Читка как театральный жанр: опыт фестивалей «Любимовка» и «Территория» 2010
Выступление orlandina-annaна студенческой конференции
Жанр читки, укоренившийся в России стараниями драматургических фестивалей, сам по себе достаточно своеобразен и может приобретать разные формы, в зависимости от поставленных целей, что наглядно продемонстрировали Любимовка и Территория-2010.
«Любимовка» - фестиваль молодой драматургии, существующий с 1990 года. С историей этого фестиваля связаны первые пьесы и первая известность многих драматургов - братьев Пресняковых, Юрия Клавдиева, Павла Пряжко, братьев Дурненковых. В рамках очередной «Любимовки», состоявшейся в театре.DOC в сентябре 2010 года, состоялась 31 читка новых российских и зарубежных пьес, отобранных экспертным советом.
«Любимовка», представляющая собой драматургическую лабораторию, ставит целью открытие новых имен, попытку познакомить заинтересованную общественность с потенциальными авторами, предоставить начинающим драматургам стартовую площадку и возможность пообщаться с коллегами, услышать мнение профессионального круга. С другой стороны, Любимовка и примыкающие к ней мероприятия, как-то Лаборатория в Ясной Поляне, имеют целью выращивание творческих тандемов драматургов и режиссеров, нахождение общего языка между авторами и театральными практиками, и в итоге - продвижение современных текстов в репертуарном театре в адекватной им форме. Эти цели, во многом, обуславливают тот формат читки, в котором текст представляется публике: режиссеры, работающие с текстом, должны признать приоритет автора и проявить максимум деликатности в ущерб своим режиссерским амбициям. Читки на Любимовке - это в большинстве случаев целиком звучащий текст, актеры, сидящие на стульях и читающие текст с листа. Минимум мизансценирования, минимум игры. Симптоматичным стал скандал на Любимовке-2010, устроенный украинским автором Максимом Конякой во время читки своей пьесы. Актеры играли жирно, утрировали образы и внешнюю характерность, и обескураженный автор не утерпел: выскочил на сцену, отнял бумажки с текстом у одного из актеров, и размахивая ими, произнес душераздирающий, не очень цензурный, монолог на украинском языке: о том, что стоило ли ехать в Москву на продвинутый фестиваль, чтобы увидеть то, что можно увидеть в любом местном театре.
При приоритетной позиции драматурга, сложился круг режиссеров, признанных мастерами любимовских читок - Александр Вартанов, Руслан Маликов, Михаил Угаров. Однако декларируемая драматургами ноль-позиция в отношении текста, стремление к воспроизведению текста в его первозданности, по большей части, утопичны. Любое публичное воспроизведение текста группой актеров при руководстве режиссера - это в любом случае вмешательство в авторский замысел, его, пусть и неочевидная, интерпретация. Лучшие читки «Любимовки» - отнюдь не механическое воспроизведение текста. Из примеров 2010 года можно привести читку пьесы прозаика Романа Сенчина «Суббота» в постановке ученика Л. Хейфица Алексея Жирякова. Монотонный, бессобытийный текст, трудно воспринимаемый глазом, благодаря точным интонациям, зазвучал драматически - режиссер сумел вытащить из него иронию и ощущение экзистенциального ужаса. Другой пример - читка пьесы Максима Курочкина «Класс Бенто Бончева». Читка стала этапом на пути к созданию полноценного спектакля, премьера которого состоялась несколько дней назад. В читке, в которой участвовали как молодые актеры доковского, новодрамовского круга - Игорь Стам, Александра Ребенок, так и представители традиционного репертуарного театра - Михаил Ремизов, Диана Рахимова, были четко проработанные отношения героев, расставленые акценты. Примечательно, что в интересах будущего спектакля драматург написал новую сцену, целый монолог, ранее отсутствовавший в пьесе, - по просьбе режиссера Михаила Угарова - идеолога драматургического движения, декларирующего неприкосновенность авторского творчества. Некая изолированность драматургического движения, его андерграундность и противостояние не принявшей его системе репертуарного театра обостряет позиции. Если со стороны некоторых театральных деятелей, руководителей театров звучат мало соответствующие действительности огульные обвинения всего драматургического движения в мелкотемье, маргинальности и склонности к чернухе, то идеологи новой драмы, в свою очередь, заявляют о неприкосновенности авторского текста, о недопустимости режиссерского произвола. Разница между произволом и интерпретацией, между тем, довольно призрачна и субъективна. Борьба за права автора была обоснованна и эмоционально понятна, когда, например, в МХТ вышел малоудачный и архаичный спектакль Николая Скорика «Последний день лета», безуспешно пытавшийся раскрыть экспериментальный текст братьев Дурненковых старыми ключами. Для начинающих авторов, для молодого движения подобные случаи могли быть серьезным препятствием на пути к театру. Однако, сейчас, когда Владимир Сорокин хлопает дверью и грозиться подать в суд на Андрея Могучего за искажение его текста в спектакле «Негамлет», когда драматургическое сообщество кипит гневом в блогах по поводу спектакля-перфоманса Филиппа Григорьяна, пренебрегшего смыслами текста Пряжко и использовавшего его «Поле» для своих отвлеченных метафизических построений, это кажется опасным признаком полного расхождения драматургического движения с современным реально существующим театром, что обедняет, неизбежно, обе стороны этого спора.
Интересно, что модель конфликта драматурга и режиссера, притяжение авторов и театральных практиков разных поколений и их неизбежное взаимоотталкивание, находит свое подтверждение в истории. Так, например, в середине 70-х годов ученики третьей Арбузовской студии совместно с молодыми режиссерами, студентами Попова и Кнебель - пытались создать театр современной пьесы. Так называемая студия на Мытной просуществовала совсем недолго, и так и не выпустила ни одного спектакля. Одной, а может, и главной причиной этой неудачи было недоверие драматургов к режиссерам, боязнь за судьбу своих текстов, взаимные амбиции.
Межу тем, модель любимовской читки, театр, полностью сфокусированный на тексте в проекции на театральную практику порождает массу дискуссионных вопросов. Единственным, хотя и немаловажным аргументом возможности применения читки как режиссерского приема стал общепризнанный успех спектакля «Жизнь удалась» Михаила Угарова и Марата Гацалова, первого спектакля театра.DOC, получившего «Золотую Маску», правда, со своеобразной формулировкой «За смелость и точность художественного диагноза языковой реальности, в которой живет современная Россия».
Тем не менее, последние успехи и завоевания Новой драмы в области практического театра связаны с театром режиссерским, иногда эстетским, визуальным, подчеркнуто невербальным. В качестве примера можно назвать спектакли «Изотов» Андрея Могучего по пьесе Михаила Дурненкова и «Я - пулеметчик» Владимира Панкова, применившего свой метод саундрамы к тексту Юрия Клавдиева.
Фестиваль «Любимовка-2010» обнаружил противоречия, заложенные в нем самом: созданный как лаборатория для выращивания новых драматургов, но открытый для посещения интересующейся публики, он стал жертвой малосовместимых интересов: интереса молодого автора, заинтересованного в самопрезентации и оценках профессионалов, и интереса публики, видящей в любимовских читках лишь вариант театрального зрелища и часто судящая об увиденном с позиции разочарованного зрителя.
В этом году, когда на фестивале, пытавшемся избежать упреков в использовании одних и тех же, хорошо известных, имен, было множество дебютантов, а следовательно далеко не совершенных текстов, этот конфликт интересов выразился особенно болезненно. Режиссеры, вынужденные думать о зрелищности, о смотрибельности своего продукта, были обвинены в самовольном манипулировании текстом, а главным камнем преткновения и темой широкой дискуссии в ЖЖ стал вдруг обнаруживший себя кризис любимовских обсуждений. Свободная дискуссия без четко регламентированного формата обычно состоит из всевозможных хвалебных речей коллег, хорошо представляющих себе публичные страдания дебютантов, критических замечаний случайной публики и горячих споров скорее не о пьесе, а о теме, поднятой в ней. Запоминающимся примером была читка вербатима Владимира Забалуева и Алексея Зензинова о матерях призывников несколько лет назад, когда публика переругалась на тему армии, дедовщины, оправданности и аморальности откоса. Любимовские обсуждения порой были интереснее, чем сами читки, и если даже дискуссия отходила от критики самого текста, автор мог понять, насколько задела его пьеса слушателей, какие реакции она вызывает и какие темы и позиции считываются в тексте.
В этом году группа любимовских деятелей стала проводить мысль о том, что юный автор нуждается лишь в профессиональных конкретных советах: например, переписать финал, убрать такую-то сцену, укрупнить тот или иной образ. Популярности этой идее добавила международная программа Любимовки, представленная в этом году. В рамках нее американский драматург и теоретик драмы Эрик Рамзей рассказал об американском опыте, который и основывается на этой схеме. Другое дело, что подобные мероприятия в США посещают не просто интересующиеся театром люди, а профессионалы, то есть продюсеры, антрепренеры и режиссеры. Подобный тип обсуждения имеет характер производственного совещания и возможен скорее в рамках специализированного семинара, а не публичного показала победителей фестиваля.
Фестиваль «Территория», придуманный как фестиваль-школа для студентов театральных вузов со всей России, прошел в этом году в пятый раз. Организованный при поддержке Немецкого культурного центра им. Гете, фестиваль представлял современное искусство Берлина. В рамках драматургического блока состоялось пять читок новых немецких пьес. «Территория» представила иную разновидность читки. Этот способ идет не от текста, а от театра, не от драматурга, а от режиссера и актера. Читки «Территории» стали попыткой укоренить в России популярное на Западе движение по освоению театрами не предназначенных для театра пространств. Таким образом, как будто следуя своему названию, фестиваль проводил экспансию, расширяющую территорию театра в жизни современного общества.
Читка пьесы Мариуса фон Майенбурга «Камень» проходила в сквере у шлюза на Яузе, читка пьесы Фалька Рихтера «Помешательство» - на катке в Торговом центре «Европейский», читка пьесы Андреса Файеля и Гезене Шмидта «Удар» - в спортивном зале средней школы. Уже своим местом проведения читки «Территории» задали непростую задачу актерам и режиссерам, часть которых была учениками «Территории» прошлых лет. Таким образом, фестиваль выполнял свою педагогическую задачу как фестиваль-школа. Читки «Территории» представляли собой эскизы спектаклей, и по жанру были ближе не к читкам как таковым, а к пришедшему с Запада жанру «work in progress», что обозначает промежуточную стадию создания спектакля, открытую репетицию. Элементы оформления, режиссерское решение, игра актеров - все здесь можно описывать как спектакль, по крайней мере его замысел. В спортивном зале школы, где играли читку пьесы «Удар», в глаза бросались баскетбольные кольца, тяжелые стулья с железными ножками и свастика, налепленная промышленным скотчем на стенах. Документальная пьеса о том, как 17-летние пацаны из бедных семей, одуревшие от безделья и тотального бесперспективняка, забили до смерти своего приятеля за то, что он еврей, искала важные для всех, а для нашей страны в особенности, ответы на вопросах об истоках бытового фашизма, подчас вырастающего из социальной неблагоустроенности.
Пьеса «Помешательство» - о человеческом одиночестве и неумении общаться - на фоне ненормальных заморозков - представлялась на катке, где действительно было невыносимо холодно, зрители примерзали к пластиковым стульчикам на трибунах, а актеры скользили на коньках.
Интересным идеям в какой-то степени мешали технические проблемы - например, неизбежно плохая акустика в нетеатральных пространствах. Для немецких пьес, традиционно обладающих сложной, фрагментарной структурой, с флешбэками, с разветвленной системой персонажей, это особенно критично.
Любопытно, что жизнь, на встречу которой так активно пошла драматургия стараниями «Территоррии», встретила эту драматургию в России не очень приветливо. Последняя читка, проходившая в сквере у Музея им. Сахарова, рядом с фрагментом Берлинской стены, вызвала повышенное внимание стражей порядка - из-за вмешательства милиции, расценившего читку как несанкционированное общественное мероприятие, текст читали в сокращенном варианте и с заменой нецензурной лексики ценузрными эквивалентами.
Таким образом, читка на сегодняшний день фактически существует как самостоятельный театральный жанр. Она может быть этапом на пути к полноценному спектаклю, как это бывало со многими спектаклями DOC’а и Центра драматургии и режиссуры, а может быть и единственным публичным представлением текста. Порой, многие сильные тексты, попадающие на Любимовку, завершают свою сценическую судьбу именно на этой стадии, и тогда читка становится фестивальным событием, сценическим произведением, существующим только в рамках фестиваля. Таким образом, читка на сегодняшний день не ограничена функцией представления текста: в условиях затрудненного взаимодействия репертуарного театра и современной драматургии, она стала формой театрального бытования текста. В ином случае, как это было продемонстрировано фестивалем «Территория», читка - это демократичный способ показать свое мастерство, лабораторная форма, позволяющая театральным практикам публично поработать с неизвестной, трудной драматургией.
Жанр читки, укоренившийся в России стараниями драматургических фестивалей, сам по себе достаточно своеобразен и может приобретать разные формы, в зависимости от поставленных целей, что наглядно продемонстрировали Любимовка и Территория-2010.
«Любимовка» - фестиваль молодой драматургии, существующий с 1990 года. С историей этого фестиваля связаны первые пьесы и первая известность многих драматургов - братьев Пресняковых, Юрия Клавдиева, Павла Пряжко, братьев Дурненковых. В рамках очередной «Любимовки», состоявшейся в театре.DOC в сентябре 2010 года, состоялась 31 читка новых российских и зарубежных пьес, отобранных экспертным советом.
«Любимовка», представляющая собой драматургическую лабораторию, ставит целью открытие новых имен, попытку познакомить заинтересованную общественность с потенциальными авторами, предоставить начинающим драматургам стартовую площадку и возможность пообщаться с коллегами, услышать мнение профессионального круга. С другой стороны, Любимовка и примыкающие к ней мероприятия, как-то Лаборатория в Ясной Поляне, имеют целью выращивание творческих тандемов драматургов и режиссеров, нахождение общего языка между авторами и театральными практиками, и в итоге - продвижение современных текстов в репертуарном театре в адекватной им форме. Эти цели, во многом, обуславливают тот формат читки, в котором текст представляется публике: режиссеры, работающие с текстом, должны признать приоритет автора и проявить максимум деликатности в ущерб своим режиссерским амбициям. Читки на Любимовке - это в большинстве случаев целиком звучащий текст, актеры, сидящие на стульях и читающие текст с листа. Минимум мизансценирования, минимум игры. Симптоматичным стал скандал на Любимовке-2010, устроенный украинским автором Максимом Конякой во время читки своей пьесы. Актеры играли жирно, утрировали образы и внешнюю характерность, и обескураженный автор не утерпел: выскочил на сцену, отнял бумажки с текстом у одного из актеров, и размахивая ими, произнес душераздирающий, не очень цензурный, монолог на украинском языке: о том, что стоило ли ехать в Москву на продвинутый фестиваль, чтобы увидеть то, что можно увидеть в любом местном театре.
При приоритетной позиции драматурга, сложился круг режиссеров, признанных мастерами любимовских читок - Александр Вартанов, Руслан Маликов, Михаил Угаров. Однако декларируемая драматургами ноль-позиция в отношении текста, стремление к воспроизведению текста в его первозданности, по большей части, утопичны. Любое публичное воспроизведение текста группой актеров при руководстве режиссера - это в любом случае вмешательство в авторский замысел, его, пусть и неочевидная, интерпретация. Лучшие читки «Любимовки» - отнюдь не механическое воспроизведение текста. Из примеров 2010 года можно привести читку пьесы прозаика Романа Сенчина «Суббота» в постановке ученика Л. Хейфица Алексея Жирякова. Монотонный, бессобытийный текст, трудно воспринимаемый глазом, благодаря точным интонациям, зазвучал драматически - режиссер сумел вытащить из него иронию и ощущение экзистенциального ужаса. Другой пример - читка пьесы Максима Курочкина «Класс Бенто Бончева». Читка стала этапом на пути к созданию полноценного спектакля, премьера которого состоялась несколько дней назад. В читке, в которой участвовали как молодые актеры доковского, новодрамовского круга - Игорь Стам, Александра Ребенок, так и представители традиционного репертуарного театра - Михаил Ремизов, Диана Рахимова, были четко проработанные отношения героев, расставленые акценты. Примечательно, что в интересах будущего спектакля драматург написал новую сцену, целый монолог, ранее отсутствовавший в пьесе, - по просьбе режиссера Михаила Угарова - идеолога драматургического движения, декларирующего неприкосновенность авторского творчества. Некая изолированность драматургического движения, его андерграундность и противостояние не принявшей его системе репертуарного театра обостряет позиции. Если со стороны некоторых театральных деятелей, руководителей театров звучат мало соответствующие действительности огульные обвинения всего драматургического движения в мелкотемье, маргинальности и склонности к чернухе, то идеологи новой драмы, в свою очередь, заявляют о неприкосновенности авторского текста, о недопустимости режиссерского произвола. Разница между произволом и интерпретацией, между тем, довольно призрачна и субъективна. Борьба за права автора была обоснованна и эмоционально понятна, когда, например, в МХТ вышел малоудачный и архаичный спектакль Николая Скорика «Последний день лета», безуспешно пытавшийся раскрыть экспериментальный текст братьев Дурненковых старыми ключами. Для начинающих авторов, для молодого движения подобные случаи могли быть серьезным препятствием на пути к театру. Однако, сейчас, когда Владимир Сорокин хлопает дверью и грозиться подать в суд на Андрея Могучего за искажение его текста в спектакле «Негамлет», когда драматургическое сообщество кипит гневом в блогах по поводу спектакля-перфоманса Филиппа Григорьяна, пренебрегшего смыслами текста Пряжко и использовавшего его «Поле» для своих отвлеченных метафизических построений, это кажется опасным признаком полного расхождения драматургического движения с современным реально существующим театром, что обедняет, неизбежно, обе стороны этого спора.
Интересно, что модель конфликта драматурга и режиссера, притяжение авторов и театральных практиков разных поколений и их неизбежное взаимоотталкивание, находит свое подтверждение в истории. Так, например, в середине 70-х годов ученики третьей Арбузовской студии совместно с молодыми режиссерами, студентами Попова и Кнебель - пытались создать театр современной пьесы. Так называемая студия на Мытной просуществовала совсем недолго, и так и не выпустила ни одного спектакля. Одной, а может, и главной причиной этой неудачи было недоверие драматургов к режиссерам, боязнь за судьбу своих текстов, взаимные амбиции.
Межу тем, модель любимовской читки, театр, полностью сфокусированный на тексте в проекции на театральную практику порождает массу дискуссионных вопросов. Единственным, хотя и немаловажным аргументом возможности применения читки как режиссерского приема стал общепризнанный успех спектакля «Жизнь удалась» Михаила Угарова и Марата Гацалова, первого спектакля театра.DOC, получившего «Золотую Маску», правда, со своеобразной формулировкой «За смелость и точность художественного диагноза языковой реальности, в которой живет современная Россия».
Тем не менее, последние успехи и завоевания Новой драмы в области практического театра связаны с театром режиссерским, иногда эстетским, визуальным, подчеркнуто невербальным. В качестве примера можно назвать спектакли «Изотов» Андрея Могучего по пьесе Михаила Дурненкова и «Я - пулеметчик» Владимира Панкова, применившего свой метод саундрамы к тексту Юрия Клавдиева.
Фестиваль «Любимовка-2010» обнаружил противоречия, заложенные в нем самом: созданный как лаборатория для выращивания новых драматургов, но открытый для посещения интересующейся публики, он стал жертвой малосовместимых интересов: интереса молодого автора, заинтересованного в самопрезентации и оценках профессионалов, и интереса публики, видящей в любимовских читках лишь вариант театрального зрелища и часто судящая об увиденном с позиции разочарованного зрителя.
В этом году, когда на фестивале, пытавшемся избежать упреков в использовании одних и тех же, хорошо известных, имен, было множество дебютантов, а следовательно далеко не совершенных текстов, этот конфликт интересов выразился особенно болезненно. Режиссеры, вынужденные думать о зрелищности, о смотрибельности своего продукта, были обвинены в самовольном манипулировании текстом, а главным камнем преткновения и темой широкой дискуссии в ЖЖ стал вдруг обнаруживший себя кризис любимовских обсуждений. Свободная дискуссия без четко регламентированного формата обычно состоит из всевозможных хвалебных речей коллег, хорошо представляющих себе публичные страдания дебютантов, критических замечаний случайной публики и горячих споров скорее не о пьесе, а о теме, поднятой в ней. Запоминающимся примером была читка вербатима Владимира Забалуева и Алексея Зензинова о матерях призывников несколько лет назад, когда публика переругалась на тему армии, дедовщины, оправданности и аморальности откоса. Любимовские обсуждения порой были интереснее, чем сами читки, и если даже дискуссия отходила от критики самого текста, автор мог понять, насколько задела его пьеса слушателей, какие реакции она вызывает и какие темы и позиции считываются в тексте.
В этом году группа любимовских деятелей стала проводить мысль о том, что юный автор нуждается лишь в профессиональных конкретных советах: например, переписать финал, убрать такую-то сцену, укрупнить тот или иной образ. Популярности этой идее добавила международная программа Любимовки, представленная в этом году. В рамках нее американский драматург и теоретик драмы Эрик Рамзей рассказал об американском опыте, который и основывается на этой схеме. Другое дело, что подобные мероприятия в США посещают не просто интересующиеся театром люди, а профессионалы, то есть продюсеры, антрепренеры и режиссеры. Подобный тип обсуждения имеет характер производственного совещания и возможен скорее в рамках специализированного семинара, а не публичного показала победителей фестиваля.
Фестиваль «Территория», придуманный как фестиваль-школа для студентов театральных вузов со всей России, прошел в этом году в пятый раз. Организованный при поддержке Немецкого культурного центра им. Гете, фестиваль представлял современное искусство Берлина. В рамках драматургического блока состоялось пять читок новых немецких пьес. «Территория» представила иную разновидность читки. Этот способ идет не от текста, а от театра, не от драматурга, а от режиссера и актера. Читки «Территории» стали попыткой укоренить в России популярное на Западе движение по освоению театрами не предназначенных для театра пространств. Таким образом, как будто следуя своему названию, фестиваль проводил экспансию, расширяющую территорию театра в жизни современного общества.
Читка пьесы Мариуса фон Майенбурга «Камень» проходила в сквере у шлюза на Яузе, читка пьесы Фалька Рихтера «Помешательство» - на катке в Торговом центре «Европейский», читка пьесы Андреса Файеля и Гезене Шмидта «Удар» - в спортивном зале средней школы. Уже своим местом проведения читки «Территории» задали непростую задачу актерам и режиссерам, часть которых была учениками «Территории» прошлых лет. Таким образом, фестиваль выполнял свою педагогическую задачу как фестиваль-школа. Читки «Территории» представляли собой эскизы спектаклей, и по жанру были ближе не к читкам как таковым, а к пришедшему с Запада жанру «work in progress», что обозначает промежуточную стадию создания спектакля, открытую репетицию. Элементы оформления, режиссерское решение, игра актеров - все здесь можно описывать как спектакль, по крайней мере его замысел. В спортивном зале школы, где играли читку пьесы «Удар», в глаза бросались баскетбольные кольца, тяжелые стулья с железными ножками и свастика, налепленная промышленным скотчем на стенах. Документальная пьеса о том, как 17-летние пацаны из бедных семей, одуревшие от безделья и тотального бесперспективняка, забили до смерти своего приятеля за то, что он еврей, искала важные для всех, а для нашей страны в особенности, ответы на вопросах об истоках бытового фашизма, подчас вырастающего из социальной неблагоустроенности.
Пьеса «Помешательство» - о человеческом одиночестве и неумении общаться - на фоне ненормальных заморозков - представлялась на катке, где действительно было невыносимо холодно, зрители примерзали к пластиковым стульчикам на трибунах, а актеры скользили на коньках.
Интересным идеям в какой-то степени мешали технические проблемы - например, неизбежно плохая акустика в нетеатральных пространствах. Для немецких пьес, традиционно обладающих сложной, фрагментарной структурой, с флешбэками, с разветвленной системой персонажей, это особенно критично.
Любопытно, что жизнь, на встречу которой так активно пошла драматургия стараниями «Территоррии», встретила эту драматургию в России не очень приветливо. Последняя читка, проходившая в сквере у Музея им. Сахарова, рядом с фрагментом Берлинской стены, вызвала повышенное внимание стражей порядка - из-за вмешательства милиции, расценившего читку как несанкционированное общественное мероприятие, текст читали в сокращенном варианте и с заменой нецензурной лексики ценузрными эквивалентами.
Таким образом, читка на сегодняшний день фактически существует как самостоятельный театральный жанр. Она может быть этапом на пути к полноценному спектаклю, как это бывало со многими спектаклями DOC’а и Центра драматургии и режиссуры, а может быть и единственным публичным представлением текста. Порой, многие сильные тексты, попадающие на Любимовку, завершают свою сценическую судьбу именно на этой стадии, и тогда читка становится фестивальным событием, сценическим произведением, существующим только в рамках фестиваля. Таким образом, читка на сегодняшний день не ограничена функцией представления текста: в условиях затрудненного взаимодействия репертуарного театра и современной драматургии, она стала формой театрального бытования текста. В ином случае, как это было продемонстрировано фестивалем «Территория», читка - это демократичный способ показать свое мастерство, лабораторная форма, позволяющая театральным практикам публично поработать с неизвестной, трудной драматургией.