ГЕГЕЛЬ 011. Олимпиада в Сочи в оценках Парменида, Гегеля и Christian Science Monitor
Оригинал взят у civil_disput в ГЕГЕЛЬ 011. Олимпиада в Сочи в оценках Парменида, Гегеля и Christian Science Monitor
Оригинал взят у civil_disput в ГЕГЕЛЬ 011. Олимпиада в Сочи в оценках Парменида, Гегеля и Christian Science Monitor
Это наследование есть одновременно и получение наследства, и вступление во владение этим наследством. Оно является душой каждого последующего поколения, его духовной субстанцией, ставшей чем-то привычным, его принципами, предрассудками и богатствами; и вместе с тем это полученное наследство низводится получившим его поколением на степень предлежащего материала, видоизменяемого духом. Полученное, таким образом, изменяется, и обработанный материал именно потому, что он подвергается обработке, обогащается и вместе с тем сохраняется». - Гегель, Лекции по истории философии
«История России как бы закончилась на этом. Непонятно как показывать перестройку, лихие девяностые, нефтяные нулевые. А когда сказать нечего - по традиции включаем «Лебединое озеро».
Один из наиболее спорных вопросов - как понимать «ничто» в философии Гегеля?
Вспоминают, в частности, такое его суждение:
«Начало есть не чистое ничто, а такое ничто, из которого должно произойти нечто; бытие, стало быть, уже содержится и в начале. Начало, следовательно, содержит и то и другое, бытие и ничто; оно единство бытия и ничто».
И на этом основании делают вывод, что Гегель смешивает бытие и ничто, нарушая тем самым завет Парменида: есть, собственно, только бытие.
Мне, грешным делом, такие суждения представляются наивными, хотя для них и есть основания в тексте, и мне подобные суждения напоминают советы студентов преподавателям, для которых почти всегда тоже можно найти некие основания.
Студенты, конечно, имеют право высказать свои мнения, но грех молодости склоняет ее забывать о том, что эти мнения сформированы текстом лекций, прочитанных профессором. Одно дело - высказать мнение по поводу чьего-то текста по философии, другое дело, «войти» в эту философию не только на уровне представления о ее текстах.
«Ибо по отношению к мыслям и, в особенности, к спекулятивным мыслям, понимать означает нечто совершенно другое, чем лишь улавливать грамматический смысл слов; здесь понимать не может означать - воспринимать их в себя и все же дать им проникнуть лишь до области представления. Можно поэтому быть знакомым с утверждениями, положениями или, если угодно, мнениями философов, можно потратить много труда, чтобы ознакомиться с основаниями этих мнений и дальнейшей разработкой их, и при всех стараниях не достигнуть главного, а именно понимания рассматриваемых положений. Нет поэтому недостатка в многотомных и, если угодно, ученых историях философии, в которых нет познания самого предмета, на изучение которого положено в них столько труда. Авторов таких историй можно сравнить с животными, прослушавшими все звуки музыкального произведения, но до чувства которых не дошло только одно - гармония этих звуков». - Гегель, Предварительные замечания об истории философии
Вот почему текст, даже если это текст Гегеля, далеко не самый верный ориентир на пути к Гегелю. Ключ к пониманию лежит в смысловой гармонии текста.
Гегель, как прилежный студент, приводит два отрывка из поэмы Парменида.
«Внимай, - говорит богиня, - и узнай, каковы два пути познания. Один, который есть лишь бытие и который не есть небытие, есть тропа убеждения; на нем находится истина; другой, который не есть бытие и который необходимо есть небытие, - о нем я говорю тебе, что он совершенно неразумный путь; ибо небытия ты не можешь ни познать, ни достигнуть, ни высказать».
«Но истинно лишь «есть»; оно не порождено и не преходяще, цело, однородно, неподвижно и бесконечно. Оно не было, оно не будет, а все существует одновременно, все существует теперь, ибо какого рождения ты хочешь искать для него? Как и откуда оно умножится? Что оно рождается из не-сущего - этого я тебе не дозволю ни сказать, ни помыслить…»
Была бы наивной та точка зрения, что ради текстуальной «истины» следует приписать Пармениду запрет на всякое словоупотребление «ничто», ведь он сам несколько раз пользуется этим словом.
Однако мысль о «ничто» есть уже НЕЧТО.
Ничто действительно не может иметь независимого существования, оно способно обрести существование лишь как «мысль о ничто», то есть как бытие.
Собственно, это Гегель и утверждает, давая оценку поэме Парменида:
«И в самом деле, ничто превращается в нечто, когда его мыслят или высказывают; мы что-то говорим, что-то мыслим, когда желаем мыслить и выразить ничто».
В той фразе о единстве бытия и ничто, которая дает повод для упреков в нарушении Гегелем «правила Парменида», Гегель, напротив, это правило утверждает. Ведь сказано: «одно и то же - мысль, и то о чем эта мысль». Мысль о «ничто» оказывается тождественной бытию, данному как мысль. А иного «истинно сущего» бытия и не существует - будь то по Пармениду или по Гегелю.
«Мышление и то, ради чего существует мысль, суть одно и то же. Ибо без сущего, в котором оно высказывается, ты не найдешь мышление…», - эту мысль Гегель оценивает как основную у Парменида и, более того, он полагает эту мысль началом философии в собственном смысле слова.
«Мышление производит себя, и производимое есть мысль. Мышление, следовательно, тождественно со своим бытием, ибо нет ничего кроме бытия». - это основная идея философии самого Гегеля.
А все остальное - от лукавого.
«История России как бы закончилась на этом». - тоже от лукавого и от лукавства.
Нет нулевой точки и не было. История России не начиналась и не заканчивалась, она только «есть». Это ее «есть» актуально-ничтожно, и действительно непонятно, как это «ничто» показывать, да и стоит ли?
Но сама мысль о «ничто» - есть уже НЕЧТО сущее.
Более справедливой представляется оценка Christian Science Monitor:
«Над головой зрителей плыли тяжеловесные идеалы государства, серп и молот, гигантские бюсты идеализированных рабочего и колхозницы. А внизу сверкала Москва.
По сцене ездили автомобили 1950-х годов, а дядя Степа, милиционер из советских детских стихов, помогал пешеходам безопасно переходить улицу. Вся наигранность куда-то исчезла. Наконец на олимпийском стадионе мы видели НЕЧТО, что берет свое начало в самом сердце России - строчки из стихов, услышанных в далеком детстве, сцены из историй, передаваемых из поколения в поколение - не идеальных, но, тем не менее, горячо любимых.
Это и есть мы, как будто говорили авторы церемонии открытия».
Фотографии из блогов:
Линк
Линк
Оригинал взят у civil_disput в ГЕГЕЛЬ 011. Олимпиада в Сочи в оценках Парменида, Гегеля и Christian Science Monitor
Это наследование есть одновременно и получение наследства, и вступление во владение этим наследством. Оно является душой каждого последующего поколения, его духовной субстанцией, ставшей чем-то привычным, его принципами, предрассудками и богатствами; и вместе с тем это полученное наследство низводится получившим его поколением на степень предлежащего материала, видоизменяемого духом. Полученное, таким образом, изменяется, и обработанный материал именно потому, что он подвергается обработке, обогащается и вместе с тем сохраняется». - Гегель, Лекции по истории философии
«История России как бы закончилась на этом. Непонятно как показывать перестройку, лихие девяностые, нефтяные нулевые. А когда сказать нечего - по традиции включаем «Лебединое озеро».
Один из наиболее спорных вопросов - как понимать «ничто» в философии Гегеля?
Вспоминают, в частности, такое его суждение:
«Начало есть не чистое ничто, а такое ничто, из которого должно произойти нечто; бытие, стало быть, уже содержится и в начале. Начало, следовательно, содержит и то и другое, бытие и ничто; оно единство бытия и ничто».
И на этом основании делают вывод, что Гегель смешивает бытие и ничто, нарушая тем самым завет Парменида: есть, собственно, только бытие.
Мне, грешным делом, такие суждения представляются наивными, хотя для них и есть основания в тексте, и мне подобные суждения напоминают советы студентов преподавателям, для которых почти всегда тоже можно найти некие основания.
Студенты, конечно, имеют право высказать свои мнения, но грех молодости склоняет ее забывать о том, что эти мнения сформированы текстом лекций, прочитанных профессором. Одно дело - высказать мнение по поводу чьего-то текста по философии, другое дело, «войти» в эту философию не только на уровне представления о ее текстах.
«Ибо по отношению к мыслям и, в особенности, к спекулятивным мыслям, понимать означает нечто совершенно другое, чем лишь улавливать грамматический смысл слов; здесь понимать не может означать - воспринимать их в себя и все же дать им проникнуть лишь до области представления. Можно поэтому быть знакомым с утверждениями, положениями или, если угодно, мнениями философов, можно потратить много труда, чтобы ознакомиться с основаниями этих мнений и дальнейшей разработкой их, и при всех стараниях не достигнуть главного, а именно понимания рассматриваемых положений. Нет поэтому недостатка в многотомных и, если угодно, ученых историях философии, в которых нет познания самого предмета, на изучение которого положено в них столько труда. Авторов таких историй можно сравнить с животными, прослушавшими все звуки музыкального произведения, но до чувства которых не дошло только одно - гармония этих звуков». - Гегель, Предварительные замечания об истории философии
Вот почему текст, даже если это текст Гегеля, далеко не самый верный ориентир на пути к Гегелю. Ключ к пониманию лежит в смысловой гармонии текста.
Гегель, как прилежный студент, приводит два отрывка из поэмы Парменида.
«Внимай, - говорит богиня, - и узнай, каковы два пути познания. Один, который есть лишь бытие и который не есть небытие, есть тропа убеждения; на нем находится истина; другой, который не есть бытие и который необходимо есть небытие, - о нем я говорю тебе, что он совершенно неразумный путь; ибо небытия ты не можешь ни познать, ни достигнуть, ни высказать».
«Но истинно лишь «есть»; оно не порождено и не преходяще, цело, однородно, неподвижно и бесконечно. Оно не было, оно не будет, а все существует одновременно, все существует теперь, ибо какого рождения ты хочешь искать для него? Как и откуда оно умножится? Что оно рождается из не-сущего - этого я тебе не дозволю ни сказать, ни помыслить…»
Была бы наивной та точка зрения, что ради текстуальной «истины» следует приписать Пармениду запрет на всякое словоупотребление «ничто», ведь он сам несколько раз пользуется этим словом.
Однако мысль о «ничто» есть уже НЕЧТО.
Ничто действительно не может иметь независимого существования, оно способно обрести существование лишь как «мысль о ничто», то есть как бытие.
Собственно, это Гегель и утверждает, давая оценку поэме Парменида:
«И в самом деле, ничто превращается в нечто, когда его мыслят или высказывают; мы что-то говорим, что-то мыслим, когда желаем мыслить и выразить ничто».
В той фразе о единстве бытия и ничто, которая дает повод для упреков в нарушении Гегелем «правила Парменида», Гегель, напротив, это правило утверждает. Ведь сказано: «одно и то же - мысль, и то о чем эта мысль». Мысль о «ничто» оказывается тождественной бытию, данному как мысль. А иного «истинно сущего» бытия и не существует - будь то по Пармениду или по Гегелю.
«Мышление и то, ради чего существует мысль, суть одно и то же. Ибо без сущего, в котором оно высказывается, ты не найдешь мышление…», - эту мысль Гегель оценивает как основную у Парменида и, более того, он полагает эту мысль началом философии в собственном смысле слова.
«Мышление производит себя, и производимое есть мысль. Мышление, следовательно, тождественно со своим бытием, ибо нет ничего кроме бытия». - это основная идея философии самого Гегеля.
А все остальное - от лукавого.
«История России как бы закончилась на этом». - тоже от лукавого и от лукавства.
Нет нулевой точки и не было. История России не начиналась и не заканчивалась, она только «есть». Это ее «есть» актуально-ничтожно, и действительно непонятно, как это «ничто» показывать, да и стоит ли?
Но сама мысль о «ничто» - есть уже НЕЧТО сущее.
Более справедливой представляется оценка Christian Science Monitor:
«Над головой зрителей плыли тяжеловесные идеалы государства, серп и молот, гигантские бюсты идеализированных рабочего и колхозницы. А внизу сверкала Москва.
По сцене ездили автомобили 1950-х годов, а дядя Степа, милиционер из советских детских стихов, помогал пешеходам безопасно переходить улицу. Вся наигранность куда-то исчезла. Наконец на олимпийском стадионе мы видели НЕЧТО, что берет свое начало в самом сердце России - строчки из стихов, услышанных в далеком детстве, сцены из историй, передаваемых из поколения в поколение - не идеальных, но, тем не менее, горячо любимых.
Это и есть мы, как будто говорили авторы церемонии открытия».
Фотографии из блогов:
Линк
Линк