На краю моря
«Оно шумит и шевелится!» - восторженно пищала Ленка, крепко держа руками косынку, готовую в любой момент слететь с ее головушки, подчинившись сумасшедшему ветру, который не только шумил и шевелил море, но и, как будто был с ним в сговоре и пытался унести нас внутрь, вглубь и вширь.
Но Море и вправду было таким - огромным, шумным, накатывающим на тебя свои сине-зеленые лапы и с разочарованием отползающее назад - не достать, не зацепить. Мы надежно спрятались за будкой спасателей, на которой, как сумасшедший, бился флаг - предупреждение каждому, кто все-таки решился прийти в этот день на берег - купаться запрещено, точка, опасно, точка, волны выше человеческого роста, восклицательный знак.
Мы не собирались купаться - боже упаси, я и при тихой погоде могу камнем пойти ко дну - но не прийти просто не могла. Одна история, прочитанная давным-давно, не давала мне покоя, и упустить сегодняшний день - значит навсегда распрощаться с шансом проверить ее.
Ленке скоро надоели попытки перекричать шум побережья, и она, приседая от каждого порыва ветра, сбежала, оставив меня одну. Нет, возле моря, конечно же, были еще такие же ненормальные, как и я, но они были далеко, и я чувствовала к ним даже некоторую нежность - мы были одной воды с ними, одного цвета.
Еще немного посидев в укрытии, я, наконец, собралась с духом и, отвернувшись от всего того, что могло дать спасение, пошла туда, где вода и воздух сливались в одно целое. Быстро промчавшись через полосу песка, на которой громоздились наспех собранные лежаки и зонты, я свернула на запретную территорию - Стоунхендж побережья, пояс из каменных звеньев, который венчал, как гигантская пряжка, огромных размеров выступ.
Карабкаясь на валуны, которые преграждали доступ волнам, не позволяя им снести все на своем пути, я тряслась мелкой дрожью, понимая - то, что я сейчас делаю, не просто опасно, а совершенно безумно. Слава Богам, камни не были гладкими, их не обточило, не сравняло ласковое море, тысячелетиями накатывающее на берег. Они топорщились углами и шероховато ложились мне под ноги, не давая соскользнуть на мокрых боках.
Осознавая себя одновременно героем и круглой идиоткой, я, как положено и тем и другим, закрыла глаза и решительно выскочила на открытое пространство, отдаваясь сразу всему - ветру, волнам, режущим брызгам.
На какое-то мгновение даже показалось, что, по сравнению с пляжем, здесь странно тихо и сухо, но в этот момент откуда-то сверху обрушился шквал воды, лишив меня зрения, слуха и всего остального. Ветер, поддержавший своего милого друга, тут же ударил с такой скоростью, что я еле устояла на ногах, удержавшись совершенно случайно.
Мокрая и оглушенная, я стояла, вцепившись всеми мыслями в каменный пол - только не упасть. Еще несколько минут море и ветер соревновались в новой игре - кому удастся прогнать человека, заставить показать покорную спину и мелькающие в страхе пятки.
Но с каждым ударом волн о бока моего пьедестала, я все больше выпрямлялась, все чаще успевала ловить тот момент, когда нужно выдохнуть, чтобы соленые брызги не жгли легкие, а когда можно открыть глаза, смотреть и слушать. Издалека, наверное, казалось, что я вот-вот прыгну вниз - настолько странной была моя поза - лицо, повернутое к морю, сжатые кулаки и зубы, дрожащие от напряжения ноги. Иногда мне и самой мерещилось, что я уже не стою, а падаю, или нет, лечу - как тот несчастный киви, смахивая слезинки и размахивая несуществующими крыльями.
И совсем скоро, когда мои соперники, наконец, устали от попыток свалить меня с ног и немного притихли, я услышала то, для чего, в общем-то, и предприняла этот рискованный поход.
Огромный валун, который стал моей единственной твердыней - пел! Он тихонько дрожал под ногами, гудел на одной ноте, как пчелиный улей и иногда, когда о его бока ударялась очередная волна, выдавал терции и секунды, которые, словно под рукой неопытного пианиста, резко обрывали друг друга, превращаясь в чистый септаккорд.
Камень пел, а я, находясь в состоянии полного ошеломления, ощутила себя его частью - такой же каменной глыбой, простоявшей тут чертову кучу лет. И пропуская через себя каждую вибрацию, каждый отзвук этой песни, вдруг расплакалась, добавляя к морским каплям свои слезы, такие же соленые и такие нужные мне в тот момент.
***
Спасатели, примчавшиеся на помощь к crazy girl, Ленка, оравшая на меня так, что даже перекрикивала шум прибоя, зеваки, сбежавшие посмотреть на сумасшедшую русскую - все это происходило будто не со мной. Я чувствовала странное спокойствие и, несмотря на обожженную брызгами кожу, покрытую тонкой соляной пылью, а может быть, именно благодаря этому, ощущала себя как никогда живой и настоящей. Море по-прежнему сходило с ума, но я знала, что даже там, на самом краю, нужно петь, потому что кому-нибудь обязательно захочется тебя послушать.
Но Море и вправду было таким - огромным, шумным, накатывающим на тебя свои сине-зеленые лапы и с разочарованием отползающее назад - не достать, не зацепить. Мы надежно спрятались за будкой спасателей, на которой, как сумасшедший, бился флаг - предупреждение каждому, кто все-таки решился прийти в этот день на берег - купаться запрещено, точка, опасно, точка, волны выше человеческого роста, восклицательный знак.
Мы не собирались купаться - боже упаси, я и при тихой погоде могу камнем пойти ко дну - но не прийти просто не могла. Одна история, прочитанная давным-давно, не давала мне покоя, и упустить сегодняшний день - значит навсегда распрощаться с шансом проверить ее.
Ленке скоро надоели попытки перекричать шум побережья, и она, приседая от каждого порыва ветра, сбежала, оставив меня одну. Нет, возле моря, конечно же, были еще такие же ненормальные, как и я, но они были далеко, и я чувствовала к ним даже некоторую нежность - мы были одной воды с ними, одного цвета.
Еще немного посидев в укрытии, я, наконец, собралась с духом и, отвернувшись от всего того, что могло дать спасение, пошла туда, где вода и воздух сливались в одно целое. Быстро промчавшись через полосу песка, на которой громоздились наспех собранные лежаки и зонты, я свернула на запретную территорию - Стоунхендж побережья, пояс из каменных звеньев, который венчал, как гигантская пряжка, огромных размеров выступ.
Карабкаясь на валуны, которые преграждали доступ волнам, не позволяя им снести все на своем пути, я тряслась мелкой дрожью, понимая - то, что я сейчас делаю, не просто опасно, а совершенно безумно. Слава Богам, камни не были гладкими, их не обточило, не сравняло ласковое море, тысячелетиями накатывающее на берег. Они топорщились углами и шероховато ложились мне под ноги, не давая соскользнуть на мокрых боках.
Осознавая себя одновременно героем и круглой идиоткой, я, как положено и тем и другим, закрыла глаза и решительно выскочила на открытое пространство, отдаваясь сразу всему - ветру, волнам, режущим брызгам.
На какое-то мгновение даже показалось, что, по сравнению с пляжем, здесь странно тихо и сухо, но в этот момент откуда-то сверху обрушился шквал воды, лишив меня зрения, слуха и всего остального. Ветер, поддержавший своего милого друга, тут же ударил с такой скоростью, что я еле устояла на ногах, удержавшись совершенно случайно.
Мокрая и оглушенная, я стояла, вцепившись всеми мыслями в каменный пол - только не упасть. Еще несколько минут море и ветер соревновались в новой игре - кому удастся прогнать человека, заставить показать покорную спину и мелькающие в страхе пятки.
Но с каждым ударом волн о бока моего пьедестала, я все больше выпрямлялась, все чаще успевала ловить тот момент, когда нужно выдохнуть, чтобы соленые брызги не жгли легкие, а когда можно открыть глаза, смотреть и слушать. Издалека, наверное, казалось, что я вот-вот прыгну вниз - настолько странной была моя поза - лицо, повернутое к морю, сжатые кулаки и зубы, дрожащие от напряжения ноги. Иногда мне и самой мерещилось, что я уже не стою, а падаю, или нет, лечу - как тот несчастный киви, смахивая слезинки и размахивая несуществующими крыльями.
И совсем скоро, когда мои соперники, наконец, устали от попыток свалить меня с ног и немного притихли, я услышала то, для чего, в общем-то, и предприняла этот рискованный поход.
Огромный валун, который стал моей единственной твердыней - пел! Он тихонько дрожал под ногами, гудел на одной ноте, как пчелиный улей и иногда, когда о его бока ударялась очередная волна, выдавал терции и секунды, которые, словно под рукой неопытного пианиста, резко обрывали друг друга, превращаясь в чистый септаккорд.
Камень пел, а я, находясь в состоянии полного ошеломления, ощутила себя его частью - такой же каменной глыбой, простоявшей тут чертову кучу лет. И пропуская через себя каждую вибрацию, каждый отзвук этой песни, вдруг расплакалась, добавляя к морским каплям свои слезы, такие же соленые и такие нужные мне в тот момент.
***
Спасатели, примчавшиеся на помощь к crazy girl, Ленка, оравшая на меня так, что даже перекрикивала шум прибоя, зеваки, сбежавшие посмотреть на сумасшедшую русскую - все это происходило будто не со мной. Я чувствовала странное спокойствие и, несмотря на обожженную брызгами кожу, покрытую тонкой соляной пылью, а может быть, именно благодаря этому, ощущала себя как никогда живой и настоящей. Море по-прежнему сходило с ума, но я знала, что даже там, на самом краю, нужно петь, потому что кому-нибудь обязательно захочется тебя послушать.