Мои книги... Василий Катанян - "Лиля Брик. Жизнь." (Цитаты. Часть 7)
Симона Синьоре и Ив Монтан
Когда мы уходили, в дверях столкнулись с Монтаном и Синьоре. Нас познакомили, и, узнав, что мы недавно из Москвы, они захотели с нами поговорить, но у нас уже была назначена какая-то встреча, мы торопились и уговорились созвониться. Я знала, в чем дело. И ЛЮ рассказала то, о чем молчали наши газеты.
- Импресарио Жорж Сориа должен был их везти в СССР с концертами в начале ноября 56-го года, когда наши танки вошли в Будапешт. Монтаны, как вся левая интеллигенция, настроенная прокоммунистически, пребывали в сильном шоке, рвали и метали. Они были резко
настроены против этой нашей акции. Газеты писали, что, если они поедут, значит, они одобряют политику СССР, и называли их предателями. Не поехать они не могли, у них не было денег заплатить огромную неустойку. Продюсеры грозили в случае поездки не подписать с ними контракт на какой-то фильм.
Обстановка была сложная, Москва отменила все зарубежные гастроли наших артистов, так как им устраивали обструкцию. На прием 7 ноября в наше посольство в Париже в знак протеста почти никто не пришел. Арагон и Эльза были подавлены и мрачны, они тоже осуждали нашу политику, но в печати пока не выступали, это будет позднее. Симона просила Арагона поговорить с послом Виноградовым, объяснить их положение и попросить сделать его все возможное, чтобы русские под любым предлогом отменили контракт, и тогда Монтан не будет платить неустойку, не поедет в Москву и не будет выглядеть предателем. Но Арагон не мог этого сделать, отношения с Виноградовым из-за той же Венгрии уже были такими, что он не мог его ни о чем просить, и считал, что посол на это не пойдет. Симона чуть не плакала, она так надеялась на Арагона.
Мне хотелось ее утешить, я позвонила ей на другой день, и она пригласила меня к себе. ВА был занят, и я поехала одна.
- Какой у них дом?
- Квартира. Большая квартира. Мы сидели в гостиной, где на стене висел большой красивый портрет Синьоре на фоне пейзажа. Против дивана стоял деревянный домик с покатой крышей, открыли створки, а там телевизор. Забавно. Но дело не в этом. Что я выслушала!
«Если б мы знали, что СССР такая страшная держава, то ни за что не согласились бы на гастроли», - это было самое безобидное. Я просто не знала, куда девать глаза, хотя - сам понимаешь - была ни при чем. Они подписали протест деятелей французской культуры против нашего вмешательства и теперь опасались, что наша публика устроит им обструкцию и освищет Монтана. Я им сказала - чем, мол, виновата наша публика? Вечно нас за что-то наказывают - то лишают Шаляпина, то Рахманинова. «Вы хотите, чтобы теперь мы и вас не услышали?»
Просила их не путать публику с вождями; сказала, что их очень ждут; что Монтана знают по записям Образцова; что Синьоре любят за ее фильмы; что их будут носить на руках и успех будет огромный. Словом - старалась. Да так оно и вышло.
- Выходит, это вы уговорили их приехать?
- Я - не я, конечно. Но я немного успокоила Синьоре. Думаю, что кое-что им стало яснее после нашего разговора.
Филипп Ротшильд
Лиля Юрьевна сама не переставала удивляться, какие совершенно неожиданные люди попадались ей на пути, искали с ней знакомства. Телефонный звонок: «Мадам Брик? Я вам привез привет от вашей сестры, это говорит Филипп Ротшильд». Господи помилуй! Тот самый настоящий барон Ротшильд? Да, да, и его жена Полина.
Это было в Москве в конце шестидесятых. Полина когда-то была компаньонкой госпожи Карнеги (который Карнеги-холл), а потом вышла замуж за Филиппа Ротшильда, барона, из тех самых. Бо Франции они имеют поместья, винодельческие заводы, коллекционируют старинные сервизы - их у них столько, что выстроили целый дом, чтобы разместить коллекцию. Но Филипп еще и поэт. Он пишет стихи, переводит с английского на французский и обратно, и на этой почве они и познакомились с Арагоном, который и дал им телефон.
Ротшильды пришли к ЛЮ обедать, и им так понравился грибной суп с перловкой, что ЛЮ стала звать их чуть не ежедневно обедать и неизменно угощала грибным супом, про который они говорили, что вкусней ничего никогда не ели... Когда они уезжали, ЛЮ подарила Полине связку белых грибов и пакет перловки, написав по-французски рецепт.
Ив Сен-Лоран
Шереметьево. Рейс Токио - Москва - Париж. Пока самолет заправлялся, транзитные пассажиры слонялись по залу. Среди них был Ив Сен-Лоран, который возвращался в Париж после шоу в Японии. Этот король парижской моды, поглазев на толпу в зале ожидания, сказал своему директору Пьеру Берже: «Унылое зрелище! Никогда не видел такого количества толстых женщин в черном. Не на ком глаз остановить. Вот разве что на той элегантной даме в зеленой норковой шубке. Видимо, от Диора?»
- Это Лиля Брик, сестра Триоле. Я ее знаю.
Так произошло знакомство. В самолете Сен-Лоран прислал ей и Василию Абгаровичу два бокала шампанского и попросил адрес отеля, где они будут жить. С этого и началось. «Каждый день приносили от него свежие цветы, - рассказывала ЛЮ, вернувшись. - Дорогие орхидеи, камелии, однажды внесли в кадке дерево, усыпанное апельсинами. Пришлось открыть вторую половину двери. Он ежедневно звонил, присылал приглашения туда-сюда. Туда - это демонстрация последней его коллекции, на которую съезжается «весь Париж». Сюда - это завтрак у него дома.
Как выглядит дом? Эго особняк, масса комнат. Никакого модерна, сплошь антикварные вещи отменного вкуса, огромное полотно Матисса ... Почему-то мраморная лошадь в натуральную величину, не помню всего. В общем - шикарно.
Завтракали мы за столом из розового мрамора, а прислуживали лакеи в белых перчатках. От него мы поехали на выставку Маяковского, и, увидев «Окна РОСТА» с буржуями, которым красноармейцы дают под зад ногой, Ив спросил, в ем дело. Я объяснила, как умела, что в революцию буржуев выгоняли из таких особняков, как у него, на что он, смеясь, заметил: «Хорошо, что мы все-таки успели позавтракать».
Такую внезапную дружбу объяснил сам Ив Сен-Лоран, будучи в Москве: «Она никогда не говорила банальностей, и у нее на все был свой взгляд. С Лилей Брик я мог откровенно говорить абсолютно обо всем».
Однажды Сен-Лоран вдруг прислал письмо в Москву: «Дорогая Лиля, этот полет фантазии - для Вас, с самыми добрыми чувствами», - и несколько рисунков - платьев в восточном стиле, который он тогда вводил в моду. Настоящие шедевры. ЛЮ их очень любила, всем показывала и окантовала.
Сен-Лоран дарил ей много вещей и бывал польщен, когда она появлялась в его туалете. Я помню фиолетовые бархатные брюки, синий с серебром казакин, блузы с рукавами-пуфами, высокие браслеты, пояса из перьев... «О какой моде может идти речь в мои годы?» - спросила его ЛЮ, когда он помогал ей надеть суконное пальто цвета бордо, отделанное сутажем. Но он ответил, что есть женщины, которые живут вне моды. К ним он относил Катрин Денев, Марлен Дитрих и теперь вот Лилю Брик.
К ее восьмидесятипятилетию он сочинил платье, которое она надела один раз, как было задумано художником. В дальнейшем платье ожидала честь экспонироваться в Музее моды Ив Сен-Лорана на улице Риволи...
Ив Сен-Лоран был очень огорчен смертью ЛЮ. Когда приехал в Москву, выбрал время, пришел в ее квартиру, где она провела последние годы. Долго стоял возле ее скульптурного автопортрета. Очень понравился ему ее акварельный портрет работы Тышлера, рисунки которого он знал благодаря ей. Он положил цветы на кресло, где она любила сидеть, и немного побыл в комнате один.