В продолжение
темы про командную экономику приведу отрывок из книги Эндрю Уолдера «Китай при Мао. Революция, пущенная под откос» посвящённый экономической модели, которую скопировал Мао в СССР.
«Что обеспечило успех социалистической модели развития? Наиболее важный фактор ускоренного и устойчивого роста - рыночный спрос и финансовые рынки не выступали в ней ведущей экономической силой. За сравнительно короткую историю капиталистической системы флуктуации в совокупном спросе и нестабильность финансовых рынков провоцировали периодические экономические кризисы и депрессии. К тому времени представлялось, что такие критические моменты становились все более острыми и все более растянутыми во времени. Некоей кульминацией стала Великая депрессия 1930-х гг. Рыночный спрос не был ведущим фактором экономической активности в советской системе, где, кроме того, фактически не было финансовых рынков. В плановой экономике государственные структуры обеспечивают реальный спрос за счет предоставления предприятиям обязательных к исполнению производственных планов, показатели которых увеличиваются из года в год. Финансирование обеспечивается государством, распределяющим средства и операционный капитал через государственную банковскую систему, исходя из им же установленных производственных планов. Таким образом, в советской модели просто отсутствовала та нестабильность, которая характеризует капитализм.
Советская система была разработана с целью ускоренного формирования капитала. Темпы роста экономики устанавливали не потребительские прихоти и решения по сбережениям отдельных домохозяйств и не инвестиционная и производственная политика частных предприятий. Именно государство самостоятельно регулировало уровни как потребления, так и инвестиций. В планировании по советской модели приоритеты определялись исходя из двух основных типов вложений: продуктивные и непродуктивные. Продуктивные инвестиции позволяют увеличить выпуск средств производства, которые нужны фабрикам для производства иных товаров. Под эту категорию подпадают все отрасли экономики, которые ассоциируются в современном понимании с промышленной мощью: горное дело, металлургия, химическая промышленность, нефтяная промышленность, машиностроение, автотранспорт, авиация, производство вооружений и инфраструктурные объекты, обслуживающие эти отрасли. Непродуктивные инвестиции - фактически все, имеющее отношение к потребителям и не использующееся в дальнейшем в производстве. Это в первую очередь любые потребительские товары: одежда, предметы интерьера, велосипеды, персональные телефоны и личные ТС. Это и предназначенные под личное потребление отрасли розничной торговли и услуг. Сюда же попадает и жилье: сразу же после заселения в них людей квартиры теряют в цене и сами по себе непосредственно не участвуют в материальном производстве.
Советская модель добилась стремительного роста через значительные инвестиционные вливания в те сектора экономики, которые считались продуктивными, при игнорировании всего непродуктивного. Именно поэтому зрелые социалистические экономики известны своей массированной тяжелой промышленностью при недоразвитой сфере производства потребительских товаров и перенаселенном некачественном жилищном секторе. Считалось допустимым принести в жертву интересы потребителей в обмен на формирование основы тяжелой промышленности, на которой можно было бы воздвигнуть современную экономику и сильную национальную оборону.
С точки зрения социалистических экономик непродуктивные вложения - расточительство и значительный недостаток капиталистической модели развития. Затратные потребительские секторы современных капиталистических экономик воспринимались как социально и экономически иррациональные. Капиталистические экономики тратят огромные ресурсы исключительно на стимулирование потребительского спроса. Примеров этому множество. Модели телевизоров, аудиосистем и личных ТС каждый год переделываются с тем, чтобы привлечь покупателей. Значительные средства выделяются на маркетинг и рекламу, направленные на убеждение потребителей в необходимости совершить покупку. Множество практически идентичных товаров конкурируют за любовь потребителя при помощью дорогой упаковки, которая призвана обратить на себя внимание покупателя в магазине. Целые сектора экономики - маркетинг, розничные продажи, реклама - занимаются исключительно бесполезным занятием убеждения людей в необходимости купить товары сомнительной ценности. Когда же новый потребительский товар все-таки куплен, то выбрасывается его все еще применимый, но уже немодный аналог . Для классического экономиста советской формации капитализм представляется империей бесполезных трат. Ресурсы, которые могли бы пойти на общественно полезные задачи, тратятся на непродуктивную деятельность, направленную исключительно на обеспечение циркуляции товаров и стимулирование ненужных семейных расходов. Все эти аргументы привлекали государственных лидеров, которые хотели найти экономическую модель, способствующую ускоренной индустриализации.
Для обеспечения максимально возможного уровня инвестиций в продуктивные отрасли государство обеспечивало себе собственность над всеми полезными активами и финансовым сектором. Крупных частных предприятий и финансовых структур просто не могло существовать. Все решения по производству и инвестициям принимали государственные плановые органы. Финансовый сектор, переставая быть опасным источником экономической нестабильности, теперь лишь распределял ресурсы в соответствии с государственным производственным планом. Подобный расклад также возлагал на плановые структуры ответственность за определение цен на абсолютное большинство товаров. Государственная политика ценообразования позволяла направлять ресурсы в желательные сектора экономики [Kornai 1992: 131-159].
Самый яркий пример контроля над ценами мы видим в сельском хозяйстве, которое было призвано поставлять быстрорастущему городскому населению дешевые продовольственные товары. Коллективные хозяйства были основой этой системы, поскольку они управлялись представителями госструктур, которые обеспечивали контроль над производством и распределением урожаев. Коллективные хозяйства обязаны были сдавать свои квоты по зерну и иным товарам по низким ценам. Фактически извлекаемые из сельской местности излишки направлялись на поддержку развития промышленности в городах. Дешевая еда - существенный фактор генерации роста: низкие цены на основные продовольственные товары обеспечивали более низкую стоимость жизни в городах и, соответственно, позволяли государству платить городским рабочим меньше. В сочетании с ограниченными вложениями в потребительские товары и жилье для городских работников государственные секторы экономики могли располагать большими поступлениями, которые направлялись на дальнейшее расширение (продуктивных) отраслей. Простую, по сути, советскую экономическую модель можно свести к следующему постулату: государство ограничивает улучшения условий жизни населения в пользу сбережения средств и поддержания инвестиций в промышленность. Потребителям оставалось дожидаться процветания на каком-то более позднем этапе экономического развития.
Советская модель развития сформировала поразительно простую управленческую парадигму. Каждый год фабрики получали два плана: производственный план и план снабжения. Производственный план представлял собой таблицу, где по строкам прописывались ежегодные квоты, устанавливаемые плановыми структурами для различных наименований товара, а в столбиках указывались конечные потребители, те, кому эти товары должны были быть проданы. План снабжения был оборотной стороной производственного плана: в строках указывались квоты на различные материалы, которых, по оценке плановых органов, было достаточно для выполнения производственных квот; в столбиках - фабрики, на которых предприятиям разрешалось закупать определенные по плану объемы сырья. Вся система организации промышленности представляла собой сеть взаимосвязанных производственных планов и планов снабжения, которые формировали сложные цепочки взаимоотношений между предприятиями и государственными закупочными структурами. [1]
Переговоры между предприятиями были во многом привязаны к производственным планам и планам снабжения. В начале года в любую отдельно взятую компанию наведывались для обсуждения спецификаций товара и сроков поставок покупатели, перечисленные в производственном плане. В свою очередь, компания направляла на указанные в плане снабжения фабрики закупщиков для решения тех же самых вопросов. Если план выполнялся, то транзакции между производителем и поставщиком выполнялись по зафиксированным госструктурами ценам, а средства переводились на счета в госбанках. По финансовому плану каждая отдельная фабрика получала определенный операционный капитал, необходимый для выполнения плана. Выполнение плана обеспечивало получение фабрикой заранее определенного дохода, большая часть которого, впрочем, все равно передавалась государственным органам на финансирование дальнейшего развития промышленности. Небольшая часть доходов фабрики могла удерживаться для выдачи поощрительных выплат управленцам и рядовым сотрудникам.
На первый взгляд может показаться, что в организованной таким образом экономике практически не было пространства для предпринимательства. Это обманчивое впечатление. В планах производства и снабжения всегда были пробелы. Плановые органы стремились способствовать эффективному использованию ресурсов, однако у них не было возможности прибегнуть для этого к ценовым механизмам, которые были лишь средством учета стоимости, сопровождавшим запланированные транзакции. Вместо этого акцент делался на выработке максимально выверенных планов. Не все материалы, необходимые для выполнения производственных квот, учитывались в планах закупок. Плановые структуры исходили из предположения, что управленцы имели запасы сырья на складах, а даже если и нет - что они найдут возможности сэкономить на исходных материалах, например, за счет минимизации отходов при производстве или бережного расходования топлива и энергии.
Еще одна проблемная сторона снабжения была заложена в саму структуру плановой экономики: сырье, поставляемое «в рамках планов», зачастую не отвечало спецификациям, на которых настаивало закупающее предприятие. В планах снабжения не прописывались конкретные параметры товаров, которые необходимо было поставить. О качествах товаров - например, толщине и прочности стали или конкретных размерах и конструкции запчастей - фирмам-закупщикам приходилось договариваться с компанией-поставщиком. В отдельных случаях поставщик мог заявить о невозможности произвести товар, соответствующий прилагаемым спецификациям. Еще более распространенная ситуация сводилась к тому, что поставщик, соглашаясь на обозначенные в спецификации условия, в конечном счете производил товары, которые не отвечали этим условиям. Выхода у оказавшейся в такой ситуации компании особо не было: договорное право, как таковое, существовало лишь номинально, а у поставщика не было глубокой заинтересованности в четком выполнении запросов клиентов, поскольку остаться без этих клиентов в плановой системе было просто невозможно. Исключение составляли ситуации, когда руководитель закупщика имел высокий статус и пользовался значительным влиянием, что позволяло ему уладить вопрос через партийные структуры. Если же не имел - управленцам приходилось по возможности дорабатывать полученные материалы до нужной кондиции или складировать их в надежде когда-нибудь обменять полученный товар на товар нужных параметров.
На практике управленцы реагировали на ограниченность в ресурсах путем обращения к процветающей бартерной торговле - ареале предпринимательства в экосистеме плановой экономики. Социалистические фабрики держали лишь минимальный штат специалистов по сбыту, которым, в сущности, нужно было только сидеть в своих кабинетах и принимать заезжающих к ним конечных потребителей, которые уже были зафиксированы в производственных планах. Отделы снабжения обычно представляли собой гораздо более масштабные департаменты, бывшие в выполнении указанных производственных планов ключевым звеном. Компании рассылали по всей стране специалистов по закупкам в поисках сырья, которое другое предприятие было бы готово обменять на товар, необходимый закупщику. Зачастую специалисты навещали компании, позитивный опыт решения проблем со снабжением с которыми в прошлом уже имелся. Иногда организовывались «совещания по снабжению» - по сути, конференции, которые проводились региональными плановыми органами для содействия предприятиям в решении проблем поставок.
Лучшие планы бюрократов нивелировались здесь общечеловеческой находчивостью. Управленцы предприятий, осознавая, что их возможности по выполнению производственных планов сдерживает лишь нехватка сырья, приберегали на складах большие запасы исходных материалов «на черный день». Это позволяло в течение многих лет перевыполнять контрольные показатели и, не сообщая о фактических объемах производства, складировать излишки. Дополнительно произведенные товары в дальнейшем можно было обменять у других предприятий на сырье для будущего производства. Таким образом у руководителей предприятий вырабатывался менталитет хранения «про запас», который в действительности приводил к складированию большего объема материалов, чем было объективно нужно для производства. Закупщики часто сталкивались с ситуацией, когда организовать прямой обмен необходимыми обеим сторонам сделки материалами оказывалось невозможно. В таких случаях одна из сторон могла согласиться на принятие товаров, которые ей были в принципе не нужны, но которые оказались в дефиците и могли быть обменяны на нужные материалы у другой компании. В результате фабрики складировали большие объемы готовой продукции, которые не продавались потребителям и не имели фактической ценности для производителя, на тот случай, если возникнет возможность обменять эту продукцию на нечто действительно нужное для предприятия. В итоге плановые структуры вовлекали управленцев госкомпаний в весьма сложную игру. Власти пытались оценить объемы неиспользуемых ресурсов и, принимая заведомо жесткие планы, заставить руководство предприятий использовать эти ресурсы. Руководство компаний в свою очередь реагировало на это укрытием сырья и иных товаров для обеспечения возможности участия в бартерной торговле, которая лишь обостряла дефицит снабжения и приводила к формированию огромных запасов продукции на складах.
Для тех людей, которые хорошо разбираются в особенностях механизма рыночной экономики, столь сложная система бартерной торговли может показаться контрпродуктивной и ненужной. На первый взгляд, было бы проще дать рынку устанавливать цены на сверхплановые ресурсы исходя из их дефицитности. Тогда бы фабрики могли просто покупать и продавать недостающие материалы, используя их более эффективно. Стимулируемые желанием трансформировать запасы продукции в денежные средства, предприятия могли бы покончить с затовариванием, сократить дефицит снабжения и способствовать более эффективному расходованию ресурсов экономики в целом.
Кажущаяся очевидность этого решения исключалась несколькими суровыми жизненными реалиями. Во-первых, управленцам предприятий не разрешалось осуществлять денежные операции с компаниями, не указанными в их планах производства или поставок. Корпоративными средствами ведали госбанки, которые разрешали перевод денег между компаниями только на специально разрешенные цели. Во-вторых, работа управленцев предприятий оценивалась исключительно исходя из выполнения этими предприятиями производственных планов. Поскольку управленцы передавали государству практически все доходы своих компаний, у них не было каких-либо экономических стимулов для продажи запасов продукции. Выгодоприобретателем от подобных операций в любом случае оказалось бы государство, а конкретному управленцу все равно пришлось бы столкнуться с нехваткой сырья по непредсказуемым ценам на нестабильных рынках. Наконец, не стоит забывать политические факторы. Существование отдельного свободного рынка дефицитных материалов потенциально означало бы подрыв всей плановой экономики, поскольку руководители предприятий просто перенаправляли бы «плановые» ресурсы в более доходные сектора экономики за пределами плана. Вплоть до последних дней существования СССР советские плановые структуры не были готовы пойти на такую уступку капитализму. В Китае в течение правления «великого кормчего» эта идея предавалась анафеме как самим Мао, так и значительной частью партийного руководства.
Для обозначения недостатков, которые в конечном счете привели к краху описываемой экономической модели, больше, чем кто-либо, сделал венгерский экономист Янош Корнаи. Он весьма точно характеризует советскую экономическую систему как «скованную в ресурсах» по сравнению с рыночной экономикой, которая «ограничена спросом» [Kornai 1979]. В «скованной спросом» экономике производство на уровне отдельных компаний продолжается, пока не заканчиваются покупатели на товар. В отсутствие потребителей оно привело бы к повышению издержек и снижению доходов, что поставило бы под вопрос существование компании в будущем. В социалистической экономике все эти факторы утрачивают свое значение. Государственные планы гарантируют спрос. Для компаний устанавливаются не только производственные квоты, но и списки покупателей, которые должны будут приобрести конкретные объемы товаров, произведенных в течение года. «Ограниченность в ресурсах» социалистической экономики сводится к тому, что производство осуществляется вплоть до выполнения плана или, что не менее существенно, до истечения у компании запасов исходных материалов.
Последний фактор приводит к феномену складирования, который мы описали. Схожие характеристики мы находим в управлении промышленными предприятиями во всех странах, где реализовывалась рассматриваемая модель. Негативное последствие описываемой ситуации - крайне неэффективное использование капитала. Экономическая система, организованная под направление максимальных инвестиций в тяжелую промышленность для стимулирования ускоренного роста, непреднамеренно возводит в принцип расточительное использование ресурсов в приоритетных отраслях. Рыночный капитализм в самом деле может весьма эффективно производить огромные объемы «социально бесполезной» продукции. Однако государственный социализм штампует столь же огромные объемы товаров тяжелой промышленности - обычно низкого качества по причине невысокой эффективности производства.
Работавшие в условиях дефицита предприятия получали субсидии, поскольку в описанной системе даже подумать о закрытии госкомпаний было нельзя. Это связано с несколькими причинами. Любая компания обеспечивает людей в регионе своего нахождения рабочими местами. <...>. Компании фактически обеспечивают финансирование системы социального обеспечения государства. Кроме того, социалистические предприятия организовывали строительство и эксплуатацию ведомственного жилья и предоставление коммунальных услуг своим сотрудникам, которым некуда было податься ни за тем, ни за другим. Наконец, в силу взаимосвязанности производства и снабжения продукция отдельной компании выступала сырьем в планах снабжения других предприятий.
В силу всех указанных причин закрытие социалистического предприятия могло бы сопровождаться расходами, которые в значительной мере превосходили бы в глазах правительства издержки на субсидирование дальнейшей работы. Закрытие компании сопровождалось бы безработицей, подорвало бы обслуживание жилищного фонда и предоставление коммунальных услуг, <...> и вынудило бы плановые структуры искать альтернативные источники поставок товаров, которые производило вышедшее из игры предприятие. Естественно, чем более масштабной была конкретная компания, тем большее значение она играла в качестве работодателя и поставщика, и тем больше средств требовалось на прекращение ее работы по причине бюджетного дефицита. В качестве собственника предприятий зависело от них в той же мере, что и предприятия зависели от правительства.
Результатом крена инвестиций в пользу тяжелой промышленности и мягких бюджетных ограничений в работе предприятий стало значительное отставание промышленного сектора стран советского блока по ресурсам в сравнении с международными компаниями. В экономиках государственного социализма промышленность получала больший объем общих инвестиций, чем в капиталистических экономиках. Эта ситуация сохранялась даже по достижении зрелости социалистической системы после 1965 г. В среднем 40 % общих инвестиций в ее экономике уходило на промышленность (в капиталистических экономиках - 25 %) . Эти цифры в сочетании с ранее отмеченными факторами позволяют со всей очевидностью говорить, что экономический рост в социалистических экономиках обеспечивался за счет перекачки ресурсов в промышленность, а не за счет выработки более эффективных способов использования ресурсов. При этом, исходя из результатов одного исследования, повышенная производительность фабрик в зрелых социалистических экономиках в период с 1960 по 1988 г. давала в среднем лишь 27 % экономического роста (в капиталистических экономиках - 65 %).[2]»
[1] Представленные выводы основаны на расшифровках интервью 1979-1980 гг. с вышедшими на пенсию фабричными управленцами в Гонконге. Интервьюируемые недавно иммигрировали из Китая. Опросы производились в рамках исследования феномена руководства китайской промышленностью [Walder 1986: 270-272, интервьюируемые № 5, 23, 55 и 65]. [Kornai 1992: 110-130] приводит структурный обзор процессов планирования и их реализации на практике.
[2] Рассчитано исходя из данных в [Kornai 1992: 187]. В исследовании Чехословакия, Польша и СССР сопоставляются с Францией, Японией и Великобританией.