Мои книги... Василий Катанян - "Лиля Брик. Жизнь." (Цитаты. Часть 3)
Моя мать познакомилась с поэтом в Тбилиси, а с Лилей Брик уже в Москве. Она говорила: «Первое впечатление от Лили - Боже мой, ведь она некрасива: большая голова, сутулится... Но она улыбнулась мне, все ее лицо вспыхнуло и озарилось, и я увидела перед собой красавицу - огромные ореховые глаза, чудесной формы рот, миндальные зубы... Вся она была какая-то бело-розовая. Ухоженные маленькие руки, изящно обутые ножки. В ней была прелесть, притягивающая с первого взгляда. Она хотела нравиться всем - молодым, старым, мужчинам, женщинам, детям... И нравилась!»
Нравилась она и моей матери. Они дружили лет десять, с Лилей всегда было интересно, у них была одна компания, и виделись они чуть не ежедневно, переписывались, мама гостила у нее в Ростове, когда Лиля Юрьевна одно время там жила с Примаковым. Короче говоря, дружба домами.
Вскоре после расстрела Виталия Марковича Лиля Юрьевна и мой отец, которые интенсивно занимались изданием Маяковского, стали видеться ежедневно, и между ними завязался роман.
Идеологом эгоизма и нигилизма в личных отношениях, которых придерживалась Лиля Юрьевна, был Осип Максимович Брик, которому она безоговорочно доверяла и советам которого безоглядно следовала. В самый разгар драмы, когда рушилась семья, когда на нас свалилось горе и мать оказалась в тяжелой депрессии, Осип Максимович приехал к нам домой уговаривать ее. Я помню его приезд, но меня выставили. Смысл разговора сводился к тому, что «раз так хочется Лиле Юрьевне, то все должны с ней считаться... Даже сам Владимир Владимирович... Пройдет какое-то время... Следует подождать... Все же знают характер Лили Юрьевны, что вас не устраивает? У Лилички с Васей была дружба. Сейчас дружба стала теснее».
Мать не нашлась, что ответить, и просто выгнала Брика из комнаты. Она не желала следовать их морали - ЛЮ хотела, чтобы отец оставался дома, а фактически жил с ней. И мать выставила отца, хотя видит Бог - чего ей это стоило.
В шестидесятых годах Лиля Юрьевна сказала мне:
- Я не собиралась навсегда связывать свою жизнь с Васей. Ну, пожили бы какое-то время, потом разошлись, и он вернулся бы к Гале.
- Но мама его не приняла бы после всего, что было. Для нее это невозможно.
Лиля Юрьевна досадовала, что Галина Дмитриевна порвала с ней, она хотела по-прежнему дружить, «пить чай» и вообще общаться. Подумаешь, мол, делов-то! Но моя мать дальше корректных по телефону «здравствуйте, Лиля Юрьевна, да, нет» не шла.
Отец прожил очень дружно с ЛЮ сорок лет, и он всецело подчинялся ей, а с Бриком они находились в прекрасных отношениях. И хотя они иногда спорили с ЛЮ - главным образом оценивая людей, которые встречались на их пути, - не было ни разу случая, чтобы он повысил голос. С ней это было невозможно. «Этого даже Володя не позволял себе», - сказала она однажды.
Это был самый спокойный ее союз до последнего дня, и взгляды на все у них были одни, и каждая «свинцовая пуля неуважения» (Писарев), направленная в поэта, ранила одинаково их обоих.
На пятидесятилетие Маяковского Лиля Юрьевна в виде изысканного десерта сварила сладкую манную кашу, и все ели ее холодную, присыпая корицей. Вообще-то в день рождения Маяковского ЛЮ всегда делала его любимое блюдо - вареники с вишнями. Но в сей голодный военный год муку нигде нельзя было купить, и ни у кого из знакомых ее тоже не было: ею не разрешено было торговать.
Среди статей Лили Брик есть и та, где она вспоминает об отношении Маяковского к стихам других поэтов. Вот два небольших отрывка:
«Чужие стихи Маяковский читал постоянно, по самым разнообразным поводам. Иногда те, которые ему особенно нравились: «Свидание» Лермонтова, «Незнакомку» Блока, «Гренаду» Светлова, без конца - Пастернака, иногда - особенно плохие: «Я пролетарская пушка, стреляю туда и сюда». Чаще же всего те, что передавали в данную минуту его настроение, и легко было понять, о чем он думает, по тому, что он повторял без конца. Я знала, что он ревнует, если он твердил за едой, на улице, во время игры в карты:
Я знаю, чем утешенный,
По звонкой мостовой
Вчера скакал как бешеный
Татарин молодой.
И конечно, он бывал влюблен, когда повторял:
Но, поднявши руку сухую,
Он слегка потрогал цветы:
«Расскажи, как тебя целуют,
Расскажи, как целуешь ты».
«Маяковский думал, чувствовал, горевал, возмущался, радовался стихом - своим, чужим ли. В начале двадцатых он был насквозь пропитан Пастернаком... Он знал его всего наизусть и долгие годы читал «Поверх барьеров», «Темы и вариации» и «Сестра моя - жизнь».
У капель - тяжесть запонок,
И сад слепит, как плес.
Обрызганный, закапанный
Мильоном синих слез.
Часто повторял:
Тишина, ты - лучшее
Из всего, что слышал
Особенно любил читать:
Любимая - жуть! Когда любит поэт,
Влюбляется бог неприкаянный.
И хаос опять выползает на свет,
Как во времена ископаемых.
Он читал это так, будто это написано о нем. Почти ежедневно повторял:
В тот день всю тебя, от гребенок до ног,
Как трагик в провинции драму Шекспирову,
Носил я с собою и знал назубок,
Шатался по городу и репетировал.
Я уверена, что он жалел, что не сам написал эти четверостишия, так они ему нравились, так были близки и так выражали его».
ЛЮ писала, что «при жизни Есенина Маяковский полемизировал с ним, но они знали друг другу цену. А не высказывали свое хорошее отношение - принципиально. Есенин переносил свое признание на меня и при встречах называл меня «Беатрисочкой», тем самым приравнивая Маяковского к Данте».
Это только небольшие отрывки из статьи. Если говорить о вкусах самой Лили Брик, то она больше любила Лермонтова, чем Пушкина. Увлекалась Блоком, к его стихам она возвращалась до конца жизни.