцу бежит поручик Панов во главе девятисот гренадер . Он врывается во двор Зимнего дворца, где нет самого Николая, но осталась вся его семья. Сначала он уговаривает караульных пропустить его по-хорошему, но, встретив отказ, мятежники попросту отбрасывают заметно уступающих им в численности часовых. Итак, они врываются во двор…
Но там стоит в безукоризненном порядке, с заряженными ружьями, лейб-гвардии саперный батальон. Тысяча человек. Силы примерно равны, но Панов не решается на атаку. Он уводит своих людей на площадь. Потом, на следствии, он будет рассказывать, что во двор зимнего забежал случайно…И правда, разберешь разве - то ли дворец, то ли сарай какой… Его вранье тогда же было разбито в пух и прах свидетельскими показаниями. Все его поведение свидетельствовало о том, что гренадер он привел к Зимнему умышленно . Но спасли саперы. Семья Николая в заложники не попала.
Началось долгое стояние на площади.