(no subject)
Я чувствую как на твоих губах
Горчит умильный привкус недотроги.
Ты ревностно читаешь о тревоге
И пишешь о несбыточных мечтах.
Ты любишь первый снег и первый стон.
Ты неумело прячешь отговорки
И по ночам распахиваешь створки суицидально выбитых окон.
О боже мой, какая красота!
Мне б на колено пасть, целуя руки.
Но я узнал торжественность разлуки
И пафос окрапленного креста.
О боже мой, прекрасная печаль.
Молитвенно застывшая Афина.
Как жаль что в черством сердце пилигрима
Не расцветет твоя святая сталь.
И я гляжу как ты целуешь лист
И детский лепет возвышаешь в станцы.
И я конечно не смогу остаться,
Став новой тенью в трауре кулис.
Крис Аивер.
Горчит умильный привкус недотроги.
Ты ревностно читаешь о тревоге
И пишешь о несбыточных мечтах.
Ты любишь первый снег и первый стон.
Ты неумело прячешь отговорки
И по ночам распахиваешь створки суицидально выбитых окон.
О боже мой, какая красота!
Мне б на колено пасть, целуя руки.
Но я узнал торжественность разлуки
И пафос окрапленного креста.
О боже мой, прекрасная печаль.
Молитвенно застывшая Афина.
Как жаль что в черством сердце пилигрима
Не расцветет твоя святая сталь.
И я гляжу как ты целуешь лист
И детский лепет возвышаешь в станцы.
И я конечно не смогу остаться,
Став новой тенью в трауре кулис.
Крис Аивер.