Борис Рыжий. Любимые стихи
* * *
Над домами, домами, домами
голубые висят облака -
вот они и останутся с нами
на века, на века, на века.
Только пар, только белое в синем
над громадами каменных плит…
никогда никуда мы не сгинем,
Мы прочней и нежней, чем гранит.
Пусть разрушатся наши скорлупы,
геометрия жизни земной -
оглянись, поцелуй меня в губы,
дай мне руку, останься со мной.
А когда мы друг друга покинем,
ты на крыльях своих унеси
только пар, только белое в синем,
голубое и белое в си…
Борис Рыжий родился в 1974 году в семье ученого.
В 1997 году Борис окончил отделение геофизики и геоэкологии Уральской горной академии, а в 2000-м окончил аспирантуру Института геофизики Уральского отделения РАН. То есть он был вполне состоявшимся человеком и ученым.
Но основным делом жизни стала для него поэзия. Он активно печатался в журналах, участвовал в фестивалях поэзии, вел поэтические рубрики в литературных журналах Екатеринбурга.
Всего им было написано более 1300 стихотворений, из которых издано только около 350. Его стихи переведены на многие языки.
Борис жил в забытым богом районе Свердловска Вторчермете, недалеко от завода, выпускающего бактериологическое оружие. Его друзьями школьных и последующих лет были дети жителей этой окраины. Многие из друзей сели в тюрьму, другие спились, кого-то убили в пьяной драке. Все это наложило отпечаток на поэзию Рыжего.
В 2001 году в возрасте 26 лет поэт покончил жизнь самоубийством. Предсмертная записка оканчивается словами: «Я всех любил. Без дураков».
Евгений Евтушенко считает, что причиной смерти поэта была его «бескожесть». Борис был человеком с обнаженной душой. А без кожи люди долго не живут. По утверждению поэта Ларисы Миллер, Рыжий был «зачарован смертью». Тема собственной смерти постоянно присутствует в его стихах.
По утверждению поэта Евгения Рейна, Борис Рыжий был самый талантливый поэт своего поколения.
* * *
Играл скрипач в осеннем сквере, я тихо слушал и стоял.
Я был один - по крайней мере, я никого не замечал.
Я плакал, и дрожали руки, с пространством переплетены.
И пусть я знал, что лгали звуки, но я боялся тишины.
И пусть я был в том состояньи, в котором смерти ждёт больной,
но в страшном этом ожиданьи я разговаривал с собой.
Я был вполне подобен Богу, я всё на свете понимал.
Скрипач закончил понемногу, я тихо слушал и стоял.
Стоял и видел чьи-то лица и слышал говорок чужой.
Так жизни свежая страница открылась вся передо мной.
...Мир станет чистым, будет новым, подобным сердцу твоему,
лишь подчеркни молчанье словом и музыкою - тишину...
* * *
Осыпаются алые клёны,
полыхают вдали небеса,
солнцем розовым залиты склоны -
это я открываю глаза.
Где и с кем, и когда это было,
только это не я сочинил:
ты меня никогда не любила,
это я тебя очень любил.
Парк осенний стоит одиноко,
и к разлуке, и к смерти готов.
Это что-то задолго до Блока,
это мог сочинить Огарёв.
Это в той допотопной манере,
когда люди сгорали дотла.
Что написано, по крайней мере
в первых строчках, припомни без зла.
Не гляди на меня виновато,
я сейчас докурю и усну -
полусгнившую изгородь ада
по-мальчишески перемахну.
* * *
Помнишь дождь на улице Титова,
что прошел немного погодя
после слёз и сказанного слова?
Ты не помнишь этого дождя!
Помнишь, под озябшими кустами
мы с тобою простояли час,
и трамваи сонными глазами
нехотя оглядывали нас?
Озирались сонные трамваи,
и вода по мордам их текла.
Что ещё, Иринушка, не знаю,
но, наверно, музыка была.
Скрипки ли невидимые пели,
или что иное, если взять
двух влюблённых на пустой аллее,
музыка не может не играть.
Постою немного на пороге,
а потом отчалю навсегда
без музыки, но по той дороге,
по которой мы пришли сюда.
И поскольку сердце не забыло
взор твой, надо тоже не забыть
поблагодарить за всё, что было,
потому что не за что простить.
* *
Я в детстве думал: вырасту большим -
и страх и боль развеются как дым.
И я увижу важные причины,
когда он станет тоньше паутины.
Я в детстве думал: вырастет со мной
и поумнеет мир мой дорогой.
И ангелы, рассевшись полукругом,
поговорят со мною и друг с другом.
Сто лет прошло. И я смотрю в окно.
Там нищий пьёт осеннее вино,
что отливает безобразным блеском.
...А говорить мне не о чем и не с кем.
1996