Мое кино... Роман Полански - "Отвращение" (Великобритания, 1965) плюс комментарий Д. Быкова
Этот фильм показывает историю молодой красивой девушки, страдающей от разных фобий и не сумевшей преодолеть свое чувство отвращения по отношению к некоторым аспектам жизни.
Поразительный фильм! Многие критики его называют лучшим фильмом Полански (ну, тут я пристрастна очень - "Горькая луна" для меня субъективно вне конкуренции).
Абсолютно точное попадание с актрисой на главную роль!
Катрин Денев, эта снежная королева кинематографа, прекрасная, утонченная, нежная, чистая, невинная, аристократичная девушка, мне всегда казалось немного холодной, отстраненной, скупой на эмоции актрисой. Но здесь!... Здесь она превзошла саму себя! Потому что ей именно это и надо было сыграть: страх, замкнутость, душевное расстройство, бессилие, отвращение.
По сути, весь фильм - это сплошной бенефис Катрин Денев.
Я не буду подробно останавливаться на этом фильме, лучше выложу здесь небольшую лекцию Дмитрия Быкова, посвященную Роману Полански, где он среди прочего довольно подробно останавливается и на этой конкретной картине.
№172 от 12 октября 2018 года
Теперь поговорим о Поланском. Тема трудная прежде всего потому, что нам придется пока постигать область, очень гадательно описанную, очень темную. Я сразу хочу сказать, что я не беру в расчет очень многие фильмы Полански. В данном случае это такие как «Горькая луна» - скажем, одну из моих любимых его картин при всем её мелодраматизме, любимых, потому что исследование вот таких садо-мазо-отношений там удивительно глубокое и тонкое. Кто через это не проходил, тому не понять, но кто проходил, тот оценит.
Что касается замечательных фильмов «Пианист», может быть, не менее талантливый там, скажем, «Смерть и дева», «Девятые врата»,- меня все это сейчас не интересует. Меня интересует прежде всего «Frantic», то есть «Неистовый», «Жилец» и, прежде всего, «Repulsion» («Отвращение»), конечно, которая, по-моему, лучшая его картина вообще. Ну отчасти «Бал вампиров» и в значительной степени «Ребенок Розмари» - самый такой его знаменитый триллер.
Понимаете, вот здесь вот мы вступаем в темную область, потому что нам придется говорить, с одной стороны, о поэтике страшного, о том, почему «Repulsion» - вот такая страшная картина, а с другой стороны - о поэтике лейтмотивов и повторов как способе вот организации повествования. Когда приезжал Гор Вербински, тоже вот я его спрашивал, почему он так любит навязчивые лейтмотивы. Он ответил: потому что это надежная композиционная основа. Так проще собирать картину, поставив её на эти рельсы. Если у тебя есть лейтмотивы, ты уже поддерживаешь художественную ценность формы. Ну это как веревки и канаты в «Мышиной охоте», серебро в «Одиноком рейнджере», тоже веревки и кони и деревья в «Звонке». Там много всего.
Вот Полански начал это делать. Вернее, до него это начали делать два отважных и талантливых человека: это Дали и Бунюэль. Прежде всего, конечно, Бунюэль. Именно у Бунюэля тема повторов, лейтмотивов навязчивых, ну как знаменитые кошки: «Кошек пускать?» (в «Дневной красавице», помните?) Это основа сюрреализма, как ни странно. Вот навязчивый образ велосипедиста с пелеринками или глаза, порезанного бритвой, или там тучки, пересекающие луну, в «Андалузском псе». Повторы - это почему-то очень страшно. А страх - это почему-то очень поэтично. Вот эта странная связь, это узел: почему повтор и лейтмотив превращает картину в страшную и поэтическую? Ну, поэтическую - понятно, потому что возникают ритмы, рефрены, рифмовка тех или иных эпизодов. Именно рефрен делает балладу, мне кажется, такой страшной. Потому что рефрен - это напоминание о ходе времени, а, значит, напоминание о смерти всегда.
Страшно ведь именно, когда событие повторяется. И этот навязчивый повтор, он всегда поэтичен и всегда пугающ. В «Отвращении» самые навязчивые образы, именно навязчивые состояния,- в этом их ужас, понимаете. Почему страшно… почему страшно бывает в жизни иногда, когда повторяется в ней один и тот же эпизод, когда одни и те же женщины в одних и тех же ситуациях говорят вам одни и те же слова? Это страшно: откуда они узнали? Вот ужас предопределенности какой-то. И вот эти навязчивые рефрены и лейтмотивы в отвращении задают стиль картины. Это звонки, возникающие постоянно - то трамвайные, то телефонные, то звон стакана; это трещины в асфальте - ну, на самом деле, это трещины в её больном уме, в сознании.
Помните, потом начинают трескаться стены дома, и потом из этих стен протягиваться руки. Вот. Потом - плоть, гнилая плоть, гниющая. И это разлагающиеся трупы, которые она там складирует в ванне, и тушка кролика, которую она из-за отвращения не приготовила. Отвращение к плоти, и отвращение её к сексу и страх перед ним. Вот.
И, конечно, Катрин Денев потрясающе играет вот эту отстранённость. Она как бы отстранена от всего, она вне всего. И страшный взгляд этой девочки на семейной фотографии, на самой первой, когда мы видим, что безумие уже заложено в ней,- и это безумие так тесно связано с темой чистоты, с темой страха плотского контакта, что вот в этой чистоте уже есть безумие. Потому что страх перед людьми, страх перед плотью,- это вообще-то патология. Вот это все вместе задает атмосферу картины, и именно чередование лейтмотивов создает в ней атмосферу ужаса. Вот то, что поэзия, то, что поэтическое всегда стоит на лейтмотиве, на навязчивом рефрене,- это, мне кажется, это какой-то ключ к проблеме страшного.
Еще нагляднее это торчит в «Жильце». Вот «Жилец» - это просто «Отвращение», переснятое через несколько лет, с очень схожими темами и мотивами. Тут мы понимаем глубокий автобиографизм этого образа, потому что Полански же про себя снимал. Понимаете, мальчик из гетто, переживший это гетто, не мог не вырасти с чувством какой-то болезненной собственной неправильности и собственной затравленности. И когда в его жизни случился этот чудовищный эпизод якобы с растлением малолетней, которую растлили, как и Лолиту, задолго до него. Ну действительно понятное дело, что он имел секс с несовершеннолетней, но она не предупредила его о своем несовершеннолетии. И вообще я, конечно… Я, безусловно, морально осуждаю Полански, кто спорит?! Но просто она сама уже сняла давно все претензии к нему. Просто с ним обречено было это случиться, этот тот же ужас предопределения и навязчивости. Потому что он всегда был изгоем, всегда был чужим.
Несмотря на свою триумфальную карьеру, его жизнь всегда была отмечена каким-то таинственным клеймом. И самое трагическое, что с ним случилось,- это, конечно, гибель Шэрон Тейт, его беременной жены, которую убила банда Мэнсона. Очень страшная история, история вроде бы из триллера, который мог бы снять и сам Полански. Вот и сама жизнь его строится по триллерным законам. Но понятно, что на всей его жизни лежала печать ужасной трагической обреченности, страшного изгойства, которое со времен гетто в нем было заложено. И вот эта тема в «Жильце» решена с предельной ясностью, потому что в «Жильце» он сам - объект травли, травли со стороны всего внешнего мира.
Там тоже есть лейтмотивы, ещё более страшные и более изощренные, мне кажется, чем в «Отвращении», например, зубы. Вот эта зубная фея, это «прятать зубы», и когда он находит в стене огромный зуб. Потом эти страшные забинтованные люди с масками без лица, и сам он превращается в конце в одну из таких масок, взлетающий мяч, похожий на отрубленную голову,- на этих лейтмотивах держится картина. Но там ещё откровеннее подан… подана эта тема загнанности мира. Мир загоняет тебя. И тогда уже… Такое состояние бывает. И тогда уже понятно, что Катрин Денев в «Отвращении» - это тайный портрет его души, автопортрет в женском образе (очень частый прием у ранимых художников).
Именно измученный, затравленный человек испытывает такую ненависть к миру, который липкими своими лапами его хватает на каждом шагу. Это страшно вязкий, липкий мир, полный чужими, тошными разговорами. Вот это есть во «Frantic». Помните, когда там Харрисон Форд, его герой, он ищет пропавшую жену, и все вокруг дурят его идиотскими разговорами, не имеющими отношения к делу. Какой-то афроамериканец, который, значит, «My friend, my friend!» повторяет назойливо и сбивает его со следа. Вот это чувство, что мир тебя преследует, ты загнан миром, и ты испытываешь лютое отвращение к нему. Вот брезгливость к миру у Полански доведена до каких-то фантастических степеней. Непонятно, как он работает с актерами, как он вообще ведет бурную светскую и кинематографическую жизнь, испытывая к людям такое горячее омерзение. Это можно понять, кстати говоря.
И вот эта тема в «Repulsion», она… (в «Отвращении») она, конечно, наиболее болезненна именно потому, что мы воспринимаем героиню как безумную, а она-то и есть норма. Более того, она в каком-то смысле - самое прекрасное, что есть в этом мире, а все стремятся её лапать, её хватать. И она окружена этой гниющей плотью, вот этими стареющими женщинами, которым она вынуждена делать педикюр-маникюр и вообще всякие эти маски. Она окружена дряблым, распадающимся веществом. А сама она - свежая, чистая и цельная, вот как мрамор.
И вот этот автопортрет души Полански, он дан и во «Frantic», конечно. Впоследствии Эмманюэль Сенье стала у него это воплощать. А раньше это было в «Жильце». В «Жильце» впервые есть ощущение вот этой хронической уязвленности. Полански вообще не развивает тему маленького человека, и его самого нельзя называть маленьким человеком. Но это именно человек, который слишком чист и впечатлителен, для того чтобы среди этих людей жить. Та нагрузка мира, которую выдерживают остальные, для него смертельна. Он - жилец, а не хозяин. И вот эта позиция жильца - ну это в его фильме «Тупик», который он считает высшим своим достижением,- и в «Китайском квартале» очень остра эта тема. Но лучше всего она удается ему в триллерах.
«Рассказывая про Полански, вы не упомянули «Венеру в мехах». Есть ли у вас мнение по поводу фильма?»
Неудача. Ну бывает, господи. У Полански последние картины вообще не вызывают, так сказать, моего восторга, и последний фильм вот с Евой Грин мне показался скучноватым. «Венера в мехах» - что поделать? Сенье - великая актриса, как мне кажется, но всё-таки… и жена, и все прекрасно, но я не фанат ее. Я понимаю, что он должен её снимать, что он выживает благодаря ей, что он многим ей обязан, что она гениально сыграла в «Горькой луне». Но «Венера в мехах» не кажется мне удачей, что поделаешь. Я вообще говорил тогда только об одной проблеме Полански: о проблеме затравленности, уязвленности и связанного с этим вот триллерного мотива ужаса, брезгливости к миру.