Полностью привожу
текст из Medium (OpenEconomy).
Может ли «цифровизация» привести к бурному росту российской экономики?
На вопрос отвечает Евгений Гонтмахер, главный научный сотрудник Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений имени Е. М. Примакова Российской Академии наук
В свое время большевики выдвинули лозунг «Коммунизм - это советская власть плюс электрификация всей страны». Как известно, советскую власть после этого поддерживали в качестве «демократической» витрины почти 70 лет, лампочки Ильича действительно зажгли по всему СССР, вот только коммунизма не получилось.
Большое впечатление производит покупательная способность дореволюционного рабочего. Никита Хрущев на завтраке в его честь, устроенном в сентябре 1959 года киностудией 20th Century Fox в США, вспоминал:
«Я женился в 1914-м, двадцати лет от роду. Поскольку у меня была хорошая профессия (слесарь), я смог сразу же снять квартиру. В ней были гостиная, кухня, спальня, столовая. Прошли годы после революции, и мне больно думать, что я, рабочий, жил при капитализме гораздо лучше, чем живут рабочие при Советской власти. Вот мы свергли монархию, буржуазию, мы завоевали нашу свободу, а люди живут хуже, чем прежде. Как слесарь в Донбассе до революции я зарабатывал 40-45 рублей в месяц. Черный хлеб стоил 2 копейки фунт (410 граммов), а белый - 5 копеек. Сало шло по 22 копейки за фунт, яйцо - копейка за штуку. Хорошие сапоги стоили 6, от силы 7 рублей».
Хрущев пытался найти свою технологическую палочку-выручалочку, чтобы построить коммунизм, жизнь в котором человеку казалось бы раем на Земле. Это были, в частности, выращивание кукурузы, подсмотренные в США кафе самообслуживания, комфортабельные пассажирские самолеты, панельные пятиэтажки, пришедшие на смену бараков и землянок. Но вместо всеобщего благоденствия мы получили дефицит даже самого элементарного продовольствия.
Уже в российское время приход доступной мобильной связи, всеобщая компьютеризация и интернет так и не смогли, как уже очевидно всем, предотвратить системный кризис упадка и деградации, в который страна всё больше погружается.
И вот теперь даже первые лица нашего государства заболели «цифровизацией». Конечно, речь идет не о том, чтобы продвинуть эту действительно сверхперспективную технологию. Подразумевается, что мы, наконец-то, нашли ту волшебную палочку, которая выведет Россию - с её одряхлевшими институтами и очевидным уже угасанием как великой державы - в некое «светлое будущее», но непременно с прежними вождями и старыми порядками. McKinsey считает, что и в таком случае цифровизация добавит российскому ВВП до 8,9 трлн рублей к 2025 году.
Российская историческая колея убедительно доказывает, что авральное внедрение новых технологий, не увязанное с широкомасштабными институциональными реформами, никакого прорыва страны на качественно новый уровень её развития не приносит.
Возьмем два относительно светлых эпизода - деятельность Александра II и Бориса Ельцина.
Александр II не просто освободил крестьян, но и начал земскую (муниципальную) и судебную реформы, резко расширил университетские свободы. Его сын Александр III, несмотря на свой консерватизм, не только не остановил начатое отцом, но и проводил миролюбивую внешнюю политику. В его правление Россия не была втянута ни в одну крупную войну. В результате в страну потянулись иностранные инвестиции, появилась современная тяжелая промышленность, экономика империи резко пошла вверх. Однако все эти надежды были перечеркнуты многочисленными ошибками Николая II, главная из которых - отказ от ликвидации самодержавия и введения конституционной монархии.
Борис Ельцин начал с технократических гайдаровских реформ, которые были жизненно необходимы для элементарного спасения новой России. Нельзя сказать, что в институциональной сфере он ничего не делал. Появились конкурентная политическая система, зачатки независимого суда, разделение властей с глубокой их децентрализацией, разнообразные неподконтрольные государству СМИ. Но терпения Борису Николаевичу хватило ненадолго. После выборов 1996 года все эти процессы начали тормозиться, так и не обеспечив необратимых изменений, независимых от воли одного человека и окружающей его неформальной группы.
А уж в 2000-х, вместо давно назревших уже не технологических, а общественно-политических реформ, мы получили экономический рост и повышение уровня благосостояния, построенные на мировой конъюнктуре цен на нефть, газ и другое российское сырье.
Естественно, что сейчас, после резкого снижения этих цен, мы во всей красе увидели убожество и вопиющую отсталость всех основ нашей жизни. И если еще несколько лет назад у некоторых моих коллег-единомышленников сохранялись иллюзии типа «давайте сначала осовременим экономику и только потом возьмемся за строительство демократии», то сейчас все те, у кого сохранился здравый смысл, понимают тупиковость этой позиции.
Именно поэтому у «цифровизации», прививаемой к нашей нынешней почве, нет шансов сколько-нибудь значимо поменять судьбу страны.
А теперь давайте поймем почему «цифровизацию» в современной России ожидает незавидная судьба даже с чисто технологической точки зрения.
1. Основа основ этой новации - big data, или обработка больших массивов данных. Их важно не просто механически собирать, но и обрабатывать через автоматические алгоритмы без участия людей. Примеры локальных успехов здесь у нас есть: на федеральном уровне, прежде всего, в связи с налогами и взносами в Пенсионной фонд. В целом неплохо работает сервис по предоставлению госуслуг. Но в России до сих пор нет единой общероссийской базы данных в системе обязательного медицинского страхования - так называемых электронных историй болезни. Только на днях вышло постановление правительства о формировании и ведении единого федерального информационного ресурса, содержащего сведения о населении России. Предполагается, что заработает он только в 2022-м году, но ведь это ещё пять лет ждать. И будет ли создан вообще? Для государства необходимые вложения для создания big data о себе просто неподъемны - вспомним плачевное состояние экономики, а значит и бюджетной системы, которые вряд ли изменятся в среднесрочной перспективе.
2. Но есть и вторая причина, почему государство объективно не заинтересовано в собственной цифровизации (или, как сейчас модно говорить, в формировании государства как цифровой платформы). У нас уже несколько лет есть проект «Открытое правительство» и целый министр по связям с этим открытым правительством, но настоящее правительство всё это время становится всё более и более закрытым. Достаточно сказать, что доля так называемых закрытых статей в федеральном бюджете достигает четверти всех расходов. Это беспрецедентно для мирного времени и, конечно, не имеет никакого отношения даже к самой примитивной демократии. Причина такой тенденции понятна: открытость порождает вопросы извне, подавляющая часть которых критична по отношению к нынешнему государству. Именно поэтому публикация деклараций об имущественном положении чиновников привела сначала к появлению разных уловок, чтобы они не попадались на глаза публике. А недавно и вовсе в спешном порядке был принят специальный закон, позволяющий такие данные не разглашать в отношении высших должностных лиц.
Есть и ещё один момент: переход к модели государства как цифровой платформы по предоставлению услуг, внедрение такого новшества как технология блокчейн резко сокращает участие чиновника в принятии и реализации каких-либо решений, что подрубает базу системной коррупции. Поэтому сопротивление чиновников самых разных уровней процессу цифровизации практически гарантировано.
3. На этом фоне перспективы цифровизации предприятий и экономики в целом представляются весьма туманными. Всё упирается в инвестиционный климат, который категорически перекрывает дорожку для вложения частных денег в осовременивание производства. Более того - капитал из России уходит с ускорением. В первом полугодии текущего года его отток достиг $14,7 миллиардов, что в 1,7 раза больше по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Откуда же тогда возьмутся средства на массовое создание фактически новых (а не косметически усовершенствованных) рабочих мест? Денег государства на всё не хватит.
4. Но даже представим себе невозможное: деньги на цифровизацию нашлись у частного сектора. Появятся ли стимулы их использовать именно на эту цель? Скорее всего для большинства компаний это будет неинтересно из-за открытия всей своей финансово-экономической и управленческой подноготной нынешнему государству, которое спит и видит, как бы состричь с бизнеса побольше шерсти, не дожидаясь, что она уже отросла.
*.*.*
Помните инновационный центр «Сколково»? Сколько было шума и надежд, связанных с выделением клочка подмосковной земли под специальные режимы особого благоприятствования для выращивания новых, прорывных технологий. С той поры прошло несколько лет, и что мы видим? Несмотря на героические усилия оставшихся там немногих энтузиастов никакого чуда и прорыва в будущее ни для «Сколково», ни для всей страны не произошло и не предвидится.
Более того, размышляя о судьбе цифровизации в России, я всё чаще вспоминаю про поступок австрийского император Франц I, который наложил запрет на развитие железных дорог, опасаясь, что они принесут с собой революцию и поставят его власть под угрозу. Разве, например, принятие «пакета Яровой» не сигнализирует об этом?