И восходит солнце
И восходит солнце
Незнакомцы
Смерть
Еще смерть
Параллельный мир
Тетрадь
Броневики
Белки
Малиновые волосы
Продолжая чтение, продолжаю удивляться: человеку чувствительному, творческого склада, писателю, в конце концов, для глубокой клинической депрессии хватило бы и десятой доли от описанных случаев; даже одного только "взрослого комплекта" - на передовой почти всю войну, отравлен газами, революция (не важно, что приветствовал), военный коммунизм, террор...
Из историй больше прочих запали про стрелявшего по изоляторам прапорщика и как мама объясняет маленькому Мише, что на заработанные деньги сгоревший дом не отстроишь (пока что там еще). Как медвежонку отгрызли лапы - тоже жутко. Но, увы, не так.
Опавшие листья, выходит, не все одинаковы.
Какие-то не истлевают быстро, какие-то - никогда.
***
Подумал про себя, - ну а что, кроме шиповника?
На самом деле, тоже много разного.
Например, незнакомцы.
***
НЕЗНАКОМЦЫ
Мне пять лет. Гуляю возле подъезда. Ко мне подходят мужчина и женщина. Женщина присела на корточки передо мной, обняла, поцеловала. Мне стало так хорошо, как не было никогда. Уже заметно взрослее, вспоминая тот случай, не раз испытывал я чувство вины: а с какой стати мне было так хорошо? Разве мама не любила меня? Не целовала, не ласкала?
СМЕРТЬ
Мне семь или восемь. Человек выпал из окна. У него повылетали зубы. Слетели с ног ботинки. Из него что-то выплеснулось. Человек ведь - как пакет с водой. Пакет внутри других пакетов. Уже позднее, читая исповедь Холдена Колфилда, я отмечал: да, зубы при этом вылетают...
ЕЩЕ СМЕРТЬ
"Рафик" сбил пешехода. Или "буханка", - маленьким я их путал (можно, конечно установить, когда появились "рафики", но так ли важно; - в памяти лишь лобовое стекло [1]). Собрались люди. Подъехала милиция, скорая. Я там с самого момента несчастья. Лицо водителя. Оно застывшее. Водитель - грузный мужчина с черными волосами, бородкой, смотрит перед собой и ничего не видит. Он мертв. Мне семь лет.
ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР
Мне одиннадцать. Гуляю возле телеателье. Все здесь знакомо. Исхожено-переисхожено, излазано, прочесано в бессчетных "войнушках". Здесь мы обычно отрываемся от интернатских, устраиваем сборища. Обхожу здание типового проекта "все в одном" (там и ателье), заворачиваю за гаражи, мимо семиэтажки, где, кажется, живет наша химичка. Еще чуть прохожу. Смотрю на небо. Оно странное. Свет идет вокруг очень плотного облака. Почти тучи. Косыми лучами просачивается сквозь бахрому по ее краям; он весьма необычной гаммы. А больше таких облаков на небе нет. Это меня как-то по-особому удивляет. Опускаю глаза и... ничего не узнаю. Не понимаю, где я. Ничего знакомого. Абсолютно. Дома, машины, мусорные баки, воробьи булку клюют. Я в панике. Начинаю метаться. Вот семиэтажка, но она другая! Вот гараж, но он один, а было же несколько... Сердце бешено колотится, во рту кислый привкус. А потом я нашелся. Облако прошло, и я узнал семиэтажку (с другой стороны обежал).
Недавно один из друзей мне рассказывал про трансерфинг. И про то, как он в Крыму переместился в другой мир, когда ночевал на какой-то горе. "Выходит, сейчас ты беседуешь не с тем мной, с которым был знаком прежде?" - спросил я. "Выходит так", - смутился мой товарищ.
ТЕТРАДЬ
Мне девятнадцать. Практикум по спектрам. Все шустрят, получить зачет - что достичь полюса на собаках. У меня почти готово, дописываю. Меня тормошат - "дай, покажи!" Отмахиваюсь. "Таблицу начертил!?" Вокруг гомон, нервяк. Препод - как Крюгер из "17-ти мгновений", садист. Впрочем, у меня с ним проблем не возникает. И тут происходит непонятное. Во мне что-то просто отключается. Смотрю на лабу, на студентов, на окно (за ним ранняя весна). Беру тетрадь и отдаю Юле (она первой просила). Юля не понимает - "Ты же защищать?" "Все равно не сдам, не готов". Мы с ней стали близкими друзьями, а это ощущение "обесточенности" повторилось в жизни еще не однажды.
Напомнил, кстати, тот пересказанный случай про "возгордившегося" М.
БРОНЕВИКИ
Мне двадцать один. Путч. Новый Арбат. Кажется, дождь, не уверен. Колонна БТР-ов. Может - военных грузовиков. Не помню. Помню свой невероятный гнев. Ярость. На оба ваши дома, между прочим. Темно-зеленые машины движутся на фоне "Дома книги". Вы разрушаете мой мир.
БЕЛКИ
Мне тридцать шесть. Ева загнала белку на дерево. Смотрит на нее, обхватив ствол клена (?), глаза блестят в невероятном задоре. Белка жутко взбудоражена, верещит, цокает, вся трясется. Непонятно почему. "Оставь, вдруг бешеная", говорю Еве. И вдруг вижу двух белок - на дереве и под ним. Белка-белка и белка-Ева. Невероятно ярко, отчасти шаржировано, словно в каком-то диснеевском мультике. Трясу головой. Реальность возвращается. Или вновь уходит?
МАЛИНОВЫЕ ВОЛОСЫ
Этот год. Лето. "Пантократор". Читаю, как в 1902-м Бабушкин проник в Лондон с волосами малинового цвета (гимназисты, помогавшие ему загримироваться, перепутали краску). Не смеюсь. Представляю Бабушкина. Осознаю, что вот-вот, еще чуть-чуть - и пойму что-то невероятно важное об этом мире. Нет. Не пойму...
***
Все это - травмы.
Инграммы.
Триггеры жизненного пути.
Откровения.
Дырочки в броне.
--------------------------------------
[1] Все-таки это был раф. Старый. Или ераз. Сейчас рассматривал разные буханки, рафы, даже мерседесы старые (откуда бы они, интересно, там) - за все время так и не возвращался к этому всерьез, вопрос не шевелился. Или - все-таки буханка...
Незнакомцы
Смерть
Еще смерть
Параллельный мир
Тетрадь
Броневики
Белки
Малиновые волосы
Продолжая чтение, продолжаю удивляться: человеку чувствительному, творческого склада, писателю, в конце концов, для глубокой клинической депрессии хватило бы и десятой доли от описанных случаев; даже одного только "взрослого комплекта" - на передовой почти всю войну, отравлен газами, революция (не важно, что приветствовал), военный коммунизм, террор...
Из историй больше прочих запали про стрелявшего по изоляторам прапорщика и как мама объясняет маленькому Мише, что на заработанные деньги сгоревший дом не отстроишь (пока что там еще). Как медвежонку отгрызли лапы - тоже жутко. Но, увы, не так.
Опавшие листья, выходит, не все одинаковы.
Какие-то не истлевают быстро, какие-то - никогда.
***
Подумал про себя, - ну а что, кроме шиповника?
На самом деле, тоже много разного.
Например, незнакомцы.
***
НЕЗНАКОМЦЫ
Мне пять лет. Гуляю возле подъезда. Ко мне подходят мужчина и женщина. Женщина присела на корточки передо мной, обняла, поцеловала. Мне стало так хорошо, как не было никогда. Уже заметно взрослее, вспоминая тот случай, не раз испытывал я чувство вины: а с какой стати мне было так хорошо? Разве мама не любила меня? Не целовала, не ласкала?
СМЕРТЬ
Мне семь или восемь. Человек выпал из окна. У него повылетали зубы. Слетели с ног ботинки. Из него что-то выплеснулось. Человек ведь - как пакет с водой. Пакет внутри других пакетов. Уже позднее, читая исповедь Холдена Колфилда, я отмечал: да, зубы при этом вылетают...
ЕЩЕ СМЕРТЬ
"Рафик" сбил пешехода. Или "буханка", - маленьким я их путал (можно, конечно установить, когда появились "рафики", но так ли важно; - в памяти лишь лобовое стекло [1]). Собрались люди. Подъехала милиция, скорая. Я там с самого момента несчастья. Лицо водителя. Оно застывшее. Водитель - грузный мужчина с черными волосами, бородкой, смотрит перед собой и ничего не видит. Он мертв. Мне семь лет.
ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР
Мне одиннадцать. Гуляю возле телеателье. Все здесь знакомо. Исхожено-переисхожено, излазано, прочесано в бессчетных "войнушках". Здесь мы обычно отрываемся от интернатских, устраиваем сборища. Обхожу здание типового проекта "все в одном" (там и ателье), заворачиваю за гаражи, мимо семиэтажки, где, кажется, живет наша химичка. Еще чуть прохожу. Смотрю на небо. Оно странное. Свет идет вокруг очень плотного облака. Почти тучи. Косыми лучами просачивается сквозь бахрому по ее краям; он весьма необычной гаммы. А больше таких облаков на небе нет. Это меня как-то по-особому удивляет. Опускаю глаза и... ничего не узнаю. Не понимаю, где я. Ничего знакомого. Абсолютно. Дома, машины, мусорные баки, воробьи булку клюют. Я в панике. Начинаю метаться. Вот семиэтажка, но она другая! Вот гараж, но он один, а было же несколько... Сердце бешено колотится, во рту кислый привкус. А потом я нашелся. Облако прошло, и я узнал семиэтажку (с другой стороны обежал).
Недавно один из друзей мне рассказывал про трансерфинг. И про то, как он в Крыму переместился в другой мир, когда ночевал на какой-то горе. "Выходит, сейчас ты беседуешь не с тем мной, с которым был знаком прежде?" - спросил я. "Выходит так", - смутился мой товарищ.
ТЕТРАДЬ
Мне девятнадцать. Практикум по спектрам. Все шустрят, получить зачет - что достичь полюса на собаках. У меня почти готово, дописываю. Меня тормошат - "дай, покажи!" Отмахиваюсь. "Таблицу начертил!?" Вокруг гомон, нервяк. Препод - как Крюгер из "17-ти мгновений", садист. Впрочем, у меня с ним проблем не возникает. И тут происходит непонятное. Во мне что-то просто отключается. Смотрю на лабу, на студентов, на окно (за ним ранняя весна). Беру тетрадь и отдаю Юле (она первой просила). Юля не понимает - "Ты же защищать?" "Все равно не сдам, не готов". Мы с ней стали близкими друзьями, а это ощущение "обесточенности" повторилось в жизни еще не однажды.
Напомнил, кстати, тот пересказанный случай про "возгордившегося" М.
БРОНЕВИКИ
Мне двадцать один. Путч. Новый Арбат. Кажется, дождь, не уверен. Колонна БТР-ов. Может - военных грузовиков. Не помню. Помню свой невероятный гнев. Ярость. На оба ваши дома, между прочим. Темно-зеленые машины движутся на фоне "Дома книги". Вы разрушаете мой мир.
БЕЛКИ
Мне тридцать шесть. Ева загнала белку на дерево. Смотрит на нее, обхватив ствол клена (?), глаза блестят в невероятном задоре. Белка жутко взбудоражена, верещит, цокает, вся трясется. Непонятно почему. "Оставь, вдруг бешеная", говорю Еве. И вдруг вижу двух белок - на дереве и под ним. Белка-белка и белка-Ева. Невероятно ярко, отчасти шаржировано, словно в каком-то диснеевском мультике. Трясу головой. Реальность возвращается. Или вновь уходит?
МАЛИНОВЫЕ ВОЛОСЫ
Этот год. Лето. "Пантократор". Читаю, как в 1902-м Бабушкин проник в Лондон с волосами малинового цвета (гимназисты, помогавшие ему загримироваться, перепутали краску). Не смеюсь. Представляю Бабушкина. Осознаю, что вот-вот, еще чуть-чуть - и пойму что-то невероятно важное об этом мире. Нет. Не пойму...
***
Все это - травмы.
Инграммы.
Триггеры жизненного пути.
Откровения.
Дырочки в броне.
Click to view--------------------------------------
[1] Все-таки это был раф. Старый. Или ераз. Сейчас рассматривал разные буханки, рафы, даже мерседесы старые (откуда бы они, интересно, там) - за все время так и не возвращался к этому всерьез, вопрос не шевелился. Или - все-таки буханка...