Леон Баттиста Альберти об устройстве храма
Леон Баттиста Альберти (итал. Leone Battista Alberti; 1404 -1472) - итальянский ученый, гуманист, писатель, один из зачинателей новой европейской архитектуры и ведущий теоретик искусства эпохи Возрождения. Так написано про этого выдающегося человека в энциклопедиях.
Альберти был типичным ученым-гуманистом эпохи Возрождения и, соответственно, обладал разнообразными обширными знаниями и был сведущ во всех науках и дисциплинах своего времени. Однако, если современный человек слышал хоть что-нибудь об Альберти, то в первую очередь он вспомнит о его знаменитом трактате «Десять книг о зодчестве».
На русском языке этот трактат был опубликован в 1935 году. В предисловии редакции указывается, что это «первый известный архитектурный трактат со времени Витрувия. За четырнадцать столетий, отделяющих Альберти от Витрувия, мы пока не знаем ни одного литературного документа по вопросам европейского зодчества.»
Альберти происходил из знатной флорентийской семьи, оказавшейся в изгнании в Генуе (где он и родился). Будучи уже взрослым, Альберти несколько лет жил во Флоренции, где близко сошелся с Филиппо Брунеллески, знаменитым флорентийским архитектором, спроектировавшим, в частности, грандиозный купол кафедрального собора. «Но главный толчок к занятиям архитектурой Альберти без сомнения получил в Риме. Решающую роль здесь сыграло страстное увлечение его, как гуманиста, античным Римом и упорная археологическая и топографическая работа над памятниками. … С другой стороны, весьма существенным импульсом к его практической и теоретической работе в области архитектуры явились в 50-х годах грандиозные строительные проекты папы Николая V, который по заслугам сумел оценить дарование и ум Леон-Баттисты Альберти и сделал его своим ближайшим советником по вопросам архитектуры. Предполагалась полная перестройка Ватикана и построение нового храма на месте обветшалой старой базилики св. Петра. Проекты Николая V остались проектами, и от них, к сожалению, никаких следов не сохранилось, однако это был первый почин к осуществлению той строительной программы, над которой работали вое лучшие силы Италии в течение следующих двух столетий. Участие Альберти в планировке мирового города, вероятно, с особой остротой дало ему почувствовать мировое значение новой архитектуры. Именно к 50-м годам и относится написание «Десяти книг о зодчестве». По свидетельству современников, Альберти в 1452 году читал трактат Николаю V, который, вероятно, и вдохновил его на эту работу.» (Из предисловия редакции к русскому изданию трактата.)
Что же думал советник по архитектуре папы Николая V о таком важном для полной перестройки Ватикана предмете, как устройство храма? Этой теме посвящена седьмая книга трактата Альберти. Почитаем.
Конечно, для наиболее точного понимания написанного, видимо, следовало бы читать исходный текст трактата на латыни. Однако, похоже, что редакция русского издания подошла к задаче перевода очень серьезно: «В распоряжении переводчика и редакции имелись все (кроме рукописей, хранящихся в Италии) основные источники: три латинских издания (инкунабул 1485 года, хранящийся в Ленинградской публичной библиотеке, парижское - 1512 и страсбургское - 1541 года) и переводы Лауро, Бартоли, Мартэна, Леони и Тейера…» Звучит солидно.
Ну-с, откроем книгу Седьмую трактата Альберти. Ее полное название - «Книга Седьмая, в которой трактуется об украшении святилищ».
Сразу же вызывает некоторую оторопь название первой главы «О том, что стены города, храмы и базилики посвящены богам. О местности города, об участке и об его главных украшениях». Странновато, что советник по архитектуре папы римского и активный соучастник планирования перестройки Ватикана употребляет слово «бог» во множественном числе. Однако, при чтении трактата возникает ощущение, что, похоже, для автора не существует ни современной архитектуры, ни современного ему мира вообще. Ни в одной строчке трактата мы, к примеру, не сможем найти даже намека на то, что Альберти дружил с Брунеллески, автором купола Флорентийского собора Санта Мария дель Фьоре. Ни этот купол - удивительное и новаторское для своего времени сооружение, - ни сам собор, ни даже город Флоренцию Альберти не упоминает НИГДЕ. В большей своей части трактат представляет собой описание того, как строили, как проектировали и какими эстетическими подходами руководствовались «древние». Иными словами, для автора трактата никакая архитектура, кроме античной, упоминания не достойна, и его собственные рекомендации базируются исключительно на античных примерах и канонах. «Древние воздвигали стены городов с величайшим благоговением и посвящали их тому божеству, под покровительством которого хотели быть.» «А когда намеревались взять какой-нибудь осажденный город, то, чтобы не совершить чего-нибудь против религии, священной песнью умоляли богов-хранителей того города покинуть его по доброй воле. Кто будет сомневаться, что храм священен как по другим причинам, так в особенности и потому, что здесь воздается должное благоговение и почитание небожителям, столь радеющим о человеческом роде?» Последний вопрос вроде бы обращен к современникам автора, но опять-таки смущают «небожители» во множественном числе. Ладно, читаем дальше.
Третья глава Седьмой книги начинается следующими словами: «Во всем зодчестве нет ничего, что более нуждалось бы в уме, заботе, усердии и прилежании, нежели сооружение и украшение храма. Не буду говорить о том, что храм, хорошо отделанный и хорошо украшенный, бесспорно является величайшим и первым украшением города. Ведь вне сомнения храм является обителью богов.» Делаем выдох, перечитываем еще раз, медленно: «ВНЕ СОМНЕНИЯ ХРАМ ЯВЛЯЕТСЯ ОБИТЕЛЬЮ БОГОВ.» Это пишет советник главы католической церкви???
В последующих главах книги Седьмой подробно описывается, какими должны быть колонны, капители, архитравы, перекрытия, своды, полы, двери, окна и прочие архитектурные детали. Как мы уже говорили, в качестве примеров используются только храмы, которые строили «древние», все отсылки идут только к античным текстам.
Так мы добираемся до главы тринадцатой «О жертвеннике, причащении, а также о светильниках и канделябрах». «Жертвенник, на котором приносятся жертвы, - пишет автор, - важно ставить в храмах на месте достойнейшем; и без сомнения правильно его водрузить вместо трибунала.» Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе? (с) Может быть, перевод с латыни вводит нас в заблуждение? Может, речь идет просто об алтаре? На латыни «алтарь» будет altarium, и в то же время altius - высокий, ara - жертвенник. По католическому обряду на алтаре совершается Евхаристическая жертва. Вроде бы, все сходится? Однако, вот что пишет Альберти далее: «И вот, настали такие времена, - о если бы нашелся какой-нибудь могущественный человек, который решился бы их обличить, оставаясь в мире с жрецами!-когда для сохранения достоинства жрецы едва ли не раз в год являют себя народу и до того всё запрудили алтарями и подчас... Ничего больше не скажу!» То есть, в современные автору времена алтарей в храмах много, а священники («жрецы») появляются на глазах у прихожан только изредка. И стало быть, жертвоприношение становится индивидуальным актом пришедшего в храм, который он может совершить на одном из многочисленных алтарей-жертвенников. Какой же это католицизм? Ведь по католическому обряду (и по ряду других) таинство Евхаристии может совершить только епископ или священник по его поручению!
Отметим также, что согласно 7-му правилу VII Вселенского Собора в престолы, на которых совершается Евхаристия, должны полагаться частицы мощей святых мучеников. VII Вселенский Собор был созван в Никее в 787 году, говорят нам энциклопедии. Однако далее, в 17 главе, Альберти высказывает следующее соображение об убранстве жертвенника: «На жертвенник очень удобно ставить два изваяния и не более трех.» Так он пишет о статуях богов (именно так - во множественном числе, и никак иначе). Полное впечатление, что ни о каких седьмых правилах и седьмых Вселенских Соборах он и слыхом не слыхивал. Невольно возникает мысль: а слыхивал ли о них начальник Альберти, папа Римский Николай V, которому Альберти читал свой трактат?
Необходимо упомянуть, что именно в 13 главе, посвященной жертвенникам и жертвоприношениям, есть единственный фрагмент, про который можно предположить, что там речь идет о христианстве: «У наших предков, при зарождении нашей религии, лучшие мужи сходились на общую вечерю не для того, чтобы напитать тело яствами, а чтобы пребывать во взаимном общении и возвращаться домой с душою, полной благих наставлений, всеми силами стремящейся к добродетели. Там они занимались чтением и беседами о божественном, скорее совершая возлияние, нежели поглощая то, что на вечере было приготовлено для скромной трапезы. Рвение всех устремлялось на общее благо и почитание добродетели. Притом каждый по силе возможностей отдавал на общую пользу должную дань благочестия и любви к ближнему, и через настоятеля средства распределялись среди тех, кто в них нуждался. Таким образом у них, как у любящих братьев, все было общее. Позднее, когда властители дозволили им собираться открыто, они немного отклонились от древнего отеческого обычая и при увеличившемся стечении народа стали довольствоваться меньшим приношением. Проповеди, которые в то время произносили искусные жрецы, можно найти всюду в писаниях отцов. Итак, тогда только один был жертвенник, у которого они собирались, только одна ежедневная жертва, которую они совершали.» Но, с другой стороны, ничего явно и специфически христианского в этом отрывке нет. И потом, даже если предположить, что речь идет все-таки о христианстве, я бы с удовольствием ознакомился с разъяснениями знатоков - собирались ли перво-христиане именно у жертвенника, как пишет Альберти? И о какой ежедневной жертве идет речь?
Текст последней, семнадцатой главы книги, посвященной статуям в храмах, вряд ли нас сильно удивит после всего прочитанного. Приведем примеры. «Я, однако, сомневаюсь, из какого материала делать статуи богов. Ты скажешь, что материал, из которого делаешь бога, разумеется, должен быть самый ценный, а за ценностью на втором месте следует редкость. Однако, я не из тех, которые хотели бы делать богов из соли, как обычно их делали сицилийцы, по словам Солина, или из стекла, как говорит Плиний. Также и не из чистого золота или серебра.» «По моему убеждению религия требует от статуй, которые мы вместо богов ставим для поклонения, возможно большего сходства с самими богами. Именно потому статуи должны быть, насколько это доступно для смертных, вечными и бессмертными. И как мне объяснять, почему на основании унаследованного от предков мнения считают столь важным то, что написанный лик бога здесь внемлет человеку, а там статуя того же бога, находящаяся в ближайшем соседстве, молениям и обетам праведных внемлет не столь охотно. Ведь если те статуи, которые народ почитает в наибольшей степени, ты перенесешь в другое место, то, как у неоплатного должника, ты не найдешь больше никого, кто продолжал бы им верить и приносить им свои обеты. Вот почему у них должно быть постоянное, для них одних отведенное и достойнейшее место.» «Наконец, чем меньше будет богов, тем больше, думается, их будут почитать. На жертвенник очень удобно ставить два изваяния и не более трех. Прочие будут распределены по наиболее подходящим местам в нишах. Необходимо, чтобы каждый из этих богов и героев осанкой и положением тела, насколько это в силах художника, выражал свою жизнь и свой нрав. Я не хочу, - это некоторые считают прекрасным, - чтобы он имел вид кулачного бойца и лицедея. Но лицом и всем телесным обликом он должен являть приходящим милость и величие, достойные бога, чтобы казалось, что наклоном головы и мановением руки он встречает благосклонно и сулит молящимся защиту. Такого рода статуи должны ставиться в храмах. Остальное же я оставляю для театра и прочих светских сооружений.» Христианство, говорите? Ну-ну.
И - да! - сколько же раз в книге, рассказывающей о том, как следует устраивать храмы, Леон Баттиста Альберти упоминает Христа или хоть что-то, имеющее к нему отношение (распятие, воскресение, вознесение)? Правильно, НОЛЬ РАЗ.
* * *
Текст «Десяти книг о зодчестве» Леона Баттиста Альберти выложен тут: http://prasugrel.ru/alberti-10-knig/index.php. Седьмая книга этого трактата начинается тут: http://prasugrel.ru/alberti-10-knig/index0236.php.
Альберти был типичным ученым-гуманистом эпохи Возрождения и, соответственно, обладал разнообразными обширными знаниями и был сведущ во всех науках и дисциплинах своего времени. Однако, если современный человек слышал хоть что-нибудь об Альберти, то в первую очередь он вспомнит о его знаменитом трактате «Десять книг о зодчестве».
На русском языке этот трактат был опубликован в 1935 году. В предисловии редакции указывается, что это «первый известный архитектурный трактат со времени Витрувия. За четырнадцать столетий, отделяющих Альберти от Витрувия, мы пока не знаем ни одного литературного документа по вопросам европейского зодчества.»
Альберти происходил из знатной флорентийской семьи, оказавшейся в изгнании в Генуе (где он и родился). Будучи уже взрослым, Альберти несколько лет жил во Флоренции, где близко сошелся с Филиппо Брунеллески, знаменитым флорентийским архитектором, спроектировавшим, в частности, грандиозный купол кафедрального собора. «Но главный толчок к занятиям архитектурой Альберти без сомнения получил в Риме. Решающую роль здесь сыграло страстное увлечение его, как гуманиста, античным Римом и упорная археологическая и топографическая работа над памятниками. … С другой стороны, весьма существенным импульсом к его практической и теоретической работе в области архитектуры явились в 50-х годах грандиозные строительные проекты папы Николая V, который по заслугам сумел оценить дарование и ум Леон-Баттисты Альберти и сделал его своим ближайшим советником по вопросам архитектуры. Предполагалась полная перестройка Ватикана и построение нового храма на месте обветшалой старой базилики св. Петра. Проекты Николая V остались проектами, и от них, к сожалению, никаких следов не сохранилось, однако это был первый почин к осуществлению той строительной программы, над которой работали вое лучшие силы Италии в течение следующих двух столетий. Участие Альберти в планировке мирового города, вероятно, с особой остротой дало ему почувствовать мировое значение новой архитектуры. Именно к 50-м годам и относится написание «Десяти книг о зодчестве». По свидетельству современников, Альберти в 1452 году читал трактат Николаю V, который, вероятно, и вдохновил его на эту работу.» (Из предисловия редакции к русскому изданию трактата.)
Что же думал советник по архитектуре папы Николая V о таком важном для полной перестройки Ватикана предмете, как устройство храма? Этой теме посвящена седьмая книга трактата Альберти. Почитаем.
Конечно, для наиболее точного понимания написанного, видимо, следовало бы читать исходный текст трактата на латыни. Однако, похоже, что редакция русского издания подошла к задаче перевода очень серьезно: «В распоряжении переводчика и редакции имелись все (кроме рукописей, хранящихся в Италии) основные источники: три латинских издания (инкунабул 1485 года, хранящийся в Ленинградской публичной библиотеке, парижское - 1512 и страсбургское - 1541 года) и переводы Лауро, Бартоли, Мартэна, Леони и Тейера…» Звучит солидно.
Ну-с, откроем книгу Седьмую трактата Альберти. Ее полное название - «Книга Седьмая, в которой трактуется об украшении святилищ».
Сразу же вызывает некоторую оторопь название первой главы «О том, что стены города, храмы и базилики посвящены богам. О местности города, об участке и об его главных украшениях». Странновато, что советник по архитектуре папы римского и активный соучастник планирования перестройки Ватикана употребляет слово «бог» во множественном числе. Однако, при чтении трактата возникает ощущение, что, похоже, для автора не существует ни современной архитектуры, ни современного ему мира вообще. Ни в одной строчке трактата мы, к примеру, не сможем найти даже намека на то, что Альберти дружил с Брунеллески, автором купола Флорентийского собора Санта Мария дель Фьоре. Ни этот купол - удивительное и новаторское для своего времени сооружение, - ни сам собор, ни даже город Флоренцию Альберти не упоминает НИГДЕ. В большей своей части трактат представляет собой описание того, как строили, как проектировали и какими эстетическими подходами руководствовались «древние». Иными словами, для автора трактата никакая архитектура, кроме античной, упоминания не достойна, и его собственные рекомендации базируются исключительно на античных примерах и канонах. «Древние воздвигали стены городов с величайшим благоговением и посвящали их тому божеству, под покровительством которого хотели быть.» «А когда намеревались взять какой-нибудь осажденный город, то, чтобы не совершить чего-нибудь против религии, священной песнью умоляли богов-хранителей того города покинуть его по доброй воле. Кто будет сомневаться, что храм священен как по другим причинам, так в особенности и потому, что здесь воздается должное благоговение и почитание небожителям, столь радеющим о человеческом роде?» Последний вопрос вроде бы обращен к современникам автора, но опять-таки смущают «небожители» во множественном числе. Ладно, читаем дальше.
Третья глава Седьмой книги начинается следующими словами: «Во всем зодчестве нет ничего, что более нуждалось бы в уме, заботе, усердии и прилежании, нежели сооружение и украшение храма. Не буду говорить о том, что храм, хорошо отделанный и хорошо украшенный, бесспорно является величайшим и первым украшением города. Ведь вне сомнения храм является обителью богов.» Делаем выдох, перечитываем еще раз, медленно: «ВНЕ СОМНЕНИЯ ХРАМ ЯВЛЯЕТСЯ ОБИТЕЛЬЮ БОГОВ.» Это пишет советник главы католической церкви???
В последующих главах книги Седьмой подробно описывается, какими должны быть колонны, капители, архитравы, перекрытия, своды, полы, двери, окна и прочие архитектурные детали. Как мы уже говорили, в качестве примеров используются только храмы, которые строили «древние», все отсылки идут только к античным текстам.
Так мы добираемся до главы тринадцатой «О жертвеннике, причащении, а также о светильниках и канделябрах». «Жертвенник, на котором приносятся жертвы, - пишет автор, - важно ставить в храмах на месте достойнейшем; и без сомнения правильно его водрузить вместо трибунала.» Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе? (с) Может быть, перевод с латыни вводит нас в заблуждение? Может, речь идет просто об алтаре? На латыни «алтарь» будет altarium, и в то же время altius - высокий, ara - жертвенник. По католическому обряду на алтаре совершается Евхаристическая жертва. Вроде бы, все сходится? Однако, вот что пишет Альберти далее: «И вот, настали такие времена, - о если бы нашелся какой-нибудь могущественный человек, который решился бы их обличить, оставаясь в мире с жрецами!-когда для сохранения достоинства жрецы едва ли не раз в год являют себя народу и до того всё запрудили алтарями и подчас... Ничего больше не скажу!» То есть, в современные автору времена алтарей в храмах много, а священники («жрецы») появляются на глазах у прихожан только изредка. И стало быть, жертвоприношение становится индивидуальным актом пришедшего в храм, который он может совершить на одном из многочисленных алтарей-жертвенников. Какой же это католицизм? Ведь по католическому обряду (и по ряду других) таинство Евхаристии может совершить только епископ или священник по его поручению!
Отметим также, что согласно 7-му правилу VII Вселенского Собора в престолы, на которых совершается Евхаристия, должны полагаться частицы мощей святых мучеников. VII Вселенский Собор был созван в Никее в 787 году, говорят нам энциклопедии. Однако далее, в 17 главе, Альберти высказывает следующее соображение об убранстве жертвенника: «На жертвенник очень удобно ставить два изваяния и не более трех.» Так он пишет о статуях богов (именно так - во множественном числе, и никак иначе). Полное впечатление, что ни о каких седьмых правилах и седьмых Вселенских Соборах он и слыхом не слыхивал. Невольно возникает мысль: а слыхивал ли о них начальник Альберти, папа Римский Николай V, которому Альберти читал свой трактат?
Необходимо упомянуть, что именно в 13 главе, посвященной жертвенникам и жертвоприношениям, есть единственный фрагмент, про который можно предположить, что там речь идет о христианстве: «У наших предков, при зарождении нашей религии, лучшие мужи сходились на общую вечерю не для того, чтобы напитать тело яствами, а чтобы пребывать во взаимном общении и возвращаться домой с душою, полной благих наставлений, всеми силами стремящейся к добродетели. Там они занимались чтением и беседами о божественном, скорее совершая возлияние, нежели поглощая то, что на вечере было приготовлено для скромной трапезы. Рвение всех устремлялось на общее благо и почитание добродетели. Притом каждый по силе возможностей отдавал на общую пользу должную дань благочестия и любви к ближнему, и через настоятеля средства распределялись среди тех, кто в них нуждался. Таким образом у них, как у любящих братьев, все было общее. Позднее, когда властители дозволили им собираться открыто, они немного отклонились от древнего отеческого обычая и при увеличившемся стечении народа стали довольствоваться меньшим приношением. Проповеди, которые в то время произносили искусные жрецы, можно найти всюду в писаниях отцов. Итак, тогда только один был жертвенник, у которого они собирались, только одна ежедневная жертва, которую они совершали.» Но, с другой стороны, ничего явно и специфически христианского в этом отрывке нет. И потом, даже если предположить, что речь идет все-таки о христианстве, я бы с удовольствием ознакомился с разъяснениями знатоков - собирались ли перво-христиане именно у жертвенника, как пишет Альберти? И о какой ежедневной жертве идет речь?
Текст последней, семнадцатой главы книги, посвященной статуям в храмах, вряд ли нас сильно удивит после всего прочитанного. Приведем примеры. «Я, однако, сомневаюсь, из какого материала делать статуи богов. Ты скажешь, что материал, из которого делаешь бога, разумеется, должен быть самый ценный, а за ценностью на втором месте следует редкость. Однако, я не из тех, которые хотели бы делать богов из соли, как обычно их делали сицилийцы, по словам Солина, или из стекла, как говорит Плиний. Также и не из чистого золота или серебра.» «По моему убеждению религия требует от статуй, которые мы вместо богов ставим для поклонения, возможно большего сходства с самими богами. Именно потому статуи должны быть, насколько это доступно для смертных, вечными и бессмертными. И как мне объяснять, почему на основании унаследованного от предков мнения считают столь важным то, что написанный лик бога здесь внемлет человеку, а там статуя того же бога, находящаяся в ближайшем соседстве, молениям и обетам праведных внемлет не столь охотно. Ведь если те статуи, которые народ почитает в наибольшей степени, ты перенесешь в другое место, то, как у неоплатного должника, ты не найдешь больше никого, кто продолжал бы им верить и приносить им свои обеты. Вот почему у них должно быть постоянное, для них одних отведенное и достойнейшее место.» «Наконец, чем меньше будет богов, тем больше, думается, их будут почитать. На жертвенник очень удобно ставить два изваяния и не более трех. Прочие будут распределены по наиболее подходящим местам в нишах. Необходимо, чтобы каждый из этих богов и героев осанкой и положением тела, насколько это в силах художника, выражал свою жизнь и свой нрав. Я не хочу, - это некоторые считают прекрасным, - чтобы он имел вид кулачного бойца и лицедея. Но лицом и всем телесным обликом он должен являть приходящим милость и величие, достойные бога, чтобы казалось, что наклоном головы и мановением руки он встречает благосклонно и сулит молящимся защиту. Такого рода статуи должны ставиться в храмах. Остальное же я оставляю для театра и прочих светских сооружений.» Христианство, говорите? Ну-ну.
И - да! - сколько же раз в книге, рассказывающей о том, как следует устраивать храмы, Леон Баттиста Альберти упоминает Христа или хоть что-то, имеющее к нему отношение (распятие, воскресение, вознесение)? Правильно, НОЛЬ РАЗ.
* * *
Текст «Десяти книг о зодчестве» Леона Баттиста Альберти выложен тут: http://prasugrel.ru/alberti-10-knig/index.php. Седьмая книга этого трактата начинается тут: http://prasugrel.ru/alberti-10-knig/index0236.php.