(no subject)

[ni_k_mestu]

Стала сегодня ни с того ни с сего вспоминать свою бабушку Шуру. Сориентировалась в датах - оказался очередной день ее смерти, даже 25 лет как. Бабушка была первым близким человеком, чья смерть меня по- настоящему коснулась. Мне было 13. Для меня это удивительно, я знаю, что бабушка меня очень любила и я ее тоже, но сейчас это просто как факт биографии, за которым нет особых чувств, ну было и было, даже может показаться, что не осталось и следа. Но стоит совершить поход по далеким воспоминаниям или во сне вдруг очутиться в старой фотографии и все поднимается из каких- то неведомых глубин, расцветает и обволакивает давно забытым, теплым и надежным коконом. Бабушка Шура, мама моего отца. Самое забавное, что я ведь совсем не знаю, какой она была, если бы сейчас, по- взрослому на нее посмотреть, какой была ее жизнь без меня. Трое детей, двое родились незадолго до войны, с ними на руках она бежала из оккупированного Киева в село Голубятин, пешком, с какими- то солдатами брели 120 километров. Папа родился в 52- м. Через пять лет он чудом остался жив, когда в кости его черепа плотно впечаталась дверная ручка автомобиля. Сильнопьющий муж, хотя я знала деда уже другим, по- видимому уже тихим алкоголиком в сапожной будке с голубями. Похоже, что бабушка нигде особенно не училась, разве что немного в школе. Она рассказывала, что с детства вместе с тремя старшими братьями где- то выступала, делали гимнастические номера. Работала, на моей памяти, скорее даже подрабатывала - делала искусственные цветы. Так и вижу сейчас движения ее пальцев, накручивающих яркую бумагу на проволоку. Платили за это копейки. Всю жизнь прожила в Киеве, большую ее часть - на Гоголевской, в полуподвальной квартире. Я помню ее всегда активной, занятой, жизнерадостной. На свою жизнь она не жаловалась. Не так давно мне довелось поучаствовать в одном, так сказать, процессуальном упражнении, посвященном связи с предками и тем чувствам, состояниям, которые они нам передают. Я уже не помню, как конкретно выполнялась метода, помню только, что довольно долго я ощущала себя как замороженная внутри, замерзла даже физически, заледенела, пока внезапно до меня не дошло, что это мороз от ужаса, ужаса войны, двоих маленьких детей, неизвестности, где мой муж, жив ли он вообще и что же будет дальше, потом ужас захлестнул меня с новой силой, так настойчиво на моего ребенка смотрела Смерть. Это было так ясно, как озарение, как- будто происходило прямо в этот же момент в моей жизни. Так звучал привет от моей бабушки. Меня она любила и это было как само собой разумеющееся для меня, совсем не помню, чтобы ругала, готовила мне любимую яичницу- глазунью, разрешала иногда спать с ней ночью, так как я была зверская трусиха и боялась темноты, гладила мне спину, ругалась из- за меня с моей мамой- ей многое не нравилось в маминых методах воспитания, ничем особенным со мною не занималась,не играла ( мне в детстве вообще не приходило в голову, что взрослые могут играть с детьми), просто была и была рядом, заботилась, как могла и жила своей жизнью. Сейчас мне кажется, что она все время готовила еду, ходила по магазинам, бесконечно стояла в очередях и потом снова готовила, готовила, готовила на семью из пяти- шести человек. Собственно, это не удивительно, учитывая тогдашние бытовые и продуктовые возможности. При этом она была очень общительной и хлебосольной. Самое нудное было - ходить с бабушкой в магазин: она знала всех продавщиц в округе, со всеми разговаривала, встречала по дороге кучу соседей, знакомых и тоже разговаривала. Стоило кому- то зайти к ней в гости ( дети, внуки, постоянные старые знакомые) - уйти от нее просто так было невозможно, только выползти объевшись. Представляю теперь, каково ей было при таких стремлениях - любимая внучка со спичечными ногами, бело- зеленого цвета, ест аккурат раз в три дня. Именно моя бабушка была тем человеком, вокруг которого собиралась и клубилась вся семья. Это она готовила все эти невероятные столы, со всеми тогда традиционными кулинарными последствиями: голубцы- обязательно, котлеты- да, заливная рыба- а как же, холодец- еще бы без него, пирожки с капустой - непременно, ну и еще что- нибудь фаршированное, что- нибудь в томате, салаты - Оливье и ежи с ним, картошка - это уже так, мелочи, затем коронный Наполеон и, лично для меня - торт Сметанник. Готовила всегда одна. Со дня накануне, до самого праздника. Я вообще сейчас не понимаю, где тогда брали столько продуктов, жили мы очень скромно, впрочем, как и большинство, но столы на праздники обязаны были ломиться. Иногда к бабушке с дедом приходили их старые знакомые,все для меня удивительные - лилипут дядя Ваня, круглая, ярко- рыжая и кудрявая тетя Валя,смешно хохочущая с такими же рыжими, сияющими зубами. Величественная красавица тетя Нина, про которую, как страшную, невиданную тайну, шепотом говорили, что она третий раз замужем и детей у нее нет, чьи рассказанные мне стихи про Сороконожку я местами помню до сих пор, статный красавец дядя Коля - бабушкин родной брат, его жена - тетя Аня, у них тоже была своя тайна: в три года у них утонула дочка Людочка и они усыновили несносную и потому нелюбимую девочку Люсю, которая впоследствии родила любимейшего ими внука Славика, грузная, неповоротливая тетя Поля, которая в войну собрала внушительную коллекцию хрусталя и это тоже была тайна. И еще многие, многие, про чьи тайны я внимала благодаря кухонному шепоту, но которые видимо благополучно почили в еще более глубоких недрах моей памяти. Тогда они все заседали в их маленькой комнате, выпивали, шумели, смеялись и разговаривали, разговаривали бесконечно. И этот праздник мог длиться не один день подряд. Мне запрещалось их тревожить. Бабушка была полная, мягкая, добрая, всегда за меня,даже если "защищать" приходилось дитя от собственной мамы. Это сейчас я понимаю, что бабуля была не сахар и каково было моей маме. Тогда я просто замирала:" спасали" меня громко, с криком, страстно жестикулируя, со слезами, призывая стать соучастником с каждой стороны. А я только пугалась и думала, что наверное со мною что- то не так, раз такие большие мама и бабушка кричат из- за меня, а потом плачут, каждая в своем углу. Думаю, бабушка страстно любила командовать, а мама - стремилась. Именно бабушка Шура купила мне самую бесполезную в мире, но при этом дорогущую и почему- то неимоверно желанную заводную куклу. Эта кукла занимает второе почетное место в моем рейтинге идиотских игрушек ( про первое я как- будь расскажу). В ее тело было вмонтировано тогдашнее чудо техники - механизм, от которого она становилась бесполезной в раздетом виде, но могла ходить, при этом к ее негнущимся рукам была намертво приделана коляска. И у нее были короткие волосы. Сейчас я понимаю, что это был гибрид мужчино- женщины, с лицом ребенка, в брючном костюме, коротко- стриженная, навечно прикованная к коляске. Играть с этим было невозможно! Смотреть, как оно везет коляску можно было ровно 30 секунд. Стоило это 25 рублей - огромные деньги! После покупки я наслаждалась ею ровно эти 30 секунд, затем она много лет пылилась в кладовке, а после очередного ремонта благополучно канула в лету. Но я умирала, так ее хотела в магазине! Бабуля, спасибо тебе огромное, ты разрешила быть моему капризу, моей прихоти, моему детскому безумству!
Бабули не стало в 72. От чего, почему, - в нашей семье, как всегда, все шепотом и не понятно. Даже много лет спустя мне никто толком не смог объяснить, чем она болела: что- то с сердцем, аневризма, какой- то светила врач шепотом сказал, что рак, она услышала, начала стремительно худеть, слабеть - вот вся сумбурная семейная версия. Для меня ее не стало в один день - утром мамина истерика, что бабушка без сознания, суета и беготня тетушек целый день, ночью бабушка умерла. За пару часов до смерти я была с нею в комнате. Я помню, что она сидела на кровати, с закрытыми глазами, а я рядом. Я гладила ее руку, она мне сказала " не надо". Это было такое странное ощущение: бабушка, такая мне близкая, любящая и любимая была настолько далекой, отрешенной, такой недоступной, как совсем уже не моя, не знакомая совершенно, так прозвучало в тот момент ее " не надо". И если бы не страх в глазах моих родителей и других взрослых, все происходящее было бы для меня просто интересным, необычным. Как если бы мы собирали и провожали бабушку в дорогу, в какое- то долгое путешествие.
Сегодня я радуюсь за своих детей, за такой подарок судьбы: у них две бабушки, дед, три прабабушки, прадед, все слава Богу живы, активны и по- возможности участвуют в их жизни. И пусть когда-то они уйдут и будет казаться, что бесследно за давностью лет, но их сила и радость, их боль и преодоление, их ошибки и мудрость обязательно проростут и продлятся, еще и еще, снова и снова в вечном круговороте жизней.