"Всем лучшим во мне я обязан книгам...". Что же стояло за этой фразой?
Мы знаем множество обрывочных фраз, сказанных теми или иными знаменитыми людьми, и порой даже не догадываемся о реальном смысле, вложенном в эти слова. А все потому, что их очень часто - по разным причинам - вырывают из контекста, искажая или скрывая их смысл и интерпретируя все на свой лад.
Поэтому мне всегда интересно узнавать весь контекст, чтобы иметь возможность увидеть и понять, что на самом деле хотел сказать автор, что в действительности стояло за его фразой и что постарались скрыть от нас те, кто ее кастрировал.
Вот как раз в журнале у Mi3ch я нашла на днях интересный пример вот такой, вырванной из контеста, фразы. Ею оказались знаменитые слова Горького: "Всем лучшим во мне я обязан книгам".
(Хотя, как мне помнится из детства по многочисленным плакатам, она, по-моему, звучала так: "Всем хорошим во мне я обязан книгам". Но это не столь важно. Гораздо важнее контекст.)
********************
Взято здесь
Интересна предыстория знаменитых слов Максима Горького «Всем лучшим в себе я обязан книгам», которые висели во всех библиотеках Советского Союза.
В 1923 году Главлитпросвет Наркомпроса РСФСР выпустил «Инструкцию о пересмотре книжного состава библиотек и изъятия контрреволюционной и антихудожественной литератур». Эта инструкция была подписана Н.К. Крупской. К инструкции был приложен «Указатель об изъятии контрреволюционной и антихудожественной литератур из библиотек, обслуживающих массового читателя».
Горький в письме Ромену Роллану от 15 января 1924 года комментирует этот указ:
«Письмо было вызвано одной из трагических пошлостей, творимых в России, - трагической пошлостью я именую то, - что Ян Гус назвал “sancta simplicitas”. Дело в том, что жена Ленина, человек по природе неумный, страдающий базедовой болезнью и, значит, едва ли нормальный психически, составила индекс контрреволюционных книг и приказала изъять их из библиотек. Старуха считает такими книгами труды Платона, Декарта, Канта, Шопенгауэра, Спенсера, Маха, Евангелие, Талмуд, Коран, книги Ипполита Тэна, В. Джемса, Гефдинга, Карлейля, Метерлинка, Нитчше, О. Мирбо, Л. Толстого и еще несколько десятков таких же «контрреволюционных» сочинений.
Лично для меня, человека, который ВСЕМ ЛУЧШИМ СВОИМ ОБЯЗАН КНИГАМ и который любит их едва ли не больше, чем людей, для меня - это хуже всего, что я испытал в жизни, и позорнее всего, испытанного когда-либо Россией. Несколько дней я прожил в состоянии человека, готового верить тем, кто утверждает, что мы возвращаемся к мрачнейшим годам средневековья. У меня возникло желание отказаться от русского подданства, заявив Москве, что я не могу быть гражданином страны, где законодательствуют сумасшедшие бабы»
*********************
А я вот что еще хотела бы сказать на этот счет.
Нельзя судить о целом по его части. Недостаточно прочитать выдернутую из текста фразу, чтобы понять весь смысл текста. Поэтому я всегда, когда есть такая возможность (спасибо Интернету!), ищу ссылку на полный авторский текст - целиком все предложение, или абзац, или главу - чтобы не обманули меня или не обмануться самой.
Это первый урок, который можно отсюда вынести.
Но есть и второй урок, которым я всегда пользуюсь: не создавать себе кумира в одном лице и искать подтверждение информации в разных источниках. Потому что информация, исходящая даже от авторитетных для нас людей и источников, может быть ошибочной, не говоря уже об их мнении.
Этот урок я вынесла для себя благодаря обычным комментариям к постам.
Очень часто, читая посты авторитетных и интересных мне блогеров, я быстро соглашалась с их точкой зрения, не замечая никаких возможных противоречий, подвохов, передергиваний или логических ошибок. Но почти всегда находятся толковые комментаторы, которые видят ситуацию под другим углом. Они критически относятся к сказанному, умело аргументируя свою критику. Они убедительно опровергают автора, поправляют или дополняют его, отчего вся картина становится более объемой, более многомерной и оттого более интересной.
Чтобы далеко не ходить, привожу пример прямо из этого же поста, когда комментатор отчасти опроверг написанное автором и дополнил его пост интересной информацией.
gremrien
Это не совсем так. Переписка между Горьким и Ролланом была строго засекреченой, никогда в СССР не публиковалась и, разумеется, никакие цитаты оттуда по всем школам развешиваться не могли. Достаточно только посмотреть на более полный текст этого письма, чтобы понять, что это вообще никак и никогда не могло быть процитировано советской властью даже в самом сокращенном и выдранном из контекста виде:
“…Нет, в Россию я не еду, и все более чувствую себя человеком без родины, без отечества. Я даже склонен думать, что в России мне пришлось бы играть роль крайне странную, - роль врага всем и всему, и, при некоторой необузданности мыслей, слов, действий я встал бы там в смешную позицию человека, который бьет лбом в стену, безуспешно пытаясь разрушить ее, но не имея сил даже поколебать тяжелые камни пошлости.
Недавно я написал Вам длиннейшее письмо, полное жалоб и ругательств по адресу чудовищной родины моей. Я не послал это письмо, не желая вводить Вас в хаос возмущения моего (…). Письмо было вызвано одной из трагических пошлостей, творимых в России, - трагической пошлостью я именую то, - что Ян Гус назвал “sancta simplicitas”.
Дело в том, что жена Ленина, человек по природе неумный, страдающий базедовой болезнью и, значит, едва ли нормальный психически, составила индекс контрреволюционных книг и приказала изъять их из библиотек. Старуха считает такими книгами труды Платона, Декарта, Канта, Шопенгауэра, Спенсера, Маха, Евангелие, Талмуд, Коран, книги Ипполита Тэна, В. Джемса, Гефдинга, Карлейля, Метерлинка, Нитчше, О. Мирбо, Л. Толстого и еще несколько десятков таких же «контрреволюционных» сочинений.
Лично для меня, человека, который всем лучшим своим обязан книгам и который любит их едва ли не больше, чем людей, для меня - это хуже всего, что я испытал в жизни, и позорнее всего, испытанного когда-либо Россией. Несколько дней я прожил в состоянии человека, готового верить тем, кто утверждает, что мы возвращаемся к мрачнейшим годам средневековья. У меня возникло желание отказаться от русского подданства, заявив Москве, что я не могу быть гражданином страны, где законодательствуют сумасшедшие бабы. Вероятно, это было бы встречено смехом и, конечно, ничего не поправило бы. Я написал «трем вельможам» (примечание: предположительно А.И. Рыкову, Н.И. Бухарину и Л.Б. Каменеву) резкие письма, но до сего дня не имею ответов от вельмож.
А может быть, Ж. Дюамель прав, утверждая в лондонской речи, что на Европу надвигается мрачная туча средневекового фанатизма?
Но каково мне знать, что безумнейшая нетерпимость к свободе духа фабрикуется в моей стране.
(…)
Меня считают сторонником Советской власти. А. Олар пишет в “Histoire des Soviets”, что я “присоединился к этой власти”. Это - не вся правда.
В начале 18-го года я понял, что никакая иная власть в России невозможна и что Ленин - единственный человек, свободный остановить процесс развития стихийной анархии в массах крестьян и солдат. Однако это не значит, что я вполне солидаризировался с Лениным; в течение четырех лет я спорил с ним, указывая, что его борьба против русского анархизма принимает, приняла характер борьбы против культуры. Указывал, что истребляя русскую интеллигенцию, он лишает русский народ мозга.”
И писал он это вскоре после того, как Горького в октябре 1921 года выперли из Советской России («Не уедете - вышлем»), жил он тогда во Фрайбурге, Германии, хотя имел советский паспорт и сохранял «русское подданство» и “душой болел”, как говорится. Это был период “оппозиции” Горького репрессивным практикам большевиков, тотальному террору и ленинско-троцкому неприкрытому цинизму в частности, и он вообще везде писал о творившися в России мерзостях с горечью и отвращением, и очень резко писал. Все его мнения по этому поводу, разумеется, были надолго припрятаны в архивах и засекречены.
Другое дело, что он это про книги не раз писал и говорил и в других местах (он вообще постоянно повторял одни и те же банальности). Например, примерно тогда же он написал предисловие к книге Рауля Мортье “Всеобщая история иностранных литератур” (Histoire générale des littératures étrangères, Paris: Quillet, 1925). В 1936 году перевод этого предисловия на русский был опубликован в качестве предисловия в сборнике “Книга и пролетарская революция” (М.: Изд-во ЦК ВКП(б) “Правда”, 1937):
“Вы просили меня написать предисловие к этому труду. Я не умею писать предисловий, но не хочу отклонить столь лестное предложение и, воспользовавшись случаем, позволю себе сказать в нескольких словах, что я думаю о книгах вообще. Всем хорошим во мне я обязан книгам: еще в молодости я понял уже, что искусство более великодушно, чем люди. Я люблю книги: каждая из них кажется мне чудом, а писатель - магом. Я не могу говорить о книгах иначе, как с глубочайшим волнением, с радостным энтузиазмом. Быть может, это смешно, но это так. Вероятно, скажут, что это энтузиазм дикаря; пусть говорят - я неисцелим.”