"Бог нефти - есть!"
В прошлом году в России был объявлен удивительный, - в самом позитивном смысле, - конкурс.
Народу страны предложили самому, путем голосования, выбрать имена аж для 25-ти, если не ошибаюсь,
аэропортов. Были составлены списки номинантов. А осенью подвели итоги.
Коснулось это и аэропорта западно-сибирского города под названием СУРГУТ. С самого начала конкурса
вперед вырвались два номинанта. Затем второй начал отставать, и с огромным отрывом финишировал
первый. Вторым был Ермак. Тот самый Ермак Тимофеевич, легендарный казачий атаман, покоритель
Сибири - так его справедливо называют в истории.
А первым, волею народа, стал, - и аэропорт уже назван в его честь, - уроженец села Морул
Шамкирского района Азербайджданской ССР ФАРМАН САЛМАНОВ.
И это именно о нем некая невежественная дама-сенатор Нарусова (нет, я в курсе, чья она жена и
чья мать,
но сама она для меня - некая) позволила себе пренебрежительно отозваться о нашем, без всякого преувеличения,
легендарном соотечественнике. Желая осмеять итоги конкурса в Сургуте, она сказала буквально следующее:
"Сулейман ибн какой-то..." При этом, сама того не ведая, сенатор перепутала внука с дедом.
Сулейманом звали деда Фармана Салманова, и он был первым в их роду, кому было суждено познакомиться
с сибирскими просторами.
У него в Моруле было небольшое хозяйство, он разводил домашний скот. И регулярно обязан был возить в
Гянджу, тамошнему имаму какую-то часть этой живности, в качестве дани - у каждого времени свои налоги.
Примерно через пару недель в Усть-балыке ударил ещё один фонтан - 500 тонн в сутки. Салманов пошел на
почту. И лично Никите Хрущеву адресовал телеграмму беспрецедентного содержания: "Я НАШЕЛ НЕФТЬ.
ВОТ ТАК. САЛМАНОВ".
Но однажды он взбрыкнул и отказался платить дань. На разборки в Морул командировали какого-то ахунда.
Сулеймана дома не оказалось, но две его сторожевые собаки испытали к прибывшему острую неприязнь и
крепко ахунда покусали. Не до летального исхода.
Судьбу собак история не сохранила. А Сулеймана в кандалах отправили в Сибирь. Согласно приговору - на
10 лет. Это было в конце девятнадцатого века.
Новые условия жизни, -климатические, особенно, - Сулеймана не сломили. А потом началась русско-японская
война, и Сулейман одним из первых записался добровольцем - благо, заключенным его статуса это не
возбранялось. Воевал он, надо полагать, не худо, поскольку удостоился нескольких наград и от дальнейшего
отбытия срока был освобожден.
В Морул он вернулся не один, а с русской женой Ольгой. Говорят -красавицей. Через некоторое время она
освоила азербайджанский язык и взяла себе имя Фируза. А в 1931-м году у их сына Курбана родился первенец,
которого назвали Фарманом. Затем у Курбана родилось еще трое детей, а в 37-м его репрессировали. Только
не спрашивайте - за что. Поскольку советская власть сажала не за что, а потому что.
Осиротевшие дети духом не пали. Как могли, помогали матери и хорошо учились в школе. Все четверо, как
принято выражаться, вышли в люди. (Если кто-то помнит певца, - он был известен в своё время, - Маиса
Салманова, то это родной брат Фармана).
В конце 40-х Фарман приехал в Баку и поступил в АзИИ, на геолого-разведочный. Учился отлично и на
производственную практику был направлен в западную Сибирь. Вернулся он с большим набором геологических
карт, составленных самолично, и стал донимать педагогов и всех вокруг утверждениями, что по его личным
расчетам западная Сибирь таит в себе несметные залежи нефти - хотя и на значительной глубине. И стал просить,
чтоб по распределению его отправили именно туда. Но его отправили в другую часть Сибири - в Кузбасс. Хотя
успехи в учебе и откуда-то взявшиеся практические навыки оценили - 24-х лет от роду он стал начальником
нефте-разведочной экспедиции со штатным расписанием в 150 человек.
В середине 60-х коридоры того же института, который выпустил Салманова, начну топтать я, нерадивый студент
нефте-промыслового факультета. Изобретая всяческие способы отлынивания от занятий. Добровольно трудился
в студенческом гардеробе. Играл в институтском оркестре. Даже проник в комитет комсомола. Пока мои сокурсники,
- и, в том числе, будущий президент Анголы, - исправно учились.
Но экзамены-то сдавать надо.
И вот я оказался перед Азадом Халиловичем Мирзаджанзаде. Ему на тот момент было 37 лет, и восемь из них
он уже был профессором. А через два года ему предстояло стать академиком. Я ответил по билету. Он взглянул
на меня и без всякой агрессии, а наоборот, я бы даже сказал, участливо поинтересовался:
- Ну, вы сами понимаете, что в нашем деле вы абсолютный бездарь?
Я был молод, но смотреть в глаза правде я уже умел. (Кстати, они у нее, если кто не знает, зеленые, но с
множеством самых разных оттенков).
Поэтому я, не унизившись до прямого утвердительного ответа, просто молча встал.
- Сядьте, - уже строже сказал Мирзаджанзаде.
Я сел. И понял, что экзекуция только начинается.
- Я недавно прочел ваш рассказ, - сказал профессор. - Кажется в газете.
Поймите, это было первобытное время. Большими тиражами выходили газеты и журналы, на них подписывались,
за какими-то из них даже стояли в очередях, и их, - хотите верьте, хотите нет, - даже читали.
И профессора тоже.
В следующие несколько минут Азад Халилович, с дотошностью литературоведа со стажем, расчленил мой
скромный рассказ на составляющие, определил его минусы и плюсы, особо остановился на финале и закруглился,
абсолютно, как я понял, презрев мнение автора относительно высказанного.
Но зато, - о, игра судьбы, - открыл мою зачетку и сказал:
- Ставлю вам "хорошо". Но - за рассказ.
Через пару дней он принес мне книгу Томаса Манна "Волшебная гора" и сказал:
- Вам необходимо это прочесть.
Когда я ее прочитал, он велел мне зайти к нему домой за следующей книгой. Он жил в квартале от института.
Сейчас там висит мемориальная доска. В его квартире, помимо него, обитала его сестра, отринувшая личное
и посвятившая ему всю свою жизнь - без остатка. А везде вокруг них, наверху, внизу и в середине, были книги.
Возможно, и в холодильнике, но я туда не заглядывал. Во всяком случае, книгу, которой предстояло сменить
Манна, профессор выудил из-под кровати.
В Москве, в которой он циклически преподавал, ему выделили четырехкомнатную квартиру. В пору моей учебы
на Высших курсах я к нему несколько раз захаживал. Самую большую комнату он приспособил под аудиторию
- там была только школьная доска и столики со стульями. "Сюда ходят только те, кто заслужил", - сказал он.
А в остальных, обставленных лишь самым необходимым, комнатах царили, конечно же, книги. И я непременно
уходил с одной из них. Больше одной он не давал категорически.
Азад Халилович Мирзаджанзаде - ученый с мировым именем.
И еще он воспитал более ста докторов и около четырехсот кандидатов наук.
Но вернемся к судьбе Салманова. Очень скоро он понял, что нефти в Кузбассе нет и, более того, - быть не
может. Он обзванивал начальство всех уровней и обивал все пороги, на которые пускали. И настаивал, просил,
умолял только об одном - переместить его экспедицию в западную Сибирь. Ответ был один - академические
круги давно постановили, что тамошняя земля мёртвая. И вообще - под глинистыми почвами нефть не водится.
Доведенный до ручки Салманов решился на преступление. И, как выяснилось на общем собрании экспедиции,
- коллективное. Он пытался определить добровольцев, но такими оказались все 150, без единого исключения.
Они собрали всё своё хозяйство, погрузились на несколько барж и с семьями (!) самовольно, по реке (Оби, если
я правильно помню географию) перебазировались в Сургут. Рацию на это время они отключили. Жить устроились
на речном вокзале, в невыносимых условиях, и начали трудиться.
Далее произошло почти всё, что должно было произойти. Об этом поздновато, но узнали. Вместо очередной
зарплаты появилась делегация из центра. С приказом об увольнении Салманова, решением о привлечении его к
уголовной ответственности и всеми прочими страшилками. Но тут за своего начальника горой встала экспедиция
-все 150 человек. Говорят, что Салманову они не дали произнести ни слова, поскольку, если у него чего-то напрочь
не было, то это дипломатичности и такта.
Я не могу вам обосновать, почему потом произошло то, что произошло. Может, дело в "оттепели" - это был самый
конец пятидесятых. Может, на этом маленьком историческом отрезке было велено считаться с мнением народа.
Может, что-то еще. Мне трудно судить, я был школьником. Но факт остается фактом. Перебазирование экспедиции
задним числом (!) узаконили, планы по разведке нефти утвердили, недоданную зарплату выдали и даже семейным
членам экспедиции предоставили сносное жилье. Салманов отделался строгим выговором -впрочем, не первым,
и не последним.
Потом было еще года полтора упорной, но безрезультатной работы. Академические круги снова возвысили голос.
Салманову передали, что один из академиков на узком совещании самому Никите Хрущеву пожаловался на
начальство Салманова - мол, цацкаются с каким-то прожектером и самодуром, и что глава всея СССР даже записал
фамилию Фармана в блокнот.
Короче тучи сгустились, но аккурат в Новруз-байрам, 21-го марта 61-го года в местечке Мегион, сквозь "мертвую
землю и глинистую почву ударил мощный фонтан нефти - 200 тонн в сутки.
Никаких медных труб и фанфар. Академики постановили, что это ложный выброс и через пару недель все в этом
убедятся.
В сроках они не ошиблись. Примерно через пару недель в Усть-Балыке ударил ещё один фонтан - 500 тонн в сутки.
Салманов пошел на почту. И лично Никите Хрущеву адресовал телеграмму беспрецедентного содержания: "Я НАШЕЛ
НЕФТЬ. ВОТ ТАК. САЛМАНОВ".
Его первой государственной наградой, и это тоже уникально, стала звезда Героя Социалистического труда. С
орденом Ленина, который шел в комплекте. Подобные награды вручал секретарь Президиума Верховного Совета
СССР Георгадзе.
Когда к нему подошел 34-х летний молодой мужчина в девственно чистом пиджаке, он несказанно удивился. К такой
награде, которую ему предстояло вручить, обычно шли годами, обрастая наградами помельче, и их полагалось
надевать при каждом очередном награждении. А тут... И он тихо спросил у Салманова:
- Вас что, ничем не отмечали?
- Отмечали, - тоже негромко ответил Салманов. - Тридцать шесть строгих выговоров, из них восемь - с последним
предупреждением.
Он открыл по официальным данным 130, а по фактическим - 150 нефтяных месторождений. Только профессионалы
могут оценить эти цифры.
Он обеспечил СССР такой энергетический скачок, который не удавался никому - ни до него, ни после него.
С его именем на борту летают один ТУ-154М и один Боинг-737.
Он - почетный гражданин двух российских автономных округов, города Сургут, китайского города Цзиньчжоу и
американского штата Техас.
В 90-е годы он бы мог приватизировать все нефтяное хозяйство западной Сибири, никто бы не вякнул - он был
истинным творцом этой нефти.
Он себе этого не позволил.
Как-то его познакомили с Высоцким, в гостинице Москва. Потом все разошлись, а они вдвоем проговорили полночи.
А ранним утром Высоцкий с гитарой постучал к нему в номер и спел песню, посвященную ему.
Один чудак из партии геологов
Сказал мне, вылив грязь из сапога:
"Послал же бог на головы нам олухов!
Откуда нефть - когда кругом тайга?
И деньги вам отпущены - на тыщи те
Построить детский сад на берегу:
Вы ничего в Тюмени не отыщите -
В болото вы вгоняете деньгу!"
И шлю депеши в центр из Тюмени я:
Дела идут, все боле-менее!..
Мне отвечают, что у них сложилось мнение,
Что меньше "более" у нас, а больше "менее".
А мой рюкзак
Пустой на треть.
"А с нефтью как?"
"Да будет нефть!"
Давно прошли открытий эпидемии,
И с лихорадкой поисков - борьба, -
И дали заключенье в Академии:
В Тюмени с нефтью - полная труба!
Нет бога нефти здесь - перекочую я:
Раз бога нет - не будет короля!..
Но только вот нутром и носом чую я,
Что подо мной не мертвая земля!
И шлю депеши в центр из Тюмени я:
Дела идут, все боле-менее!..
Мне отвечают, что у них сложилось мнение,
Что меньше "более" у нас, а больше "менее".
Пустой рюкзак,-
Исчезла снедь...
"А с нефтью как?"
"Да будет нефть!"
И нефть пошла! Мы, по болотам рыская,
Не на пол-литра выиграли спор -
Тюмень, Сибирь, земля ханты-мансийская
Сквозила нефтью из открытых пор.
Моряк, с которым столько переругано,-
Не помню уж, с какого корабля,-
Все перепутал и кричал испуганно:
"Земля! Глядите, братики, - земля!"
И шлю депеши в центр из Тюмени я:
Дела идут, все боле-менее,
Что - прочь сомнения, что - есть месторождение,
Что - больше "более" у нас и меньше "менее"...
Так я узнал -
Бог нефти есть, -
И он сказал:
"Копайте здесь!"
И бил фонтан и рассыпался искрами,
При свете их я Бога увидал:
По пояс голый, он с двумя канистрами
Холодный душ из нефти принимал.
И ожила земля, и помню ночью я
На той земле танцующих людей...
Я счастлив, что, превысив полномочия,
Мы взяли риск - и вскрыли вены ей!
Рамиз Фаталиев - кинорежиссёр и сценарист, Народный артист Азербайджана
Источник - https://www.sibreal.org/a/29759861.html
Народу страны предложили самому, путем голосования, выбрать имена аж для 25-ти, если не ошибаюсь,
аэропортов. Были составлены списки номинантов. А осенью подвели итоги.
Коснулось это и аэропорта западно-сибирского города под названием СУРГУТ. С самого начала конкурса
вперед вырвались два номинанта. Затем второй начал отставать, и с огромным отрывом финишировал
первый. Вторым был Ермак. Тот самый Ермак Тимофеевич, легендарный казачий атаман, покоритель
Сибири - так его справедливо называют в истории.
А первым, волею народа, стал, - и аэропорт уже назван в его честь, - уроженец села Морул
Шамкирского района Азербайджданской ССР ФАРМАН САЛМАНОВ.
И это именно о нем некая невежественная дама-сенатор Нарусова (нет, я в курсе, чья она жена и
чья мать,
но сама она для меня - некая) позволила себе пренебрежительно отозваться о нашем, без всякого преувеличения,
легендарном соотечественнике. Желая осмеять итоги конкурса в Сургуте, она сказала буквально следующее:
"Сулейман ибн какой-то..." При этом, сама того не ведая, сенатор перепутала внука с дедом.
Сулейманом звали деда Фармана Салманова, и он был первым в их роду, кому было суждено познакомиться
с сибирскими просторами.
У него в Моруле было небольшое хозяйство, он разводил домашний скот. И регулярно обязан был возить в
Гянджу, тамошнему имаму какую-то часть этой живности, в качестве дани - у каждого времени свои налоги.
Примерно через пару недель в Усть-балыке ударил ещё один фонтан - 500 тонн в сутки. Салманов пошел на
почту. И лично Никите Хрущеву адресовал телеграмму беспрецедентного содержания: "Я НАШЕЛ НЕФТЬ.
ВОТ ТАК. САЛМАНОВ".
Но однажды он взбрыкнул и отказался платить дань. На разборки в Морул командировали какого-то ахунда.
Сулеймана дома не оказалось, но две его сторожевые собаки испытали к прибывшему острую неприязнь и
крепко ахунда покусали. Не до летального исхода.
Судьбу собак история не сохранила. А Сулеймана в кандалах отправили в Сибирь. Согласно приговору - на
10 лет. Это было в конце девятнадцатого века.
Новые условия жизни, -климатические, особенно, - Сулеймана не сломили. А потом началась русско-японская
война, и Сулейман одним из первых записался добровольцем - благо, заключенным его статуса это не
возбранялось. Воевал он, надо полагать, не худо, поскольку удостоился нескольких наград и от дальнейшего
отбытия срока был освобожден.
В Морул он вернулся не один, а с русской женой Ольгой. Говорят -красавицей. Через некоторое время она
освоила азербайджанский язык и взяла себе имя Фируза. А в 1931-м году у их сына Курбана родился первенец,
которого назвали Фарманом. Затем у Курбана родилось еще трое детей, а в 37-м его репрессировали. Только
не спрашивайте - за что. Поскольку советская власть сажала не за что, а потому что.
Осиротевшие дети духом не пали. Как могли, помогали матери и хорошо учились в школе. Все четверо, как
принято выражаться, вышли в люди. (Если кто-то помнит певца, - он был известен в своё время, - Маиса
Салманова, то это родной брат Фармана).
В конце 40-х Фарман приехал в Баку и поступил в АзИИ, на геолого-разведочный. Учился отлично и на
производственную практику был направлен в западную Сибирь. Вернулся он с большим набором геологических
карт, составленных самолично, и стал донимать педагогов и всех вокруг утверждениями, что по его личным
расчетам западная Сибирь таит в себе несметные залежи нефти - хотя и на значительной глубине. И стал просить,
чтоб по распределению его отправили именно туда. Но его отправили в другую часть Сибири - в Кузбасс. Хотя
успехи в учебе и откуда-то взявшиеся практические навыки оценили - 24-х лет от роду он стал начальником
нефте-разведочной экспедиции со штатным расписанием в 150 человек.
В середине 60-х коридоры того же института, который выпустил Салманова, начну топтать я, нерадивый студент
нефте-промыслового факультета. Изобретая всяческие способы отлынивания от занятий. Добровольно трудился
в студенческом гардеробе. Играл в институтском оркестре. Даже проник в комитет комсомола. Пока мои сокурсники,
- и, в том числе, будущий президент Анголы, - исправно учились.
Но экзамены-то сдавать надо.
И вот я оказался перед Азадом Халиловичем Мирзаджанзаде. Ему на тот момент было 37 лет, и восемь из них
он уже был профессором. А через два года ему предстояло стать академиком. Я ответил по билету. Он взглянул
на меня и без всякой агрессии, а наоборот, я бы даже сказал, участливо поинтересовался:
- Ну, вы сами понимаете, что в нашем деле вы абсолютный бездарь?
Я был молод, но смотреть в глаза правде я уже умел. (Кстати, они у нее, если кто не знает, зеленые, но с
множеством самых разных оттенков).
Поэтому я, не унизившись до прямого утвердительного ответа, просто молча встал.
- Сядьте, - уже строже сказал Мирзаджанзаде.
Я сел. И понял, что экзекуция только начинается.
- Я недавно прочел ваш рассказ, - сказал профессор. - Кажется в газете.
Поймите, это было первобытное время. Большими тиражами выходили газеты и журналы, на них подписывались,
за какими-то из них даже стояли в очередях, и их, - хотите верьте, хотите нет, - даже читали.
И профессора тоже.
В следующие несколько минут Азад Халилович, с дотошностью литературоведа со стажем, расчленил мой
скромный рассказ на составляющие, определил его минусы и плюсы, особо остановился на финале и закруглился,
абсолютно, как я понял, презрев мнение автора относительно высказанного.
Но зато, - о, игра судьбы, - открыл мою зачетку и сказал:
- Ставлю вам "хорошо". Но - за рассказ.
Через пару дней он принес мне книгу Томаса Манна "Волшебная гора" и сказал:
- Вам необходимо это прочесть.
Когда я ее прочитал, он велел мне зайти к нему домой за следующей книгой. Он жил в квартале от института.
Сейчас там висит мемориальная доска. В его квартире, помимо него, обитала его сестра, отринувшая личное
и посвятившая ему всю свою жизнь - без остатка. А везде вокруг них, наверху, внизу и в середине, были книги.
Возможно, и в холодильнике, но я туда не заглядывал. Во всяком случае, книгу, которой предстояло сменить
Манна, профессор выудил из-под кровати.
В Москве, в которой он циклически преподавал, ему выделили четырехкомнатную квартиру. В пору моей учебы
на Высших курсах я к нему несколько раз захаживал. Самую большую комнату он приспособил под аудиторию
- там была только школьная доска и столики со стульями. "Сюда ходят только те, кто заслужил", - сказал он.
А в остальных, обставленных лишь самым необходимым, комнатах царили, конечно же, книги. И я непременно
уходил с одной из них. Больше одной он не давал категорически.
Азад Халилович Мирзаджанзаде - ученый с мировым именем.
И еще он воспитал более ста докторов и около четырехсот кандидатов наук.
Но вернемся к судьбе Салманова. Очень скоро он понял, что нефти в Кузбассе нет и, более того, - быть не
может. Он обзванивал начальство всех уровней и обивал все пороги, на которые пускали. И настаивал, просил,
умолял только об одном - переместить его экспедицию в западную Сибирь. Ответ был один - академические
круги давно постановили, что тамошняя земля мёртвая. И вообще - под глинистыми почвами нефть не водится.
Доведенный до ручки Салманов решился на преступление. И, как выяснилось на общем собрании экспедиции,
- коллективное. Он пытался определить добровольцев, но такими оказались все 150, без единого исключения.
Они собрали всё своё хозяйство, погрузились на несколько барж и с семьями (!) самовольно, по реке (Оби, если
я правильно помню географию) перебазировались в Сургут. Рацию на это время они отключили. Жить устроились
на речном вокзале, в невыносимых условиях, и начали трудиться.
Далее произошло почти всё, что должно было произойти. Об этом поздновато, но узнали. Вместо очередной
зарплаты появилась делегация из центра. С приказом об увольнении Салманова, решением о привлечении его к
уголовной ответственности и всеми прочими страшилками. Но тут за своего начальника горой встала экспедиция
-все 150 человек. Говорят, что Салманову они не дали произнести ни слова, поскольку, если у него чего-то напрочь
не было, то это дипломатичности и такта.
Я не могу вам обосновать, почему потом произошло то, что произошло. Может, дело в "оттепели" - это был самый
конец пятидесятых. Может, на этом маленьком историческом отрезке было велено считаться с мнением народа.
Может, что-то еще. Мне трудно судить, я был школьником. Но факт остается фактом. Перебазирование экспедиции
задним числом (!) узаконили, планы по разведке нефти утвердили, недоданную зарплату выдали и даже семейным
членам экспедиции предоставили сносное жилье. Салманов отделался строгим выговором -впрочем, не первым,
и не последним.
Потом было еще года полтора упорной, но безрезультатной работы. Академические круги снова возвысили голос.
Салманову передали, что один из академиков на узком совещании самому Никите Хрущеву пожаловался на
начальство Салманова - мол, цацкаются с каким-то прожектером и самодуром, и что глава всея СССР даже записал
фамилию Фармана в блокнот.
Короче тучи сгустились, но аккурат в Новруз-байрам, 21-го марта 61-го года в местечке Мегион, сквозь "мертвую
землю и глинистую почву ударил мощный фонтан нефти - 200 тонн в сутки.
Никаких медных труб и фанфар. Академики постановили, что это ложный выброс и через пару недель все в этом
убедятся.
В сроках они не ошиблись. Примерно через пару недель в Усть-Балыке ударил ещё один фонтан - 500 тонн в сутки.
Салманов пошел на почту. И лично Никите Хрущеву адресовал телеграмму беспрецедентного содержания: "Я НАШЕЛ
НЕФТЬ. ВОТ ТАК. САЛМАНОВ".
Его первой государственной наградой, и это тоже уникально, стала звезда Героя Социалистического труда. С
орденом Ленина, который шел в комплекте. Подобные награды вручал секретарь Президиума Верховного Совета
СССР Георгадзе.
Когда к нему подошел 34-х летний молодой мужчина в девственно чистом пиджаке, он несказанно удивился. К такой
награде, которую ему предстояло вручить, обычно шли годами, обрастая наградами помельче, и их полагалось
надевать при каждом очередном награждении. А тут... И он тихо спросил у Салманова:
- Вас что, ничем не отмечали?
- Отмечали, - тоже негромко ответил Салманов. - Тридцать шесть строгих выговоров, из них восемь - с последним
предупреждением.
Он открыл по официальным данным 130, а по фактическим - 150 нефтяных месторождений. Только профессионалы
могут оценить эти цифры.
Он обеспечил СССР такой энергетический скачок, который не удавался никому - ни до него, ни после него.
С его именем на борту летают один ТУ-154М и один Боинг-737.
Он - почетный гражданин двух российских автономных округов, города Сургут, китайского города Цзиньчжоу и
американского штата Техас.
В 90-е годы он бы мог приватизировать все нефтяное хозяйство западной Сибири, никто бы не вякнул - он был
истинным творцом этой нефти.
Он себе этого не позволил.
Как-то его познакомили с Высоцким, в гостинице Москва. Потом все разошлись, а они вдвоем проговорили полночи.
А ранним утром Высоцкий с гитарой постучал к нему в номер и спел песню, посвященную ему.
Click to viewОдин чудак из партии геологов
Сказал мне, вылив грязь из сапога:
"Послал же бог на головы нам олухов!
Откуда нефть - когда кругом тайга?
И деньги вам отпущены - на тыщи те
Построить детский сад на берегу:
Вы ничего в Тюмени не отыщите -
В болото вы вгоняете деньгу!"
И шлю депеши в центр из Тюмени я:
Дела идут, все боле-менее!..
Мне отвечают, что у них сложилось мнение,
Что меньше "более" у нас, а больше "менее".
А мой рюкзак
Пустой на треть.
"А с нефтью как?"
"Да будет нефть!"
Давно прошли открытий эпидемии,
И с лихорадкой поисков - борьба, -
И дали заключенье в Академии:
В Тюмени с нефтью - полная труба!
Нет бога нефти здесь - перекочую я:
Раз бога нет - не будет короля!..
Но только вот нутром и носом чую я,
Что подо мной не мертвая земля!
И шлю депеши в центр из Тюмени я:
Дела идут, все боле-менее!..
Мне отвечают, что у них сложилось мнение,
Что меньше "более" у нас, а больше "менее".
Пустой рюкзак,-
Исчезла снедь...
"А с нефтью как?"
"Да будет нефть!"
И нефть пошла! Мы, по болотам рыская,
Не на пол-литра выиграли спор -
Тюмень, Сибирь, земля ханты-мансийская
Сквозила нефтью из открытых пор.
Моряк, с которым столько переругано,-
Не помню уж, с какого корабля,-
Все перепутал и кричал испуганно:
"Земля! Глядите, братики, - земля!"
И шлю депеши в центр из Тюмени я:
Дела идут, все боле-менее,
Что - прочь сомнения, что - есть месторождение,
Что - больше "более" у нас и меньше "менее"...
Так я узнал -
Бог нефти есть, -
И он сказал:
"Копайте здесь!"
И бил фонтан и рассыпался искрами,
При свете их я Бога увидал:
По пояс голый, он с двумя канистрами
Холодный душ из нефти принимал.
И ожила земля, и помню ночью я
На той земле танцующих людей...
Я счастлив, что, превысив полномочия,
Мы взяли риск - и вскрыли вены ей!
Рамиз Фаталиев - кинорежиссёр и сценарист, Народный артист Азербайджана
Источник - https://www.sibreal.org/a/29759861.html