МАРШАЛ ЧОЙБАЛСАН
Крейсер лежал на рейде, как большое серое привязанное животное. День догорал. На крейсере сдавалась вахта. Старый капитан сдавал молодому лейтенанту. Впереди было воскресенье, и капитан улыбался. Его ждали любовь и жаркое.
- Ну, салага, - сказал он лейтенанту, направляясь к последнему на сегодня катеру, - смотри, не позорь меня, служи, как пудель. Тебе служить еще, как медному котелку. Ох, - капитан закатил глаза и вздохнул, - если бы все сначала и я опять лейтенант, повесился бы.
- Да, совсем забыл, - вспомнил он уже на трапе, - завтра не забудь организовать встречу "маршала Чойбалсана".
"Маршалом Чойбалсаном" на Тихоокеанском флоте называли баранину из Монголии. Ее подвозила портовая шаланда. Молодой лейтенант о таком названии баранины не знал.
- Не беспокойтесь, - кричал он капитану на отходящий катер, - все будет нормально.
После того как катер отошел, лейтенант прозрел.
- Чего ж я стою? Скоро ж драть начнут. Надо начальство завязать на это дело, маршал прибывает.
К счастью, лейтенант был начисто лишен изнеженности и впечатлительности. Это был крепкий троечник, только что из училища и сразу же сдавший на самостоятельное управление. Его не жрал с хвоста комплекс неполноценности. Наоборот, в компенсацию за такие условные потери, как изнеженность и впечатлительность, он был с избытком награжден решительностью. Такие нужны на флоте: суровые и решительные, творцы нового тактического опыта, влюбленные в железо и море.
Именно решительность избавила лейтенанта от разбрасывания фекалий пропеллерными движениями копчика в первый же момент поступления такой лихой вводной о маршале Чойбалсане. Вводную нужно было отдать, и лейтенант отправился к старпому.
- Разрешите? - втиснулся он в дверь.
- Да, - старпом был, как ни странно, трезв. - Ну? - воззрился он на мнущегося лейтенанта.
Услышав о завтрашнем посещении корабля маршалом Чойбалсаном, старпом на мгновение почувствовал во рту запах горького миндаля.
- Лейтенант, - скривился он, - ты когда говоришь что-нибудь, ты думай, о чем ты только что сказал. У меня такое чувство... что ты когда-нибудь укараулишь меня со спущенными штанами в районе унитаза и объявишь, вот с такой же счастливой рожей, войну Японии. Я укакаюсь когда-нибудь от ваших вводных, товарищ лейтенант.
- Товарищ капитан второго ранга, - заспешил лейтенант, - я здесь ни при чем, по вахте передали, с берега передали, - присочинил он.
- Кто передал?
- По вахте...
- Кто с берега передал?
Притертый к стенке лейтенант мечтал уйти невредимым.
- Командир... видимо... - выдавил он.
- Хе, - видимо, - хмыкнул старпом.
"Вот командир, - подумал он, - салага, сынок с мохнатой лапой, вот так всегда: исподтишка позвонит, и на крыло. Все я, все везде я. А награды? Одних выговоров семь штук. Так, ладно".
Старпом сидел в старпомах уже семь лет и был по крайней мере на пять лет старше командира.
"Чойбалсан же умер", - подумал старпом.
"Черт их знает в этой Монголии, - подумал он еще, - сколько у них там этих Чойбалсанов".
- Так, ладно, - принял он волевое решение, - большая приборка по подготовке к встрече. Завтра на подъеме флага форма два. Офицеры в белых манишках и с кортиками. Всех наших "албанцев" сейчас расставить, понял? Кровь из носа! Я сейчас буду. Красить, красить, красить, понял? Если что найду, размножалки оборву.
Дежурный исчез, а старпом отправился обрадовать зама. Он представил себе физиономию зама и улыбнулся. Старпом любил нагадить заму прямо на праздничное настроение.
"Сейчас он у меня лозунг родит", - радовался старпом. Собственные мучения представлялись ему теперь мелочью по сравнению с муками зама.
Старпом толкнул дверь, зам сидел спиной к двери и писал.
"Бумагу пачкает, речью исходит, - с удовольствием отметил старпом, - сейчас он у меня напряжётся".
- Сергеич, - начал он прямо в острый замовский затылок, - дышите глубже, вы взволнованы. Сейчас я тебя обрадую. Только что с берега передали. К нам завтра на борт прибывает маршал Чойбалсан со своей сворой. Так что пишите лозунги о дружбе между нашими флотами. Кстати, твои "козлы" умеют играть монгольский гимн?
"Козлами" старпом называл корабельный духовой оркестр.
С лица зама немедленно сползло вдохновение, уступив место обычному выражению. Он вскочил, заметался, засуетился и опрокинул стул. Старпом физически ощущал, как на его незаживающие раны каплет бальзам.
- Я в политотдел, - попал наконец в дверь зам. - Михалыч, - кричал он уже на бегу, - собери этих "козлов", пусть гимн вспоминают.
Зам прыгнул в катер и уплыл, помогая руками.
Через несколько минут взъерошенный оркестр на юте уже пытался сыграть монгольский гимн на память. Выходило плохо, что-то среднее между вальсом "Амурские волны" и "На сопках Маньчжурии". На корабле тем временем поднялась кутерьма. Мыли, драили, прятали грязь и сверху красили, красили, красили. Старпом был везде. Он ходил, нагибался, нюхал воздух, обещал всем все оборвать, выгребал мусор крючком из труднодоступных мест и тыкал носом. Зам вернулся с лозунгами и гимном. Всю ночь оркестр разучивал его. Утром корабль сиял. За одну ночь сделали то, что не могли сделать за месяц.
На подъем флага построились в белых форменках. Офицеры - в кортиках.
Вошедший на палубу командир не узнал свою палубу.
- Товарищ командир, - доложил старпом, маскируя торжество равнодушием, - корабль к встрече маршала Чойбалсана готов.
Старпом застыл с таким видом, будто он каждый день встречает какого-нибудь Чойбалсана. Командир, с поднятой кверху рукой, секунд десять изучал довольное лицо старпома.
- Старпом, какой к такой-то матери Чойбалсан? Вы что, совсем уже, что ли? Распустить всех, и по распорядку дня.
В эту минуту на корабль прибыли два представителя из политуправления для оказания помощи по встрече маршала Чойбалсана. У командира вмиг отпали все сомнения. Он бросился в катер и умчался к командующему.
- Товарищ командующий, - ворвался он к начальству, - ну что я всегда последним узнаю? Сейчас ко мне прибывает Чойбалсан со своей сворой, а я вообще как белый лист бумаги. Эти... из политуправления уже прискакали... Что же это такое, товарищ командующий?
- Не волнуйся сейчас разберемся... Какой Чойбалсан? - подскочил в кресле командующий.
Через пять минут белый катер командующего, задрав нос, уже мчался на всех парах к крейсеру. По дороге он обогнал шлепающую пьяным галсом в том же направлении портовую шаланду.
Старпом увидел подлетающий катер и оглянулся вокруг с плакатным лицом. Вот едут, наступил его час.
"Все время я, - застонал он про себя, - вот где этот недоносок? Кто сейчас этого члена монгольского встречать будет? Опять я?"
- Играй, - махнул он "козлам", и "козлы" задудели. Вместо "захождения" они сыграли подходящему катеру командующего гимн Монголии.
- Что это? - спросил командующий у командира крейсера.
- А... Чойбалсан уже на борту... видимо, - обреченно ответил тот.
Винтом по трапу, и командующий на палубе.
- Где Чойбалсан?
Шагнувший к нему дрожащий от нетерпения старпом едва сдержался, чтобы не сказать что-нибудь монгольское.
Недоумение еще висело над палубой, когда из-за борта послышалось тоном, равняющим испанского гранда с портовой шлюхой:
- Эй, на крейсере, принимай “Чойбалсана”.
И на помытое тело крейсера полетели куски потной баранины. Шаланда встала под разгрузку.
(А. Покровский «72 метра»)