ДЕНЬ ТРЕТИЙ, 23 ДЕКАБРЯ
Ранее:
День 1-ый и день 2-ой
Пытаюсь улететь в Луклу
Сомневаться не приходилось: она была со мной. Она - это причудливая особенность организма настойчиво отказываться ночью спать накануне дней, которые требуют наибольшей остроты мышления или выносливости тела. Она не связана ни с лабильностью психики, ни с каким-то предположительным волнением. Просто существует нерушимый факт: если я считаю, что по какой-то причине мне следует хорошо выспаться, - как правило, жди бессонной ночи. В этот раз причина была: предстояло долететь до Луклы и пройти свой первый день трека.
Я читала, потом выключала свет и пыталась заснуть, опять включала и читала, и снова безрезультатно пробовала уговорить организм хотя бы на пару часов сна. Долежала до половины седьмого и, одевшись, с вещами спустилась в гостиничный холл.
Ребята, работники гестхауза, предложили позавтракать. Отказалась - не было аппетита. Но они всё равно налили мне чаю и дали тост с джемом, дополнительно переспросив, не поем ли я всё-таки ещё омлета или каши. Завтраки в «Мэдхубане» включены в цену за проживание, так что не желание что-то продать, как можно было бы подумать, двигало этими людьми - просто им хотелось - это выглядело очевидным - позаботиться о госте. Накануне вечером они для меня и такси заказывали - сами предложили, за пятьсот рупий - вместо семисот, которые традиционно просят таксисты из Тамеля до аэропорта. Обычно я страдаю, если ощущаю повышенное к себе внимание, а непрошенные услуги меня сильно тяготят, но в данном случае ненавязчивая участливость была даже трогательна.
Договорились, что в случае нелётной погоды вернусь к ним опять. Впрочем, обязательной необходимости бронировать номер не было: гостиницы стояли пустые - низкий сезон.
Ещё до того, как я вошла в здание аэропорта внутренних авиалиний, почувствовала висевший в воздухе дух неразберихи. Хаотический фон, без которого немыслим Катманду, своё наиболее концентрированное состояние имеет здесь. Подняла глаза на табло вылетов - то, которое находится снаружи: информации о моём рейсе не было, а напротив номеров других рейсов до Луклы значилось "delayed".
В Луклу летают самолёты почти всех местных перевозчиков, но только "Yeti airlines" (''Tara'' - их дочерняя авиакомпания) сумели организовать сервис продажи билетов онлайн. Правда, их спокойно можно покупать и в Катманду, в любом туристическом агентстве, - но места на самые ранние рейсы заканчиваются сильно заранее.
Восемь тридцать, как у меня, - не самый удачный час для отлёта - так называемая вторая, или даже третья волна. Это значит, что в случае нестабильной погоды шанс улететь в день, обозначенный в билете, терял шансы на существование: при прояснении небес первыми отправятся пассажиры рейсов на шесть утра, дальше - на семь, а потом облака могут слиться в непрозрачный монолит аж до самой темноты. Самолёты тут летают не по приборам - лётчики их ведут визуально, а вокруг - горы, между прочим; так что метеорологический вопрос в локальном воздушном пространстве животрепещет беспрерывно.
На табло внутри здания нужный мне номер рейса отыскать также не удалось, в том числе среди отменённых или задержанных. Подошла к стойкам регистрации - что-нибудь выяснить, но никого из официальных лиц не увидела.
Людей немного - не то что в день столпотворения, когда я летела в Покхару. Треккеров (их легко узнать по экипировке и рюкзакам) очень мало - в основном, азиаты. Группа китайцев разложила на полу свой багаж в очередь к зелёным стойкам «Тары». Мне понравилась идея занимать место в очереди «чемоданами» - и я поставила за китайскими баулами свой большой рюкзак, помещённый в защитный чехол невнятного серо-баклажанового цвета, впечатляюще грязного после перелета из Киева; потом нашла свободное сидение и стала следить за обстановкой.
Увидев в зале одетого в ярко-жёлтый служебный жилет представителя «Тары», тут же подскочила к нему, - но на все мои вопросы (даже на тот, почему моего рейса нет на табло) ответ был один: «Вэйт! Лукла вэзэр из нот гуд, ту клауди вэзэр!» Так происходило много раз - мною были опрошены все появляющиеся в поле зрения служащие. И каждый раз я возвращалась на свою наблюдательную позицию.
Периодически что-то объявляли, но разобрать непальский английский из громкоговорителя мне не удавалось - как ни прислушивалась. После очередного такого объявления сидевший рядом высокий, очень интеллигентного вида человек - американец, судя по акценту, вежливо поинтересовался, не поняла ли я, что там сказали. «Поняла ли я? - говорю ему. - Да разве это мне, а не вам язык Фолкнера и Драйзера в генном комплекте, так сказать, достался? У вас уж точно лучше моего должно получаться аудировать речь этого бесполезного репродуктора».
На часах было десять, когда над стойкой регистрации «Тары» повесили плакат с надписью "Flights to Lukla are delayed". С одной стороны, было нерадостно, что погодная ситуация пока не имеет тенденции к благоприятному разрешению, а с другой - появилась хоть какая-то ясность: когда уберут табличку, то тогда, вероятно, можно будет лететь.
Мои размышления прервал вопрос американца:
- Вы знаете Фолкнера? - он изучающе смотрел на меня, и даже поправил очки - будто хотел получше разглядеть.
- Да кто ж не знает Нобелевского лауреата старину Фолкнера-то! Уильяма нашего дорогого, - отвечаю. - А ещё, - зачем-то добавила я, - Гершсгаймера знаю, и Керуака, например.
Если я не сплю сутки, то в какой-то момент, - за пару часов до того, как буду валиться с ног от бессонницы, - становлюсь странно-активнее и болтливее обычного. (Это похоже на то, как в забеге на время перед финишем открывается второе дыхание - когда ноги несут сами, но недолго.)
- Да, но откуда вы все это знаете?
- Как же не знать, - говорю, - с томиком Керуака под подушкой каждый нормальный советский ребёнок всегда засыпал.
Иногда забываю вовремя вспомнить, что мои эксцентрические остроты понимают и принимают только два человека в мире, а с незнакомыми людьми мне шутить вообще строго противопоказано, - и уже чуть было не стала извиняться.
- Да нет, про меня вы откуда это знаете? - казалось, специфический юмор он пропустил мимо ушей.
Слово за слово, выяснилось, что мой собеседник - преподаватель американской литературы в колледже Массачусетса, профессию выбрал под влиянием творчества Фолкнера, а родился в одном городе с Джеком Керуаком («Бродяг Дхармы» которого я как раз ночью читала). Но это ещё не всё: в настоящее время он писал какую-то литературоведческую работу о проблеме конфликта духа и плоти в творчестве Гершсгаймера.
Сложно сказать, кто из нас удивился сильнее. В такие моменты становится определённо ясно, что мы - это гораздо большее, чем работа сознания. А в простые совпадения я давным-давно не верю.
За этим нетривиальным разговором никто из нас не спросил другого о его непальских планах. К американцу подошёл мужчина, из местных, и очень эмоционально поторопил его идти на посадку. Зачем мой недавний собеседник летел в непопулярный, кажется, для туристов Биратнагар (название я увидела на стойке регистрации, куда он сдал свой рюкзак) - осталось мне неизвестным.
Я пыталась определить, кто из присутствующих в зале треккеров тоже летит в Луклу, - мне хотелось понимать, действительно ли надо просто сидеть и ждать или что-то можно сделать ещё. (Хотя что тут ещё сделаешь-то!) Почти все треккеры были с гидами или портерами, которые, как я думала, могли, наверное, им посоветовать что-то конструктивное. Но все делали то же самое, что и я: ждали.
Становилось ясно, что один день трека потерян, и это уже вносило определённые корректировки в мой маршрут. В тот момент я и близко не предполагала, что он вообще будет подвергнут кардинальным изменениям, которым совсем не авиация с погодой станут причиной; а пока я сидела и настраивала себя на смирение, не переставая время от времени подходить с вопросами к служащим «Тары» и получать в ответ неизменное «ждите».
К часу дня здание аэропорта почти опустело. Треккеры, которые (по моим догадкам) направлялись в Луклу, исчезли тоже. Причем ни один борт в том направлении точно не вылетал. Очередная моя попытка общения с официальными лицами принесла новый ответ: «Не ждите. Рейсов на Луклу сегодня уже не будет». Видимо, это стало ясно не только что, но информировать пассажиров каким-то понятным способом (например, ту же табличку на стойку регистрации повесить) тут не принято.
Мне сказали приходить на следующий день к половине двенадцатого.
- К половине двенадцатого?! Почему так поздно?!
- Завтра будет много рейсов, должны лететь пассажиры с билетами на сегодня и на завтра, - посмотрев мой билет, сказал служащий.
- Но ведь время моего вылета - восемь тридцать, почему вы говорите мне быть в аэропорту в половине двенадцатого-то? - пыталась я донести до него свою логику. - Мой рейс, если бы позволяли погодные условия, должен был быть третьим сегодня, почему бы ему ни оставаться таковым и завтра - ведь неулетевшие сегодня пассажиры должны отправиться раньше тех, у кого билеты на завтрашнее число!
Мужчина сказал подождать минуту, с кем-то поговорил по рации и снова повторил:
- Одиннадцать тридцать. Завтра.
Мне это, конечно, совсем не нравилось, и я пошла искать офис "Yeti airlines" в надежде хотя бы получить там объяснение этому категорическому и непонятному «одиннадцать тридцать». Человек из офиса тоже стал звонить кому-то, а потом твёрдо произнёс: «Приезжайте в аэропорт завтра. В одиннадцать тридцать!» После его уверенного ответа я точно для себя решила, что завтра мне надо быть здесь определённо пораньше.
До вечера ещё оставалась уйма времени, но настроения развлекаться достопримечательностями совершенно не было. Мысленно я находилась уже в горах. Хотя потерять ценный ходовой день и было досадно, я понимала, что в Непале никогда ничего не складывается точно по плану и что к этому надо быть готовым заранее, - но что в итоге, - даже когда в начале кажется, что всё задуманное идёт совсем наперекосяк и разваливается, - рождается просто другая история - не хуже запланированной.
Для терапии неприятного настроения я знаю проверенный способ: усиленная физкультура или достижение физического изнурения посредством каких-то других способов. И я решила пойти пешком. С укомплектованным всей экипировкой рюкзаком и в треккинговых ботинках. В Катманду ярко светило солнце, было традиционно пыльно и весьма жарко - изнуриться можно запросто.
Было бы удобно до следующего утра остановиться в отеле недалеко от аэропорта, и я даже зашла в попавшийся по дороге вдоль Ринг Роуд какой-то гестхауз. Только там оказалось совсем уж грязно, а во внутреннем дворе прямо напротив двери и окна в номер, который мне показывал администратор, за столом сидела и выпивала компания африканского вида иссиня-чёрных кучерявых парней, которые тут же отвлеклись от своих разговоров и с живым интересом уставились на меня. В общем, я оттуда сбежала.
За час с небольшим дошла до "Мэдхубана", где меня встретили как родную. Тчаранг - парень, работающий на ресепшене, посочувствовал тому, что мне не удалось улететь, и поинтересовался, не планирую ли я ещё сегодня куда-нибудь пойти. Я ответила, что плохо спала, поэтому хочу лечь пораньше, - «нет-нет, не волнуйтесь, условия в "Мэдхубане" тут совершенно ни при чём: было тихо, меня ничего не беспокоило, и кровать удобная», - но через полчаса выйду прогуляться до Дурбара и, вероятно, ещё поем где-то. Он сказал, что если я найду минут двадцать, то он мне попробует помочь, чтобы завтра у меня было больше шансов улететь.
- У вас есть знакомые лётчики, которые на ощупь летают в сплошной облачности?
- Нет, мои знакомые - другие. И это бесплатно, - засмеялся он.
Тчаранг попросил какого-то мужчину ненадолго его заменить, и мы пошли. За десять минут прогулки несколько раз куда-то сворачивали, пока не попали во двор довольно ветхого дома, украшенного вырезанными из дерева узорами. Во дворе находилась небольшая, ниже моего роста, постройка. Войти туда мог только очень невысокий человек, или обычный - на коленях.
Оказалось - это был храм, освещенный изнутри свечками в маленьких стаканчиках и лампами, похожими на керосиновые. Из храма на нас смотрели разноцветные нарядные божества и - не показалось мне, честное слово! - улыбались. Возле них лежали сладости и фрукты, стояли чашечки с напитком, дымились ароматические палочки.
Если я не ошибалась, фигурки и изображения принадлежали как индуистским, так и буддистским божествам. Лицо самого Тчаранга сочетало в себе и европеоидные, и монголоидные черты, так что мне было затруднительно предположить, буддист он или индуист, - о чём я ему и поведала. Парень засмеялся и ответил, что он неварец (невари - это коренная народность многонационального Непала) и уважает традиции как буддизма, так и индуизма.
Он сказал обратиться мысленно к божествам с просьбой помочь улететь завтра туда, куда мне надо, и благословить меня на дальнейший счастливый путь.
Всё это мне казалось каким-то кукольным, будто понарошку, по-детски, - будто мы играли во что-то, - но я, конечно, не подала виду и сделала так, как мне было велено, и ещё положила божествам маленькую шоколадку, которая у меня оказалась с собой.
Тчаранг поспешил обратно на работу, а я направилась в сторону дворцовой площади, надеясь, что информация о том, что Дурбар очень сильно разрушен, преувеличена.
Оказалось всё хуже, чем я думала. Трёхъярусный храм Маджу Девал, на верху которого я когда-то сидела, был полностью уничтожен, та же участь постигла храм Кастхамандап, - и общий вид Дурбара совершенно изменился. Хотя многие постройки и сохранились: маленькие пагоды, например, которых тут довольно много, остались целыми, и кровожадный многорукий демон Кали Бхайрава выжил, и дворец живой девочки-богини Кумари выстоял. Кое-что было огорожено и восстанавливалось, и, наверное, спустя какое-то время станет выглядеть лучше, но старого Дурбара, увы, уже не вернуть.
Мне было очень грустно, и я не разрыдалась только потому, что из-за отсутствия в последние сутки сна на сильные эмоции была не способна.
По дороге в отель мне приглянулся ресторан, в котором я с улицы заметила очаг посредине, - зашла туда поужинать, к своему удивлению заказав томатный суп (обычно не люблю томатный суп) и рисовые чапати (тонкие лепёшки).
В "Мэдхубан" вернулась часам к семи. Тчаранга там не застала - его напарник сказал, что сегодня смена того уже закончилась, и неожиданно пригласил меня сыграть с ним партию в шахматы. Я согласилась, честно предупредив, что дальше знания, как ходят фигуры, мои шахматные таланты не распространяются; благополучно весьма быстро проиграла и отправилась наконец к себе в номер.
Я начала проваливаться в сон, едва прислонив щеку к подушке. В голове беспорядочно хороводились слайды с зелёными стойками «Тары», индуистскими божествами, попрошайками с Пашупати Марга, томатным супом, шахматами и белозубыми неграми.
Это был очень странный и длинный день. Ещё утром, отправляясь в аэропорт, я и вообразить не могла, что он сложится так, как сложился. "This is Nepal, baby", - сказала я себе и тут же заснула.
Продолжение:
День 4-ый
День 1-ый и день 2-ой
Пытаюсь улететь в Луклу
Сомневаться не приходилось: она была со мной. Она - это причудливая особенность организма настойчиво отказываться ночью спать накануне дней, которые требуют наибольшей остроты мышления или выносливости тела. Она не связана ни с лабильностью психики, ни с каким-то предположительным волнением. Просто существует нерушимый факт: если я считаю, что по какой-то причине мне следует хорошо выспаться, - как правило, жди бессонной ночи. В этот раз причина была: предстояло долететь до Луклы и пройти свой первый день трека.
Я читала, потом выключала свет и пыталась заснуть, опять включала и читала, и снова безрезультатно пробовала уговорить организм хотя бы на пару часов сна. Долежала до половины седьмого и, одевшись, с вещами спустилась в гостиничный холл.
Ребята, работники гестхауза, предложили позавтракать. Отказалась - не было аппетита. Но они всё равно налили мне чаю и дали тост с джемом, дополнительно переспросив, не поем ли я всё-таки ещё омлета или каши. Завтраки в «Мэдхубане» включены в цену за проживание, так что не желание что-то продать, как можно было бы подумать, двигало этими людьми - просто им хотелось - это выглядело очевидным - позаботиться о госте. Накануне вечером они для меня и такси заказывали - сами предложили, за пятьсот рупий - вместо семисот, которые традиционно просят таксисты из Тамеля до аэропорта. Обычно я страдаю, если ощущаю повышенное к себе внимание, а непрошенные услуги меня сильно тяготят, но в данном случае ненавязчивая участливость была даже трогательна.
Договорились, что в случае нелётной погоды вернусь к ним опять. Впрочем, обязательной необходимости бронировать номер не было: гостиницы стояли пустые - низкий сезон.
Ещё до того, как я вошла в здание аэропорта внутренних авиалиний, почувствовала висевший в воздухе дух неразберихи. Хаотический фон, без которого немыслим Катманду, своё наиболее концентрированное состояние имеет здесь. Подняла глаза на табло вылетов - то, которое находится снаружи: информации о моём рейсе не было, а напротив номеров других рейсов до Луклы значилось "delayed".
В Луклу летают самолёты почти всех местных перевозчиков, но только "Yeti airlines" (''Tara'' - их дочерняя авиакомпания) сумели организовать сервис продажи билетов онлайн. Правда, их спокойно можно покупать и в Катманду, в любом туристическом агентстве, - но места на самые ранние рейсы заканчиваются сильно заранее.
Восемь тридцать, как у меня, - не самый удачный час для отлёта - так называемая вторая, или даже третья волна. Это значит, что в случае нестабильной погоды шанс улететь в день, обозначенный в билете, терял шансы на существование: при прояснении небес первыми отправятся пассажиры рейсов на шесть утра, дальше - на семь, а потом облака могут слиться в непрозрачный монолит аж до самой темноты. Самолёты тут летают не по приборам - лётчики их ведут визуально, а вокруг - горы, между прочим; так что метеорологический вопрос в локальном воздушном пространстве животрепещет беспрерывно.
На табло внутри здания нужный мне номер рейса отыскать также не удалось, в том числе среди отменённых или задержанных. Подошла к стойкам регистрации - что-нибудь выяснить, но никого из официальных лиц не увидела.
Людей немного - не то что в день столпотворения, когда я летела в Покхару. Треккеров (их легко узнать по экипировке и рюкзакам) очень мало - в основном, азиаты. Группа китайцев разложила на полу свой багаж в очередь к зелёным стойкам «Тары». Мне понравилась идея занимать место в очереди «чемоданами» - и я поставила за китайскими баулами свой большой рюкзак, помещённый в защитный чехол невнятного серо-баклажанового цвета, впечатляюще грязного после перелета из Киева; потом нашла свободное сидение и стала следить за обстановкой.
Увидев в зале одетого в ярко-жёлтый служебный жилет представителя «Тары», тут же подскочила к нему, - но на все мои вопросы (даже на тот, почему моего рейса нет на табло) ответ был один: «Вэйт! Лукла вэзэр из нот гуд, ту клауди вэзэр!» Так происходило много раз - мною были опрошены все появляющиеся в поле зрения служащие. И каждый раз я возвращалась на свою наблюдательную позицию.
Периодически что-то объявляли, но разобрать непальский английский из громкоговорителя мне не удавалось - как ни прислушивалась. После очередного такого объявления сидевший рядом высокий, очень интеллигентного вида человек - американец, судя по акценту, вежливо поинтересовался, не поняла ли я, что там сказали. «Поняла ли я? - говорю ему. - Да разве это мне, а не вам язык Фолкнера и Драйзера в генном комплекте, так сказать, достался? У вас уж точно лучше моего должно получаться аудировать речь этого бесполезного репродуктора».
На часах было десять, когда над стойкой регистрации «Тары» повесили плакат с надписью "Flights to Lukla are delayed". С одной стороны, было нерадостно, что погодная ситуация пока не имеет тенденции к благоприятному разрешению, а с другой - появилась хоть какая-то ясность: когда уберут табличку, то тогда, вероятно, можно будет лететь.
Мои размышления прервал вопрос американца:
- Вы знаете Фолкнера? - он изучающе смотрел на меня, и даже поправил очки - будто хотел получше разглядеть.
- Да кто ж не знает Нобелевского лауреата старину Фолкнера-то! Уильяма нашего дорогого, - отвечаю. - А ещё, - зачем-то добавила я, - Гершсгаймера знаю, и Керуака, например.
Если я не сплю сутки, то в какой-то момент, - за пару часов до того, как буду валиться с ног от бессонницы, - становлюсь странно-активнее и болтливее обычного. (Это похоже на то, как в забеге на время перед финишем открывается второе дыхание - когда ноги несут сами, но недолго.)
- Да, но откуда вы все это знаете?
- Как же не знать, - говорю, - с томиком Керуака под подушкой каждый нормальный советский ребёнок всегда засыпал.
Иногда забываю вовремя вспомнить, что мои эксцентрические остроты понимают и принимают только два человека в мире, а с незнакомыми людьми мне шутить вообще строго противопоказано, - и уже чуть было не стала извиняться.
- Да нет, про меня вы откуда это знаете? - казалось, специфический юмор он пропустил мимо ушей.
Слово за слово, выяснилось, что мой собеседник - преподаватель американской литературы в колледже Массачусетса, профессию выбрал под влиянием творчества Фолкнера, а родился в одном городе с Джеком Керуаком («Бродяг Дхармы» которого я как раз ночью читала). Но это ещё не всё: в настоящее время он писал какую-то литературоведческую работу о проблеме конфликта духа и плоти в творчестве Гершсгаймера.
Сложно сказать, кто из нас удивился сильнее. В такие моменты становится определённо ясно, что мы - это гораздо большее, чем работа сознания. А в простые совпадения я давным-давно не верю.
За этим нетривиальным разговором никто из нас не спросил другого о его непальских планах. К американцу подошёл мужчина, из местных, и очень эмоционально поторопил его идти на посадку. Зачем мой недавний собеседник летел в непопулярный, кажется, для туристов Биратнагар (название я увидела на стойке регистрации, куда он сдал свой рюкзак) - осталось мне неизвестным.
Я пыталась определить, кто из присутствующих в зале треккеров тоже летит в Луклу, - мне хотелось понимать, действительно ли надо просто сидеть и ждать или что-то можно сделать ещё. (Хотя что тут ещё сделаешь-то!) Почти все треккеры были с гидами или портерами, которые, как я думала, могли, наверное, им посоветовать что-то конструктивное. Но все делали то же самое, что и я: ждали.
Становилось ясно, что один день трека потерян, и это уже вносило определённые корректировки в мой маршрут. В тот момент я и близко не предполагала, что он вообще будет подвергнут кардинальным изменениям, которым совсем не авиация с погодой станут причиной; а пока я сидела и настраивала себя на смирение, не переставая время от времени подходить с вопросами к служащим «Тары» и получать в ответ неизменное «ждите».
К часу дня здание аэропорта почти опустело. Треккеры, которые (по моим догадкам) направлялись в Луклу, исчезли тоже. Причем ни один борт в том направлении точно не вылетал. Очередная моя попытка общения с официальными лицами принесла новый ответ: «Не ждите. Рейсов на Луклу сегодня уже не будет». Видимо, это стало ясно не только что, но информировать пассажиров каким-то понятным способом (например, ту же табличку на стойку регистрации повесить) тут не принято.
Мне сказали приходить на следующий день к половине двенадцатого.
- К половине двенадцатого?! Почему так поздно?!
- Завтра будет много рейсов, должны лететь пассажиры с билетами на сегодня и на завтра, - посмотрев мой билет, сказал служащий.
- Но ведь время моего вылета - восемь тридцать, почему вы говорите мне быть в аэропорту в половине двенадцатого-то? - пыталась я донести до него свою логику. - Мой рейс, если бы позволяли погодные условия, должен был быть третьим сегодня, почему бы ему ни оставаться таковым и завтра - ведь неулетевшие сегодня пассажиры должны отправиться раньше тех, у кого билеты на завтрашнее число!
Мужчина сказал подождать минуту, с кем-то поговорил по рации и снова повторил:
- Одиннадцать тридцать. Завтра.
Мне это, конечно, совсем не нравилось, и я пошла искать офис "Yeti airlines" в надежде хотя бы получить там объяснение этому категорическому и непонятному «одиннадцать тридцать». Человек из офиса тоже стал звонить кому-то, а потом твёрдо произнёс: «Приезжайте в аэропорт завтра. В одиннадцать тридцать!» После его уверенного ответа я точно для себя решила, что завтра мне надо быть здесь определённо пораньше.
До вечера ещё оставалась уйма времени, но настроения развлекаться достопримечательностями совершенно не было. Мысленно я находилась уже в горах. Хотя потерять ценный ходовой день и было досадно, я понимала, что в Непале никогда ничего не складывается точно по плану и что к этому надо быть готовым заранее, - но что в итоге, - даже когда в начале кажется, что всё задуманное идёт совсем наперекосяк и разваливается, - рождается просто другая история - не хуже запланированной.
Для терапии неприятного настроения я знаю проверенный способ: усиленная физкультура или достижение физического изнурения посредством каких-то других способов. И я решила пойти пешком. С укомплектованным всей экипировкой рюкзаком и в треккинговых ботинках. В Катманду ярко светило солнце, было традиционно пыльно и весьма жарко - изнуриться можно запросто.
Было бы удобно до следующего утра остановиться в отеле недалеко от аэропорта, и я даже зашла в попавшийся по дороге вдоль Ринг Роуд какой-то гестхауз. Только там оказалось совсем уж грязно, а во внутреннем дворе прямо напротив двери и окна в номер, который мне показывал администратор, за столом сидела и выпивала компания африканского вида иссиня-чёрных кучерявых парней, которые тут же отвлеклись от своих разговоров и с живым интересом уставились на меня. В общем, я оттуда сбежала.
За час с небольшим дошла до "Мэдхубана", где меня встретили как родную. Тчаранг - парень, работающий на ресепшене, посочувствовал тому, что мне не удалось улететь, и поинтересовался, не планирую ли я ещё сегодня куда-нибудь пойти. Я ответила, что плохо спала, поэтому хочу лечь пораньше, - «нет-нет, не волнуйтесь, условия в "Мэдхубане" тут совершенно ни при чём: было тихо, меня ничего не беспокоило, и кровать удобная», - но через полчаса выйду прогуляться до Дурбара и, вероятно, ещё поем где-то. Он сказал, что если я найду минут двадцать, то он мне попробует помочь, чтобы завтра у меня было больше шансов улететь.
- У вас есть знакомые лётчики, которые на ощупь летают в сплошной облачности?
- Нет, мои знакомые - другие. И это бесплатно, - засмеялся он.
Тчаранг попросил какого-то мужчину ненадолго его заменить, и мы пошли. За десять минут прогулки несколько раз куда-то сворачивали, пока не попали во двор довольно ветхого дома, украшенного вырезанными из дерева узорами. Во дворе находилась небольшая, ниже моего роста, постройка. Войти туда мог только очень невысокий человек, или обычный - на коленях.
Оказалось - это был храм, освещенный изнутри свечками в маленьких стаканчиках и лампами, похожими на керосиновые. Из храма на нас смотрели разноцветные нарядные божества и - не показалось мне, честное слово! - улыбались. Возле них лежали сладости и фрукты, стояли чашечки с напитком, дымились ароматические палочки.
Если я не ошибалась, фигурки и изображения принадлежали как индуистским, так и буддистским божествам. Лицо самого Тчаранга сочетало в себе и европеоидные, и монголоидные черты, так что мне было затруднительно предположить, буддист он или индуист, - о чём я ему и поведала. Парень засмеялся и ответил, что он неварец (невари - это коренная народность многонационального Непала) и уважает традиции как буддизма, так и индуизма.
Он сказал обратиться мысленно к божествам с просьбой помочь улететь завтра туда, куда мне надо, и благословить меня на дальнейший счастливый путь.
Всё это мне казалось каким-то кукольным, будто понарошку, по-детски, - будто мы играли во что-то, - но я, конечно, не подала виду и сделала так, как мне было велено, и ещё положила божествам маленькую шоколадку, которая у меня оказалась с собой.
Тчаранг поспешил обратно на работу, а я направилась в сторону дворцовой площади, надеясь, что информация о том, что Дурбар очень сильно разрушен, преувеличена.
Оказалось всё хуже, чем я думала. Трёхъярусный храм Маджу Девал, на верху которого я когда-то сидела, был полностью уничтожен, та же участь постигла храм Кастхамандап, - и общий вид Дурбара совершенно изменился. Хотя многие постройки и сохранились: маленькие пагоды, например, которых тут довольно много, остались целыми, и кровожадный многорукий демон Кали Бхайрава выжил, и дворец живой девочки-богини Кумари выстоял. Кое-что было огорожено и восстанавливалось, и, наверное, спустя какое-то время станет выглядеть лучше, но старого Дурбара, увы, уже не вернуть.
Мне было очень грустно, и я не разрыдалась только потому, что из-за отсутствия в последние сутки сна на сильные эмоции была не способна.
По дороге в отель мне приглянулся ресторан, в котором я с улицы заметила очаг посредине, - зашла туда поужинать, к своему удивлению заказав томатный суп (обычно не люблю томатный суп) и рисовые чапати (тонкие лепёшки).
В "Мэдхубан" вернулась часам к семи. Тчаранга там не застала - его напарник сказал, что сегодня смена того уже закончилась, и неожиданно пригласил меня сыграть с ним партию в шахматы. Я согласилась, честно предупредив, что дальше знания, как ходят фигуры, мои шахматные таланты не распространяются; благополучно весьма быстро проиграла и отправилась наконец к себе в номер.
Я начала проваливаться в сон, едва прислонив щеку к подушке. В голове беспорядочно хороводились слайды с зелёными стойками «Тары», индуистскими божествами, попрошайками с Пашупати Марга, томатным супом, шахматами и белозубыми неграми.
Это был очень странный и длинный день. Ещё утром, отправляясь в аэропорт, я и вообразить не могла, что он сложится так, как сложился. "This is Nepal, baby", - сказала я себе и тут же заснула.
Продолжение:
День 4-ый