Памяти К.Г.Паустовского
Сегодняшний день знаменателен датами. Кто-то отмечает взятие Бастилии, кто-то 150 лет со дня рождения Густава Климта. Про Климта тоже хотелось бы написать в связи с моей недавней поездкой на его родину, но сегодня уже не получится L. В этот день умер Константин Георгиевич Паустовский и в первую очередь хотелось бы вспомнить о нем.
К Паустовскому отношение очень личное, потому что он был одним из любимых писателей моей мамы. И поэтому когда я в детстве летом ныла «Мам, ну чего мне почитать?», она очень часто отвечала: «Почитай Паустовского». В младшем школьном возрасте, классе втором-третьем, мама мне предлагала его рассказы«Кот-ворюга», «Барсучий нос», «Заячьи лапы». А год спустя я уже взахлеб читала «Золотую розу», «Кара-Бугаз», «Повесть о жизни».
Те, кто пролистывал мои одесские циклы, знают, что для меня Паустовский ассоциируется с Одессой. Он провел там всего два года, но сумел так о ней написать, что я заочно полюбила этот город. А еще Паустовский - певец среднерусской полосы. И хотя у него есть и чудесные зимние рассказы, для меня он прочно связан с летом. Лето у Паустовского разное: чаще всего это неброское лето Подмосковья, Мещеры или Тарусы, порой российского Севера или знойных степей Украины.
Героями его повестей и рассказов становились как обычные люди - лесники, бакенщики, паромщики так и знаменитости Эдвард Григ, Ги де Мопассан, Ганс Христиан Андерсен. Он умеет рассказать историю и вообразить ее там, где человек, лишенный этого дара, никогда в жизни о таком даже не задумался бы.
Важным для меня, юной девушки, было то, что читая Паустовского, я узнавала о тех поэтах, которых в пору моего детства и отрочества не печатали и не выдавали в библиотеках. Ведь интернета в ту пору не было, и не у кого было узнать, кто же написал такие удивительные колдовские строки:
«Сестры - тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы.
Медуницы и осы тяжелую розу сосут.
Человек умирает. Песок остывает согретый,
И вчерашнее солнце на черных еносилках несут»
Со дня смерти выдающегося писателя прошло более полувека. За это время диаметрально изменилась идеология и кумиры, забыты и, казалось бы, более нашумевшие литературные имена. Но все-таки Паустовского помнят и любят. Просто его почитатели не из тех, кто гоняется за рейтингом, и мало когда попадают в топы ЖЖ. Вот, например, на стене у мужа ВКонтакте, часто появляются посты сообщества «Литературный Крым». Из одного из них я узнала, что большой поклонницей Паустовского была блистательная Марлен Дитрих, которая потребовала встречи с ним, приехав на гастроли в Москву http://orlovamegastar.narod.ru/paustovsky.html
Самое мое любимое произведение Паустовского - повесть «Золотая роза» посвящено мастерству писателя, главному инструменту каждого литератора - родному языку, природе творчества и вдохновения. Сейчас эта вещь Паустовского очень своевременна, поскольку в эру развитого блоготворчества каждому из нас приходится решать о чем сказать и какими выразительными средствами. Поэтому мне хочется закончить именно той цитатой из «Золотой розы», где пишется, как рождается рассказ.
«Пока еще я сам не знаю, что буду писать. Мысль существует во мне как волнение, как желание передать другим все то, что наполняет сейчас мой разум, мое сердце, все мое существо. Мысль живет во мне, но во что она выльется, какие найдет пути для своего выражения, мне не ясно еще самому. Но я знаю, для кого я буду писать. Я буду говорить со всем миром. Трудно, почти невозможно зрительно представить себе это понятие- весь мир.
Всегда думаешь о ком-нибудь одном, хотя бы о девочке с нестерпимо сияющими глазами, что когда-то бежала ко мне навстречу по лугам, чтобы, добежав, схватить меня за локоть и сказать, задыхаясь от бега:
- А я вас давно здесь жду. Уже набрала целый сноп цветов и девять раз прочла наизусть вторую главу из «Евгения Онегина». И все вас ждут дома, потому что нам одним скучно. И вы сейчас расскажете всем, что с вами случилось на озере, и, пожалуйста, выдумайте что-нибудь интересное. Или нет, не выдумывайте, а расскажите, все как было, потому что и так в лугах такая прелесть и второй раз зацвел шиповник! И вообще хорошо!
А может быть, для женщины, чья жизнь связана с моею многими годами тяжести, радости и нежности так крепко, что теперь уже ничто нас не страшит.
А может быть, для друзей. В моем возрасте их становится с каждым годом меньше.
Но в конце концов я пишу для всех, кто захочет прочесть это.
Я не знаю, о чем буду писать. Может быть, потому, что слишком много хочу рассказать и пока еще не выбрал из мыслей именно ту одну, что, как магнит, притянет остальные и заставит их стройно лечь в границы повествования.
Это состояние знакомо всем пишущим.
«Поэты, - сказал Тургенев, - недаром говорят о вдохновении. Конечно, муза не сходит к ним с Олимпа и не приносит им готовых песен, но у них бывает особенное, настроение, похожее на вдохновение. Те стихи Фета, над которыми так смеялись, где он говорит, что не знает сам, что будет петь, но «только песня зреет», прекрасно передают это настроение. Находят минуты, когда чувствуешь желание писать, - еще не знаешь, что именно, но чувствуешь, что будешь писать. Это настроение поэты и называют «приближением бога». Эти минуты составляют единственное наслаждение художника. Если бы их не было, никто бы и писать не стал. После, когда приходится приводить в порядок все то, что носится в голове, когда приходится излагать все это на бумаге, - тут-то и начинается мучение».
Внезапно среди ночи возникает звук. Это отдаленный пароходный гудок. Откуда он здесь, во льдах?
Вчера в рижской газете писали, что из Ленинграда вышел в залив ледокол. Очевидно, это гудок ледокола.
Неожиданно мне приходит на память рассказ штурмана одного из ледоколов о том, что, пробиваясь сквозь Финский залив, он увидел на льду замерзшую охапку простых полевых цветов. Они были присыпаны снегом. Кто потерял их здесь, в ледяной пустыне? Очевидно, их уронили с какого-нибудь парохода, когда он ломал первый, тонкий лед.
Образ возник. С непонятной силой он начинает вести к еще неясной сказке.
Нужно разгадать тайну этих замерзших цветов. В разгадке участвуют все. У каждого, видевшего эти цветы, есть соображения по этому поводу.
Есть они и у меня, хотя я цветов и не видел. Не те ли это цветы, что собирала в лугах девочка, прибежавшая ко мне навстречу? Должно быть, это те же цветы. Но как они попали на лед? Это могло случиться только в сказке, не ведающей преград ни во времени, ни в пространстве.
Тут же возникает мысль об особом, чисто женском отношении к цветам. Оно рознится от нашего, мужского. Для нас цветы - это украшение. Для женщин - это живые существа, гости из мира, который мы, взрослые и деловые люди, замечаем только мимоходом и относимся к нему со снисходительным пренебрежением.
Досадно, что так быстро разгорается заря. Дневной свет может прогнать эти мысли, сделать их просто смешными в глазах серьезных людей.
От солнечного света многие сказки сжимаются и прячутся, как улитки, в свою скорлупу.
Да, но сказка - пока еще туманная - родилась. Остановить сказку, рассказ, повесть, когда они появляются на свет, почти невозможно. Это равносильно убийству живого существа. Они начинают расцветать в нашем сознании как бы сами по себе.
И наконец наступает тот час, когда сказка заносится на бумагу. Писать ее большей частью так же трудно, как передать словами слабый запах травы. Сказку пишешь почти не дыша - чтобы не сдуть тончайшую пыльцу, которой она покрыта. И пишешь быстро, потому что мелькание света, теней и отдельных картин происходит стремительно и легко. Нельзя опоздать, нельзя отстать от бега воображения.
Сказка окончена. И хочется с благодарностью еще раз взглянуть в те сияющие глаза, где она живет постоянно».