НИКОЛАЙ БОКОВ о прозе СЕРГЕЯ ЮРЬЕНЕНА
Оригинал взят у nkbokov в проза Юрьенена (предварительные заметки)
Лета младенчества! Кто помышляет о вас без удовольствия? И чем старее мы становимся, тем приятнее вы нам кажетесь.
Карамзин 288
Чистый мед: писатель смотрит на мир глазами ребенка, - как это ему удается абсолютно перевоплотиться в себя невинного, не различающего добра и зла? Не высшая ли это правда детства - святая безответственность и абсолютная зрячесть (потом устанавливается постепенно тяжесть местной - географической и социальной - морали, и приходит умение не видеть того, чего нельзя). Ребенок не помнит горечи, - и это несмотря на ужасы жизни, какие он наблюдает и в какие он вовлечен сам.
«Сын империи»* имеет подзаголовок «инфантильный роман» - из опасения насмешек, надо полагать. Так ныне взрослый писатель упреждает иронией и тем защищает нежное свое детство. Склоняется над ним и пестует.
Нужно ли прозу о детстве Юрьенена «ставить в ряд» других известных произведений этого жанра? Почему бы и нет, - в один ряд с «Детством» Толстого, например, Аксакова, Пастернака, - чтобы сразу отстраниться от сахарных фигурок детей соцреализма, Чуков-Геков, Тимура Васьки Трубачева и их спецслужб.
Секрет свежести и чистоты повести Юрьенена о детстве еще и в том, что горести взрослой жизни не могут проникнуть в воспоминание о нем. В литературе же часто бывает, что рассказом о детстве писатель мстит и ведет войну - как Пешков или Чехов, например, чем искажается собственно детское восприятие мира...
--------------------------------
*Из коего я читал главы, вошедшие в «Санкт-Петербург, СССР. Антология на тему». Глава "Колизей" -- уже взрослая по тону, философствующая, -- доступна в ж. "Другой берег".
Лета младенчества! Кто помышляет о вас без удовольствия? И чем старее мы становимся, тем приятнее вы нам кажетесь.
Карамзин 288
Чистый мед: писатель смотрит на мир глазами ребенка, - как это ему удается абсолютно перевоплотиться в себя невинного, не различающего добра и зла? Не высшая ли это правда детства - святая безответственность и абсолютная зрячесть (потом устанавливается постепенно тяжесть местной - географической и социальной - морали, и приходит умение не видеть того, чего нельзя). Ребенок не помнит горечи, - и это несмотря на ужасы жизни, какие он наблюдает и в какие он вовлечен сам.
«Сын империи»* имеет подзаголовок «инфантильный роман» - из опасения насмешек, надо полагать. Так ныне взрослый писатель упреждает иронией и тем защищает нежное свое детство. Склоняется над ним и пестует.
Нужно ли прозу о детстве Юрьенена «ставить в ряд» других известных произведений этого жанра? Почему бы и нет, - в один ряд с «Детством» Толстого, например, Аксакова, Пастернака, - чтобы сразу отстраниться от сахарных фигурок детей соцреализма, Чуков-Геков, Тимура Васьки Трубачева и их спецслужб.
Секрет свежести и чистоты повести Юрьенена о детстве еще и в том, что горести взрослой жизни не могут проникнуть в воспоминание о нем. В литературе же часто бывает, что рассказом о детстве писатель мстит и ведет войну - как Пешков или Чехов, например, чем искажается собственно детское восприятие мира...
--------------------------------
*Из коего я читал главы, вошедшие в «Санкт-Петербург, СССР. Антология на тему». Глава "Колизей" -- уже взрослая по тону, философствующая, -- доступна в ж. "Другой берег".