Любимые стихи... Новелла Матвеева (5). Часть 2
Прошел, прошел, осыпался Новый год...
Прошел, прошел, осыпался Новый год:
Все куклы с елки попадали вниз лицом...
Блестящий шарик, как перезрелый плод,
Свалился с ветки - смирился с таким концом.
Морозной ночью, стыдливо крадясь как вор,
Уносишь елку - бросаешь на задний двор,
Но завтра снова - за шкафом и там, в углу, -
Найдешь от елки еще не одну иглу.
И долго будешь от игол свой дом полоть,
А иглы будут с укором тебя колоть -
Так тихо-тихо, как, долгую мысль тая,
Свою же руку порою кольнет швея.
Дым
Лесная глушь. Мороз. Как щетка, воздух груб.
Но нежен свет особой зимней негой.
Дома ушли в себя. Лишь дым из красных труб
Свободно катится, пропитываясь небом.
Как память давних дней, что много лет спала,
Он сам себя в тиши перебирает
И меркнет в сумерках...И образы тепла
Рисует на небе...И сам же их стирает...
Люблю вечерний дым в морозной тишине!
И так приятно почему-то
Взглянуть на этот дым, подумать об огне -
И...не пойти на зов уюта.
Радость
У ворот июля замерли улитки,
Хлопает листами
Вымокший орех,
Ветер из дождя
Выдергивает нитки,
Солнце сыплет блеск
Из облачных прорех.
Светятся лягушки и себя не помня
Скачут через камни рыжего ручья...
Дай мне задержаться
На пороге полдня,
Дай облокотиться
О косяк луча!
Речь в защиту мыльных пузырей
Телом слабый, но сияньем - сильный,
Точно дух, пузырь явился мыльный
Изнутри соломинки сквозной.
Пусть живет! Он пить и есть не просит.
(Хоть и сам дохода не приносит
Даже там, где жертвует собой. )
Все его бранят за то, что мало
Он живет. (Еще недоставало
Долго жить, где все тебя бранят!)
А дадут ли жить на свете долго?
Скажут: «Век чужой заел без толка.
Эх! Не в том, так в этом обвинят.
Брань его покрыла толстым слоем,
Как броня. И если мы усвоим,
Сколько он за свой короткий взлет
Успевает вынести нападок, -
Век его совсем не так уж краток:
Счастье кратко, долог век невзгод.
Слышал он проклятья кредиторов.
В счет его росли счета в конторах,
Яхты в море, виллы на горах...
Что же сам он видел, кроме мыла?
Да и мыла с ним не больше было,
Чем бывает в мыльных пузырях.
Оттого, что пуст и легковесен,
В честь его никто не сложит песен.
(Ибо скальдов вещие уста
Только Весом бредят повсеместно.
И уж если вещь тяжеловесна,
Ей простится, что она - пуста. )
...На его чуть дышащую хрупкость
Сваливают собственную грубость.
«Он такой надутый!» - говорят...
Правда есть. Но логику - найду ли?
Ведь не он надул! - его надули!
А сорвать на нем же норовят.
С мыльными связавшись пузырями,
Не к чему глядеть на них зверями;
Ну какая вам от них беда?!
Пусть хоть раз, - хотя бы в миг полета, -
И они порадуют кого-то;
А потом исчезнут без следа.
Страна детства
Я бы сменяла тебя, там-там, на тут-тут,
Ибо и тут цветы у дорог растут.
Но не самой ли судьбою мне дан там-там?
Ибо глаза мои тут, а взгляд мой - там.
«Там» - это пальма, тайна, буддийский храм.
Остро-нездешних синих морей благодать...
Но ещё дальше, но ещё больше - «Там»,
То, до чего, казалось, рукой подать.
...Пронизан солнцем высокий пустой сарай...
«О, как я счастлив!» - кричит во дворе петух.
Свежие срезы бревён подобны сырам,
Пляшет, как дух, сухой тополиный пух.
Помню: кистями помахивала трава,
В щели заборов подглядывая, росла,
И ветерок, не помнящий родства,
Тихо шептал незапамятные слова.
Там одуванчиков жёлтых канавы полны,
Словно каналы - сухой золотой водой...
Жаль: никогда не увидеть мне той стороны,
Жёлтой воды никогда не набрать в ладонь.
Я и сейчас как будто блуждаю там,
И одуванчики служат мне канвой,
Но по пятам, по пятам, по моим следам
Тяжко ступает память - мой конвой.
Можно подняться - в конце концов - на Парнас,
Якорь на Кипре кинуть, заплыть за Крит,
Но как вернуться туда, где стоишь сейчас?
Где одуванчик долгим дождём закрыт?
Витает, как дух, сухой тополиный пух,
Боится упасть: земля сыра, холодна...
Боится душа с собой побеседовать вслух,
Боится признать, что потеряна та страна.