Оригинал взят у
bruchwiese в
80 лет со дня трагической гибель кобзарей-лирников зимой 1932-1933 гг. в Украине.Мой друг - Львовский художник Орест Андреевич Скоп в течение 30 лет создаёт цикл картин с изображением казака Мамая, посвященный погубленным сталинским режимом кобзарям-лирникам в декабре-январе 1932-33 годов.
«За каждую душу - одна картина», - говорит заслуженный художник Украины, в наследстве которого среди других многочисленных творческих проектов есть серия полотен из более чем 250-ти казаков Мамаев. Скоповские Мамаи чрезвычайно разнообразные, при этом они хранят каноничность изображения казака: он курит трубку, имеет длинные усы и казацкий чуб, а также традиционно сидит глубоко задумавшись с кобзой в руках.
Для цикла характерно абсолютно авторское видение идеализированного казака народного любимца: то он в образе Святого Николая, то с Маркияном Шашкевичем стоит рядом с «Кобзарем» Шевченко, то играет с самим чертом в карты.
А первое эмоциональное знакомство будущего художника с Мамаем состоялось еще в далеком 1968-м. В то время Орест Скоп учился во львовской средней школе, где и услышал от одноклассника о картине с изображением Казака Мамая. «Я ее никогда не видел, но с тех пор она всегда была в моем воображении», - делится воспоминаниями Орест СКОП. Через несколько лет художник сам начал создавать портреты Мамая - сначала только в подарок ко дню рождения. А когда узнал о казни в 1932 году 337 слепых кобзарей сталинским режимом в Харькове, решил посвятить цикл картин каждой кобзарской душе. Свою миссию начал воплощать в 1982 году.
Во львовском Дворце искусств экспозиция «Казак Мамай» занимает один из наибольших выставочных залов, однако полотен там - около 40. Остальные картины главного художника Дворца и юбиляра (а выставкой он отметил свое шестидесятилетие в этом году) разъехались по всему миру - они в частных коллекциях в Австралии, Америке, Канаде, висят на стенах в посольствах в Испании и Чехии, его подарили Хиллари Клинтон во время ее визита в Украину, президенту Литвы и многим другим уважаемым людям стремыщихся понять через образ кобзаря-Мамая душу Украины.
Во всех странах, в каких Орест Скоп демонстрирует мамаевский цикл, художник рассказывает о массовых репрессиях кобзарей и свободных лирников. Как высказывается сам художник, он создает памятник во времени и пространстве - каждой отдельной картиной восстанавливает память не только о загубленных кобзарских душах, но и о загубленной украинской культуре, угнетенного украинского духа.
Памятный знак репрессированным кобзарям, бандуристам, лирникам в парке им. Т. Г. Шевченко возле театра оперы и балета в городе Харькове. Фото А. Носаненко
Кобзарско-лирниковую, не управляемую проблему, большевики способом арестов и расстрелов не смогли решить - слишком много было в 20-х годах в Украине кобзарей, очень любили и уважали их люди издавна. И ЦК ВКП (б) решает изменить тактику - «спускает» на места аж четыре постановления: «О запрете попрошайничества», «Об обязательной регистрации музыкальных инструментов в отделах милиции и НКВД», «Об утверждении репертуара в учреждениях НКО» (народного комиссариата просвещения - М. Л.), «Положение об индивидуальной и коллективной музыкадьно-исполнительной деятельности». Теперь кобзарей уже не расстреливали на месте, как раньше, их закрывали в холодной, не давая есть-пить, а инструменты уничтожали.
Кобзари: Кравченко из Полтавской губернии и Древченко из-под Харькова. Фотография, 1902г.
И это помогало мало. Тогда кобзарей, как «неисправимый националистический элемент», начали беспощадно ругать в прессе. Газеты запестрели заголовками: «Против кобзы - радио Днепрогэса!», «Внимательнее контролируйте кобзарей!», «Кобза - музыкальная соха!», «Кудесница-гармошка становится и в определенной степени уже стала настоящим средством воспитания масс!». Народу, который испокон веков любил кобзарское искусство, силой навязывают не только «кудесницу-гармошку», но и «кудесника-баяна», «кудесницу-домру» и «кудесницу-балалайку», обязывая музыкальные фабрики Украины производить их сотнями, и тысячами!
К травле кобзарей подключают и украинских писателей. Так, Юрий Смолич писал: «Кобза таит в себе полную опасность, ибо слишком крепко связана с националистическими элементами украинской культуры, с романтикой казацкой и Сечи Запорожской. Это прошлое кобзари пытались непременно воскресить. На кобзу давит средневековый хлам жупана и шаровар ». Николай Хвылевой призывал положить конец «закобзаренню Украина», «выбивать кругом закобзаренную психику народа». И всех превзошел, пожалуй, Бажан своей поэмой «Слепцы», в которой называет кобзарей «нытиками», «вонючими выкидышами», а основу их репертуара - наш тысячелетний героический эпос - «старорежимными проклятыми песнями».
Впрочем, не все деятели украинской культуры пошли на поводу у НКВД. Павло Тычина не стеснялся позировать перед объективом фотоаппарата с «патриархально-националистической» кобзой, а Максим Рыльский в эти проклятые годы грудью стал на защиту украинского кобзарства. Простое восхищения «старосветской» кобзой-бандурой органы как-то уже простили, а вот Максиму Фаддеевичу - нет, еще на протяжении десятилетий вынашивали планы не только духовного, но и физического его уничтожения. И не только Максима Рыльского. Органы делают невыносимой жизнь художников и фольклористов, исследователей кобзарского искусства Николая Домонтовича, Порфирия Мартыновича, Климента Квитки, Афанасия Сластиона, писателя и кобзаря Гната Хоткевича, снимают с должности директора Днепропетровского исторического музея, «кобзарского отца» Дмитрия Яворницкого ...
Однако «выбить колом закобзаренную психику» украинского народа большевикам никак не удавалось. Тогда прибегли к чисто иезуитских методов укрощения вольнолюбивого украинского кобзарства. Часть кобзарей, которые «запятнали» своей крестьянско-пролетарские биографии участием в национально-освободительной борьбе, начали загонять в «колхозы» - капелл, ансамблей, квартетов, трио, где, как говорит кобзарь и священник из США Сергей Киндзерявий-Пастухов, -
« народный бард превратился в политического пидбрехача коммунистической партии, а капеллы, куда насильно загоняли певцов, стали базой их перевоспитания ». Других кобзарей комиссариаты образования и органы НКВД заставляли творить «песни» и «думы», которые превозносили бы советскую действительность ...
Но большинство «братии» не хотела брать в свой репертуар искусственные «думы», она, как и тысячу лет назад, путешествуя от села к селу, от города к городу, пела древние «невольничьи плачи», упорно воскрешала народную историческую память.
Тогда кому-то из «сталинских соколов» пришла в голову идея: собрать кобзарей и лирников будто на съезд и всех ... расстрелять, а кобзы и лиры уничтожить. Съезд планировали провести еще в 1925 году, потом перенесли на 1 декабря 1927 года. Но и тогда он не состоялся. Видимо, не всех кобзарей зарегистрировала так называемая этнографическая комиссия, созданная для этого Академией наук УССР. 1939 года в Лондоне вышла книга воспоминаний русского белоэмигранта Шостаковича :
http://www.uic.unn.ru/~bis/d-naz.html. «В середине 1930-х годов, - пишет он, - Первый всеукраинский конгресс лирников и бандуристов был провозглашен, и все народные певцы вынуждены были вместе собираться и обсуждать свое будущее. «Жизнь стала лучше, стало веселее», - говорил Сталин. Эти слепые ему поверили. Они приехали на конгресс по всей Украине, из маленьких забытых деревень. Было несколько их присутствовать на конгрессе. Это живой музей, живая история Украины, все ее песни, ее музыка, ее поэзия. И вот почти всех их росстреляли, почти все эти несчастные певцы были убиты ».
Недавно в Украине вышла в свет книга американского ученого Роберта Конквеста «Жатва скорби»
http://fictionbook.ru/author/konkvest_robert/jatva_skorbi/konkvest_jatva_skorbi.html, в которой, в частности, речь идет и об уничтоженных украинских «Гомеров»: «Популярная в народе национальная культура на протяжении веков поддерживалась в украинском селе бардами, воспетыми Шевченко кобзарями, которые, путешествуя от села к селу, зарабатывали на жизнь исполнением старинных народных песен и переводом народных баллад. Они постоянно напоминали крестьянам об их свободном и героическом прошлом. Это «нежелательное явление» теперь было подавлено. Кобзарей созвали на съезд и, собрав их там всех вместе, арестовали. По имеющимся сведениям, многих из них расстреляли - в этом была своя логика, ибо от них мало пользы в лагерях принудительного труда ».
Свидетельство Шостаковича и Конквеста чрезвычайно ценные, но, к сожалению, ни первый, ни второй не подают источников информации. В составе комиссии по проведению съезда кобзарей 1927 г. был, вместе с Д. Ревуцким, Д. Усенко, И. Копан, П. Вишницьким, и Михаил Полотай - «украинский советский исследователь искусства кобзарей и бандуристов» (Шевченковский словарь. К ., 1977). Осенью 1989 г. я встречался с Михаилом Афанасьевичем Полотаем. И хотя ему тогда исполнилось девяносто, он был, как говорится, «при здравии», имел цепкий ум и блестящую память. Но когда я попросил рассказать о расстрелянном съезде, Полотай замахал руками, сказал, что все это выдумки буржуазной пропаганды, съезда в середине тридцатых не было, а кобзарей расстреливал НЕ НКВД, а «кулаки» и «украинские буржуазные националисты» ...
Просил я рассказать о расстрелянный съезд и Андрея Бобыря. Он также сказал мне, что все это байки. Первая республиканское совещание кобзарей и лирников состоялась в Киеве в 1939 году. И другие кобзари старшего поколения (Евгений Адамцевич, Александр Маркевич, Григорий Ильченко, Георгий Ткаченко), с которыми на протяжении семидесятых годов я не только часто встречался, но и гастролировал, боялись этой темы, как огня.
И только когда над домами Верховной Рады Украины поднят сине-желтый флаг, заговорили очевидцы тех трагических событий. Исследователь истории уничтожения украинского кобзарства Кость Чемерский в газете «Украинский горизонты» (апрель, 1991) представляет следующие показания:
Е. Кедровский, пенсионерка, в 1930-е годы работала библиотекарем: «В 1934-1935 годах по Харькову прошли слухи, что состоялся кобзарский взлет, кобзарей вывезли из Харькова и бросили в овраг, где они и погибли ... Кобзарям якобы сказали, что их везут в Москву еще на один слёт и якобы случилось это в дороге ».
В. Вовк, пенсионерка, в прошлом - учительница: «Кобзарей я любила с детства. Их можно было частенько видеть в Харькове. А в середине 30-х совсем не стало. Ходили слухи о каком-то кобзарском съезде, куда якобы свезли кобзарей со всей Украины, а затем убили ».
А. ПАРФИНЕНКО, харьковский кобзарь: «За сталинским приказом забирали всех. Были облавы на базарах. Хватали много инвалидов, были и кобзари там. Была одна семья: Прокоп Маловичко, женщина Мотря и трое детей, все очень хорошо пели. Жили они в поселке Амур под Днепропетровском. Ночью их забрали, даже не сказали, что им брать - или продукты, или какую-то одежду, - погрузили в эшелон, где много уже кобзарей из других городов Украины. Очевидно, этот эшелон шел из самого Киева. Доехали они до Харькова, там присоединили к ним еще много кобзарей. По некоторым подсчетам, их триста тридцать семь337(!). Доехали кобзари и все те, которых забрали в Днепропетровске, в Москву, их направили в Сибирь. Довезли до какого-то неизвестного места, где не было никакого жилья. Безусловно, там уже была метель, морозы были. Все люди раздетые, без одежды - без ничего. Милиция сбросила их с состава на поле. С одной стороны стояли проводники, а с другой - милиция, и так никто из них не мог попасть обратно в поезд. Остались они и почти все погибли. Но Мотря Маловичиха не погибла. У неё живым остался младший сын. Они как-то добрались до жилья, ходили по домам, просили хлеба. Так добрались в Украину. Но до своего родного дома прийти боялись, потому что если бы они домой пришли, то все равно их бы убили. Ибо то, что делалось, было под большим секретом, и никто этого знать не должен ».
Поэт Николай Самойленко, многолетний политзаключенный бериевского эшелона, 1946 г. в Краслази, на лесоповале шубной встречался с поводырем кобзаря Гордея Ракизы Алексеем Божко. Родители Алексея умерли голодной смертью в 1921 году, а Алексея спасла от такой же смерти крестная мать. Впоследствии, когда поднялся на еще пухлые от хронического недоедания ноги, напросился к кобзарю Ракизе в поводыри-михоноши. 1930-го (то Божко, то Самойленко изменяет память, потому съезд происходил между1932-1934 годами ) их «пригласили» через участкового милиционера и оперуполномоченного НКВД на кобзарский съезд в Харьков. В пути Харьков Алексей заболел, и Ракиза решил оставить его в городке Валки у знакомых, а сам присоединился к кобзаряю Башлыку, чтобы вместе с ним и его поводырем идти навстречу своей гибели.
Десять дней Алексея лечила хозяйка (он запомнил лишь ее имя - Кристина) ежовые салом, а на одиннадцатый, сев в Ковяги на товарняк, Алексей поехал в Харьков искать Ракизу. В Харькове парень обошел все базары, спрашивал у нищих и торговок, не знают ли они, куда подевались все кобзари. Однако нищие и торговки от одного лишь слова «кобзарь» пускались наутек. Поздно вечером обессиленный Алексей поплелся к железнодорожному вокзалу на ночь. Интеллигентного вида женщина, дремала сидя рядом с ним и которой он рассказал о своей беде, утром отвела его в местный театр, познакомила с украинским поэтом Алексеем Влизько. Тот повел своего тезку к какой-то бабе Ивге, которая жила в нарядном домике на берегу Лопани, приказал никуда из дома не выходить и ждать Ракизу. На какой-то день рано утром перепуганная вусмерть баба Ивга разбудила своего постояльца: «Сын, - прошептала взволнованно, - беги куда глаза глядят. Вывезли кобзарей вместе с поводырями из театра «черными воронами» на Холодную Гору. Одни говорят, что их перестреляли в тюремных подвалах, другие говорят, что вывезли поездом за Харьков и бросили в ров вокруг ямы стражу вооруженную поставили. И погибли кобзари и поводыри их в той яме все до одного с холода и голода. Беги, сынок, огородами и никому не рассказывай о том, что ты это слышал ... ».
Перекрестила, в сумку, добрая душа, хлеб вложила, щепотку соли, несколько вареных картофелин.
Пошел Алексей огородами и полями на Валки. У Ковяги заметил колонну - не военную, потому что с женщинами и детьми. Понял раскулаченных энкаведисты гонят на станцию ... В полночь постучал в окно к тете Христе и дяди Даниилу, когда видит, а оно накрест свежо струганными досками забито. Екнуло сердце - и ее раскулачили! Переночевал в ограбленной сарае (даже двери собачьи морды сняли!) И отправился утром на Запорожье к родной тете, молил Бога, чтобы не дала пропасть.
Не выгнала тетя своего племянника, последней картофелиной делилась. Помогала ему, как могла, школу закончить, а потом учительский техникум. Работал учителем в глухом степном селе. Пока под доброй рюмкой не рассказал товарищ, тоже педагог, трагическую историю расстрелянного кобзарского съезда. Вечером рассказал, а утром прямо из кровати, еще полусонного, забрали и присудили за разглашение государственной тайны десять лет каторги, а как отсидел, набавили еще десять ...
Кроме Самойленко, в журнале «Украинская культура» (1991, № 4) напечатал весьма ценное свидетельство также многолетний политзаключенный бериевского эшелона Виктор Рафальский из г. Стрыя, что на Львовщине: «Об этой трагедии мне было известно давно, но ничего конкретного. И это смущало. И вдруг ... в 1956-ом пришлось в течение двух недель находиться в пересыльной тюрьме в Москве. Большая камера. Заключенных (политических) около сотни. Здесь судьба свела с бывшим работником НКВД, в то время репрессированным. Зашел разговор о событиях1932-1933 годов на Украине. Вспомнили кобзарей. И тут собеседник просто ошарашил меня: оказывается, он имел полную информацию об уничтожении более двухсот украинских кобзарей, которых было созвано под предлогом какой-то совещания в Харьков в конце 1932 года по распоряжению сверху. Говорил он скупо - возможно, сам был причастен к этому делу. Бесспорно одно: истину, ибо, как бывший сотрудник НКВД, конечно, рисковал - разглашать такие тайны!
Это была своего рода прелюдия к ужасающему голоду, что именно нарастал ... В последующие предвоенные годы никто не видел в Украине ни одного кобзаря ».
Виктор Рафальский ошибается: даже после ужасной энкаведистских масакры кобзари в Украине не перевелись. Некоторым, как, например, Егору Мовчану, посчастливилось спастись. Мовчан, по его словам, не поехал в Харьков на «слет народных Певцов» только потому, что его поводырь куда-то запропастился. Другие - как Михаил Полотай, Федор Кушнерик или Михаил Носач ретивым творением советского псевдогероического эпоса выторговали себе жизнь. Но и тех, и тех осталось совсем мало. Тогда на расстрелянный съезд энкаведисты смогли согнать более 200 кобзарей и лирников (А. Парфиненко называет более потрясающую цифру - 337), то на так называемую Первую республиканское совещание, которое состоялось в Киеве 15 апреля 1939 г., удалось собрать лишь 37 народных певцов. Что это совещание было жалким фарсом, свидетельствует выступление на ней Федора Кушнерика. Зная о массовом уничтожении органами кобзарей под Харьковом, Кушнерик, будто и ничего не случилось, «щебетал»: «Только Великая Октябрьская революция сделала нас, незрячих, зрячими, дала нам счастливую жизнь, дала нам возможность творить, сочинять песни о нашем славном советском жизни , петь их родному народу, заниматься нашей любимым делом ».
Известный кобзарезнавець из Львова Богдан Жеплинский составил реестр кобзарей и лирников, уничтоженных тоталитарным режимом в 30-х гг, и тех, которые пропали без вести,к сожалению мартиролог далеко неполный. -
http://uk.wikipedia.org/wiki/Репресовані_бандуристиНИКОЛАЙ ЛИТВИН -
http://zn.ua/SOCIETY/rasstrelyannyy_sezd_kobzarey-9033.html(«Украинская культура», 1992 г., № 6).
Во Львове художника Ореста Скопа называют атаманом и звездным казаком, а сам он надеется не только завершить свой цикл, а писать Мамаев, пока хватит сил. К слову, желающие посмотреть уникальные картины могут во львовском Дворце искусств, в мастерской художника во Львове на улице Пекарской и в
Галерее "LvivArt" ул. Леси Украинки, 21, Львов, Украина 79008 тел:+38 (032) 23 55 665
Click to view
.