Данаи Тициана
Великий Тициан неоднократно рисовал Данаю и золотой дождь. Я знаю как минимум 4 его картины, посвященные этому сюжету. История заключается в том, что Даная была дочерью аргосского царя Акрисия, которому оракул предсказал, что он погибнет от руки внука. Акрисий глубоко под землей построил из бронзы и камня богатые покои (существует версия мифа, в которой сказано про высокую башню) и заключил там свою дочь. Это, разумеется, не помогло. К Данае в образе золотого дождя проник Зевс, у любовников всё получилось, и, по итогам встречи на высшем уровне, родился Персей. Вторая часть истории не имеет к этому постингу никакого отношения, поэтому я её не рассказываю.
1544 - 1546, Il Museo e Le Gallerie Nazionali di Capodimonte, Неаполь
1551-1553, Museo Nacional del Prado, Мадрид
На сайте музея читаем комментарий: "Между этими двумя картинами существуют заметные отличия как в композиции, так и в концепции. Вторая версия более чувственная: тело полностью обнажено и готово к объятиям возлюбленного. Замена Купидона на фигуру старой женщины обогащает картину, добавляя различные контрапункты (contrapposti): обнажённая фигура и одетая, лежащая фигура и сидящая, фронтальный вид и боковой вид, пассивная поза и активная поза и т.д. В то же время, две версии картины отличаются техникой исполнения - вторая выполнена серией коротких мазков и разведёнными маслянными красками, благодаря чему мы можем видеть нити холста, на которой написана картина".
1554, Эрмитаж, Санкт-Петербург
Я бы сказал, что Эрмитажу досталась не такая изящная версия, как музею Прадо. Зато эта Даная, определённо, более чувственная. На сайте музея читаем комментарий: "В картине Тициана лицо Зевса появляется в просвете облаков, с небес сыплются золотые монеты, изумленная служанка торопится поймать их в подставленный фартук. Но Даная спокойна. Она прекрасна как олимпийская богиня, и как богиня без удивления, без суеты, без подобострастия принимает как должное знак небесной любви. Ее лицо запрокинуто и наполовину погружено в прозрачную полутень. Об охватившем ее сладком томлении "говорит" не лицо, а тело. Прозрачными, "вплавленными" друг в друга мазками Тициан передает его нежную упругость, тепло золотистой кожи, розовеющие колени и ступни. Тускло-красные, ржавые, сиреневатые, песочные тона в изображении пейзажа и занавеса, многообразные оттенки зеленовато-коричневого в одежде служанки рождают ту неповторимую колористическую гармонию, которую поэт и художник М. Волошин называл "осенней и медной".
И, наконец, последняя Даная.
1554, Kunsthistorisches Museum, Вена
Лично я думаю, что эта картина была последней в цикле, потому что все мотивы здесь усилены. Жадное лицо служанки находится прямо перед нами, а её поза более динамична - ни дать ни взять Волк, который ловит в корзину куриные яица (помните эту советскую электронную игру?). Композиция картины более динамична - Даная здесь помещена практически в треугольник. Обратите внимание на монеты, столь щедро рассыпанные на первом плане, а также на розу, которая лежит возле бедра Данаи.
Теперь посмотрите на Данаю из Прадо. Видите, собачку на переднем плане?
У Тициана есть более ранняя картина с похожей композицией: лежащая обнажённая, роза и собачка. Это знаменитая Венера Урбинская из Galleria degli Uffizi во Флоренции, написанная Тицианом в 1538 году, которую Марк Твен называл "самой глупейшей, подлейшей и неприличнейшей картиной в мире".
Собственно, я заинтересовался Данаями именно потому, что хорошо знаю "Венеру Урбинскую" и обратил внимание на собачку Данаи из галереи Прадо. Известно, что существует два диаметрально противоположных подхода к этой картине. Одни считают её "порнографией для элиты" (тот же Марк Твен обращал внимание на неприличное положение левой руки Венеры), а другие пишут о том, что это традиционная свадебная картина. В ней, действительно, присутствует ряд символов, намекающих на свадьбу: цветок мирта на окне, букет из роз в руках, служанки, достающие платья из сундука (cassone), а также собачка, которая в контексте этой картины трактуется как символ верности.
Вот, что пишет о собачке Рона Гоффен в книге "Женщины Тициана": "Определённо, это символ верности, если только Тициан не выступает в несвойственном ему амплуа надругательства над матримониальной иконографией. Собака может спать мирно, потому что человек, который только что вошёл в комнату, не чужой, он хозяин этого дома".
Если собачка - символ верности, тогда почему она появляется в постели Данаи на картине из Прадо? И, если уж на то пошло, почему роза из "Венеры Урбинской" появляется на чрезвычайно откровенном варианте "Данаи" из Kunsthistorisches Museum?
В Интернете я нашёл достаточно интересное эссе, посвящённое Данаям, написанное для журнала Tate Magazine Сью Хаббард. Я его перевёл с краткими сокращениями. Там, в частности, рассказывается про собачку.
"Когда Тициан Вечеллио, возможно, величайший художник венецианской школы, получил заказ от кардинала Фарнезе на картину «Даная», папский нунций Джованни делла Касса, сказал ему, что в сравнении с «Данаей», более ранняя работа «Венера Урбинская» кажется монашкой из ордена театинцев. «Даная», утверждал он, заставит «дьявола вскочить вам на спину» и вызовет похоть даже у известного своей аскетичностью доминиканского монаха Томазо Бадиа, кардинала Сильвестро. То, что её черты напоминают любовницу Фарнезе Анжелу, не просто совпадение. Миниатюрист и иллюминат Джулио Кловио предоставил Тициану подробное описание внешности Анжелы. Героиня картины была нарисована с целью польстить кардиналу и с надеждой на получение новых заказов. Тициан рассчитывал на то, чтобы его старший сын Помпонио, которые стал священником и при этом вёл весьма расточительный образ жизни, получил приход…
В версии, написанной для кардинала Фарнезе, Даная лежит расслабленно на смятых льняных простынях и продавленных подушках, в то время как её глаза смотрят вверх, на монеты, которые сыплются с небес на её раскрытые бёдра. Как и подобает принцессе, на пальце она носит кольцо с голубым драгоценным камнем. На запястье у неё дорогой браслет, а в ушах сияют серёжки с перламутром. Это не изнасилование, а женщина, ожидающая своего любовника и его золотоносного прикосновения (в оригинале - Midas touch). Тициан не только написал любовницу своего патрона. Картина также предполагает, что любовник вызывает у Данаи восхищение. Возможно, художник льстил кардиналу, сравнивая его с любвеобильным богом, поскольку его огромное богатство, как божественная позолоченная сперма, давала ему власть обладать всем, чего он желает.
В то же время голова Данаи повёрнута к зрителю вполоборота. Возможно, кардинал не хотел, чтобы лицо его любовницы было легко распознать. В то же время мифологический сюжет привносил в эту эротическую картину, предназначенную для приватной комнаты (camera propria), налёт респектабельности...
Тициан, возможно, задумывал «Данаю» как ответ «Леде» Микеланджело, но там, где Леда опускает глаза, Даная заливается румянцем от ожидания, а возле её широко раздвинутых ног мы видим ткань цвета любви (в оригинале - amorous readiness).
В 1554 году, пять лет спустя, Тициан написал ещё одну версию «Данаи» - по заказу Филиппа II для королевского дворца в Мадриде. Здесь он заменил Купидона на няню, которая ловит дождь золотых монет в свой передник. Как вы думаете, не являются ли ключи на поясе няни неприличной игрой слов (ведь связка ключей - «chiavi» - напоминает о том, что глагол chiavare помимо значения «заключать в тюрьму» означает также «…» (to fuck)? Видим ли мы теперь Данаю такой, какой её изображали Гораций и Боккаччо, то есть как проститутку, которая продала себя Юпитеру, или художник просто следует эротическому вкусу короля. Ведь королевская версия более откровенна и более зловеща, чем кардинальская. Картина буквально колышется от жара. Золотой дождь теперь льётся из грозовых облаков. Драпировки стали красными, а кожа окрашена скорее в красные, чем в золотые тона. Простыня больше не скрывает промежность, а левая рука Данаи лежит между ног в то время как губы сомкнуты в оргазмическом вздохе. Возле неё на мятых простынях спит, свернувшись в клубочек, маленькая собака. Насколько тихим должен был быть Юпитер во время своей любовной эскапады, что собака даже не пошевельнулась. Здесь взгляд доминирует над звуком. В своей визуальной поэтике Тициан утверждает превосходство зрения над языком любви.
На третьей картине, написанной в середине 1550-х, Юпитер едва просматривается среди облаков. Художник также поместил на картину розу, этот извечный символ любви, на кровать Данаи, а няня теперь ловит монеты не в передник, а в золотой поднос. Стук монет по блюду, таким, образом контрастирует с тихим ливнем золота, который льётся в промежность Данаи, подчёркивая её добродетельность, которая находится в контрасте с продажностью её няни".
1544 - 1546, Il Museo e Le Gallerie Nazionali di Capodimonte, Неаполь
1551-1553, Museo Nacional del Prado, Мадрид
На сайте музея читаем комментарий: "Между этими двумя картинами существуют заметные отличия как в композиции, так и в концепции. Вторая версия более чувственная: тело полностью обнажено и готово к объятиям возлюбленного. Замена Купидона на фигуру старой женщины обогащает картину, добавляя различные контрапункты (contrapposti): обнажённая фигура и одетая, лежащая фигура и сидящая, фронтальный вид и боковой вид, пассивная поза и активная поза и т.д. В то же время, две версии картины отличаются техникой исполнения - вторая выполнена серией коротких мазков и разведёнными маслянными красками, благодаря чему мы можем видеть нити холста, на которой написана картина".
1554, Эрмитаж, Санкт-Петербург
Я бы сказал, что Эрмитажу досталась не такая изящная версия, как музею Прадо. Зато эта Даная, определённо, более чувственная. На сайте музея читаем комментарий: "В картине Тициана лицо Зевса появляется в просвете облаков, с небес сыплются золотые монеты, изумленная служанка торопится поймать их в подставленный фартук. Но Даная спокойна. Она прекрасна как олимпийская богиня, и как богиня без удивления, без суеты, без подобострастия принимает как должное знак небесной любви. Ее лицо запрокинуто и наполовину погружено в прозрачную полутень. Об охватившем ее сладком томлении "говорит" не лицо, а тело. Прозрачными, "вплавленными" друг в друга мазками Тициан передает его нежную упругость, тепло золотистой кожи, розовеющие колени и ступни. Тускло-красные, ржавые, сиреневатые, песочные тона в изображении пейзажа и занавеса, многообразные оттенки зеленовато-коричневого в одежде служанки рождают ту неповторимую колористическую гармонию, которую поэт и художник М. Волошин называл "осенней и медной".
И, наконец, последняя Даная.
1554, Kunsthistorisches Museum, Вена
Лично я думаю, что эта картина была последней в цикле, потому что все мотивы здесь усилены. Жадное лицо служанки находится прямо перед нами, а её поза более динамична - ни дать ни взять Волк, который ловит в корзину куриные яица (помните эту советскую электронную игру?). Композиция картины более динамична - Даная здесь помещена практически в треугольник. Обратите внимание на монеты, столь щедро рассыпанные на первом плане, а также на розу, которая лежит возле бедра Данаи.
Теперь посмотрите на Данаю из Прадо. Видите, собачку на переднем плане?
У Тициана есть более ранняя картина с похожей композицией: лежащая обнажённая, роза и собачка. Это знаменитая Венера Урбинская из Galleria degli Uffizi во Флоренции, написанная Тицианом в 1538 году, которую Марк Твен называл "самой глупейшей, подлейшей и неприличнейшей картиной в мире".
Собственно, я заинтересовался Данаями именно потому, что хорошо знаю "Венеру Урбинскую" и обратил внимание на собачку Данаи из галереи Прадо. Известно, что существует два диаметрально противоположных подхода к этой картине. Одни считают её "порнографией для элиты" (тот же Марк Твен обращал внимание на неприличное положение левой руки Венеры), а другие пишут о том, что это традиционная свадебная картина. В ней, действительно, присутствует ряд символов, намекающих на свадьбу: цветок мирта на окне, букет из роз в руках, служанки, достающие платья из сундука (cassone), а также собачка, которая в контексте этой картины трактуется как символ верности.
Вот, что пишет о собачке Рона Гоффен в книге "Женщины Тициана": "Определённо, это символ верности, если только Тициан не выступает в несвойственном ему амплуа надругательства над матримониальной иконографией. Собака может спать мирно, потому что человек, который только что вошёл в комнату, не чужой, он хозяин этого дома".
Если собачка - символ верности, тогда почему она появляется в постели Данаи на картине из Прадо? И, если уж на то пошло, почему роза из "Венеры Урбинской" появляется на чрезвычайно откровенном варианте "Данаи" из Kunsthistorisches Museum?
В Интернете я нашёл достаточно интересное эссе, посвящённое Данаям, написанное для журнала Tate Magazine Сью Хаббард. Я его перевёл с краткими сокращениями. Там, в частности, рассказывается про собачку.
"Когда Тициан Вечеллио, возможно, величайший художник венецианской школы, получил заказ от кардинала Фарнезе на картину «Даная», папский нунций Джованни делла Касса, сказал ему, что в сравнении с «Данаей», более ранняя работа «Венера Урбинская» кажется монашкой из ордена театинцев. «Даная», утверждал он, заставит «дьявола вскочить вам на спину» и вызовет похоть даже у известного своей аскетичностью доминиканского монаха Томазо Бадиа, кардинала Сильвестро. То, что её черты напоминают любовницу Фарнезе Анжелу, не просто совпадение. Миниатюрист и иллюминат Джулио Кловио предоставил Тициану подробное описание внешности Анжелы. Героиня картины была нарисована с целью польстить кардиналу и с надеждой на получение новых заказов. Тициан рассчитывал на то, чтобы его старший сын Помпонио, которые стал священником и при этом вёл весьма расточительный образ жизни, получил приход…
В версии, написанной для кардинала Фарнезе, Даная лежит расслабленно на смятых льняных простынях и продавленных подушках, в то время как её глаза смотрят вверх, на монеты, которые сыплются с небес на её раскрытые бёдра. Как и подобает принцессе, на пальце она носит кольцо с голубым драгоценным камнем. На запястье у неё дорогой браслет, а в ушах сияют серёжки с перламутром. Это не изнасилование, а женщина, ожидающая своего любовника и его золотоносного прикосновения (в оригинале - Midas touch). Тициан не только написал любовницу своего патрона. Картина также предполагает, что любовник вызывает у Данаи восхищение. Возможно, художник льстил кардиналу, сравнивая его с любвеобильным богом, поскольку его огромное богатство, как божественная позолоченная сперма, давала ему власть обладать всем, чего он желает.
В то же время голова Данаи повёрнута к зрителю вполоборота. Возможно, кардинал не хотел, чтобы лицо его любовницы было легко распознать. В то же время мифологический сюжет привносил в эту эротическую картину, предназначенную для приватной комнаты (camera propria), налёт респектабельности...
Тициан, возможно, задумывал «Данаю» как ответ «Леде» Микеланджело, но там, где Леда опускает глаза, Даная заливается румянцем от ожидания, а возле её широко раздвинутых ног мы видим ткань цвета любви (в оригинале - amorous readiness).
В 1554 году, пять лет спустя, Тициан написал ещё одну версию «Данаи» - по заказу Филиппа II для королевского дворца в Мадриде. Здесь он заменил Купидона на няню, которая ловит дождь золотых монет в свой передник. Как вы думаете, не являются ли ключи на поясе няни неприличной игрой слов (ведь связка ключей - «chiavi» - напоминает о том, что глагол chiavare помимо значения «заключать в тюрьму» означает также «…» (to fuck)? Видим ли мы теперь Данаю такой, какой её изображали Гораций и Боккаччо, то есть как проститутку, которая продала себя Юпитеру, или художник просто следует эротическому вкусу короля. Ведь королевская версия более откровенна и более зловеща, чем кардинальская. Картина буквально колышется от жара. Золотой дождь теперь льётся из грозовых облаков. Драпировки стали красными, а кожа окрашена скорее в красные, чем в золотые тона. Простыня больше не скрывает промежность, а левая рука Данаи лежит между ног в то время как губы сомкнуты в оргазмическом вздохе. Возле неё на мятых простынях спит, свернувшись в клубочек, маленькая собака. Насколько тихим должен был быть Юпитер во время своей любовной эскапады, что собака даже не пошевельнулась. Здесь взгляд доминирует над звуком. В своей визуальной поэтике Тициан утверждает превосходство зрения над языком любви.
На третьей картине, написанной в середине 1550-х, Юпитер едва просматривается среди облаков. Художник также поместил на картину розу, этот извечный символ любви, на кровать Данаи, а няня теперь ловит монеты не в передник, а в золотой поднос. Стук монет по блюду, таким, образом контрастирует с тихим ливнем золота, который льётся в промежность Данаи, подчёркивая её добродетельность, которая находится в контрасте с продажностью её няни".