Древняя Русь в глобальном контексте
Читаю шеститомную Всемирную историю в 7 книгах (шестой том, посвященный ХХ веку, в двух частях) под редакцией академика А.О. Чубарьяна, масштабный проект, подготовленный Институтом всеобщей истории РАН около 10 лет назад. Ранее читал её частично, а теперь достал в печатном виде и могу ознакомиться более обстоятельно. Интересным показался раздел «Зарождение государств в макробалтийском регионе» за авторством д.и.н. Е.П. Мельниковой, который решил процитировать.
«Территории, широкой дугой охватившие континентальную Европу от Англии и Северной Франции через Скандинавские страны до лесостепной полосы Восточной Европы и заселенные западными и северными германцами и восточными славянами, в VIII-X вв. представляли собой единый регион, в центре которого находилось Балтийское море. Их объединяло несколько геополитических и геоэкономических факторов. Во-первых, все эти земли принадлежали к так называемой «бессинтезной» зоне: на них не распространялось влияние позднеантичной цивилизации, синтез с которой существенно ускорил переход как континентальных германцев, так и южных славян в эпоху Великого переселения народов к государству и обусловил особенности их политического устройства. Даже в Англии, где в I-IV вв. размещались римские легионы и кельтское население подвергалось воздействию римской культуры, переселение германцев, вытеснивших кельтов на запад в Уэльс и Ирландию и на восток - на континент, смело остатки этой культуры, в том числе и материальные: кельто-римские виллы были разграблены и заброшены, города пришли в упадок, латинская письменность осталась достоянием немногих уцелевших и рассеянных по разным обителям монахов. В Скандинавии же, особенно в Дании, куда служившие в римской армии германцы привозили полученные в награду или награбленные римские предметы роскоши, и тем более в Восточной Европе, где отмечены лишь отдельные находки римских монет, социально-политическое развитие происходило автономно. Во-вторых, с конца VII и по начало XI в. все входившие в этот регион территории оказались связаны единой системой торговых коммуникаций, простиравшихся от Северного до Каспийского и Черного морей. Дальнюю торговлю вели по преимуществу фризы и скандинавы. Последние стали посредниками в трансконтинентальной торговле между Западной Европой и арабским Востоком и распространяли материальные и духовные ценности по всей ойкумене викингов.
Эти особенности развития региона обусловили синхронность социально-политических процессов, приведших к образованию Скандинавских и Древнерусского государств. Она обнаруживается уже в V в., когда начинается колонизация скандинавскими племенами на западе Англии, на востоке Восточной Прибалтики. На всем пространстве макробалтийского региона - от Квентовика, Дорестада, Ипсвича и Лондона на западе до Ладоги на востоке - практически одновременно в VIII - первой половине IX в. возникают торгово-ремесленные центры (вики, эмпории), возрождаются те поселения, которые были основаны еще в римское время и пришли в упадок в эпоху Великого переселения народов. В IX-X вв. плотная сеть торгово-ремесленных поселений, в которых присутствует значительный скандинавский элемент, на всех участках трансконтинентального пути и на его ответвлениях охватывает берега Балтийского моря и земли Восточной Европы, лежавшие вдоль Балтийско-Волжского и Днепровского путей.
Значение протяженных торговых маршрутов в ранних обществах далеко выходило за область экономики, поскольку собственно экономический эффект торговли был еще незначителен: престижные обмен и торговля (предметы роскоши длительное время являются основной категорией товаров) обслуживали лишь небольшую часть общества, а именно формирующуюся знать, и практически не затрагивали более широкие слои населения. Поэтому обмен и торговля в ранних обществах в первую очередь стимулируют их социальное, а не экономическое развитие, прежде всего социальную стратификацию. Сложившаяся крупная магистраль являла собой отнюдь не просто дорогу, сухопутную или водную, по которой проходили караваны купцов. Вдоль нее вырастали поселения, обслуживавшие путешественников; пункты, контролировавшие опасные участки пути; места для торговли с местным населением (ярмарки) и т.д. Путь обрастал сложной системой связанных с ним комплексов, число и функциональное разнообразие которых постепенно росло. Одновременно происходило и расширение территории, в той или иной степени взаимодействующей с торговым путем, откуда поставлялось продовольствие, а при возможности и товары, реализуемые в самой торговле. Путь притягивал к себе окружающие области, вовлекал округу в сферу своего функционирования, т.е. играл консолидирующую роль и представлял собой более или менее широкую зону, тяготевшую к нему.
Протекание экономических и социальных процессов в этой зоне определялось требованиями дальней торговли или стимулировалось ею. Участие в ней и тем более контроль над отдельными участками пути привлекали верхушку местного общества возможностями быстрого обогащения. С одной стороны, это вело к ускорению имущественной и социальной дифференциации как нобилитета, так и общества в целом. С другой - вызывало перемещение знати к ключевым пунктам путей и ее сосредоточение в уже возникших или вновь основываемых ею поселениях, которые тем самым приобретали положение не только торговых и ремесленных, но и административных центров. В зонах крупных торговых путей создавались благодаря этому предпосылки для более интенсивного социально-политического развития, нежели в сопредельных, подчас населенных тем же этносом землях, не имевших связи с торговой магистралью.
Особую роль трансконтинентальная система коммуникаций Макробалтийского региона сыграла в социально-политическом развитии скандинавского и восточнославянского обществ. Крупнейшие эмпории VIII и IX вв. Хедебю, Бирка и Ладога стали центрами зарождения государственности. Возникновение первого из ранних государственных образований относят к 30-м годам VIII в., когда начинается строительство мощного оборонительного вала (Даневирке) к югу от Хедебю, но о собственно раннем государстве можно говорить лишь с конца столетия, когда правители Хедебю вступают в непосредственные сношения с Франкской империей. Становление предгосударственных структур в Средней Швеции, возможно, началось в IX в.: о конунгах Бирки сообщает Римберт в «Житии св. Ансгария». Тогда же возникают скандинавские «государства» в Англии (Денло - «Область датского права»), и в Ирландии с центром в Дублине.
Во второй четверти IX в., вероятно, складывается и политическое образование в Ладожско-Ильменском регионе, которое получило в литературе условное наименование «Русского каганата» - на основании сообщения «Бертинских анналов» (под 839 г.) о посольстве, состоявшем из «росов», повидимому, свеонов, от некоего «кагана» к императору Феофилу. Сказание о призвании Рюрика и его братьев, восходящее к устной исторической традиции этого региона, очевидно, отражает не только (а, может быть, и не столько) конкретный факт установления власти предводителя одного из скандинавских отрядов, сколько сложившуюся к этому времени ситуацию: консолидацию племенных элит, тяготевших к крупным центрам на Балтийско-Волжском пути, и контроль скандинавов над торговлей и над самим путем.
Формирование государств в Макробалтийском регионе во многом обусловливалось особенностями местных обществ, начиная со специфики их расселения в каждой из областей. Завоевательный характер переселения англосаксов на Британские острова в V-VI вв. вызвал распад кровнородственных общностей, глубокую стратификацию общества, резкое обособление военного слоя во главе с вождем, формирование обширного фонда «королевских земель», и образование уже к концу VI в. ряда «королевств», которые были объединены в X в. Во Франции и Англии скандинавские политии возникали в условиях более или менее развитой государственности со сложившимися политическими институтами, церковной организацией и местными культурными традициями. Скандинавские колонисты здесь достаточно быстро усваивали новые для них формы организации общества и его культуру.
Северогерманские племена не меняли основного региона своего обитания; ограниченная колонизация (островов Северной Атлантики, областей в Англии и Франции) не оказала существенного влияния на их социально-политическое развитие, отличавшееся консервацией родовых отношений. Поэтому в Скандинавии, где социальное расслоение началось еще в бронзовом веке, процессы перехода от племенного устройства к государственному растянулись более чем на тысячелетие, резко усилившись в середине - третьей четверти I тысячелетия н.э., что было связано с их участием в крупномасштабной трансконтинентальной торговле и с быстрым обогащением знати в результате походов викингов.
Восточнославянская земледельческая колонизация Восточноевропейской равнины, начавшаяся в V в., носила мирный характер, не вызвала военизации общества и, вероятно, ослабляя кровнородственные связи, не разрушала их полностью. В то же время взаимодействие с аборигенным населением усилило племенную дифференциацию: так, в роменской (северянской) культуре присутствует значительный салтовский (хазарский) элемент, тогда как в культуре кривичей прослеживаются балтские влияния. Вкупе с незначительной плотностью населения на огромной территории эти факторы не могли не тормозить процессы государствообразования. Тем не менее уже в IX в. на восточнославянских землях образуется несколько предгосударственных политий, экономической предпосылкой возникновения которых служили пересекавшие их трансконтинентальные торговые пути.
В условиях военного завоевания формирование частной собственности на землю проходит в Англии весьма интенсивно, в первую очередь, выделяются земли, собственником которых является король. Уже в VIII в. фиксируются королевские земельные пожалования церкви и частным лицам. Иная картина характерна при мирной колонизации или стабильном расселении. В Скандинавии в период политогенеза целиком и полностью господствует общинная и семейно-родовая (одаль) собственность на землю; конунг не имеет права на какие-либо земельные владения, кроме собственных усадеб, и вплоть до XIII в. не претендует на распоряжение землей. Для Руси поземельные отношения до конца XI в. совершенно неясны из-за отсутствия источников. Однако обеспечение церкви только десятиной после принятия христианства Владимиром и длительное отсутствие земельных пожалований в ее пользу говорит, вероятно, о том, что земля вплоть до конца XI в. находилась в общинной собственности, и князь не имел права отчуждать ее.
Несмотря на эти изначально присущие каждой из областей особенности, формирующиеся в них государства имели значительные черты сходства, особенно возникавшие спонтанно Скандинавские и Древнерусское государства. Как у скандинавов, так и у восточных славян стратификация общества накануне образования государств архаична и еще связана родовыми отношениями. Основное население в обеих областях - свободные общинники, привилегированную часть которых в Скандинавии составляют владельцы «одаля», наследственного (в нескольких поколениях) земельного владения (отсутствие письменных источников не позволяет установить характер землевладения у восточных славян). Слой несвободных, рабов, крайне невелик и образован по преимуществу пленными. Рабы используются в хозяйстве (патриархальное рабство), но главным образом становятся предметом торговли.
Уже на рубеже нашей эры в Скандинавских странах выделяется профессиональная военная прослойка, возглавляемая в значительной части родовой знатью (конунги, ярлы, хёвдинги). Военные функции знати усилились в ходе военных и военно-торговых походов эпохи викингов, однако резкой дифференциации в ее среде не произошло вплоть до XI в., когда окончательно складываются государства. Аристократия эпохи викингов продолжает еще быть тесно связанной с племенными (и родовыми) территориями, т.е. является военно-родовой. Восточнославянская знать в условиях относительно мирного существования, видимо, оставалась исключительно родовой, выполняя военные функции лишь при необходимости: так, вероятно, можно интерпретировать рассказ «Повести временных лет» о древлянских князьях, которые «распасли» древлянскую землю, но оказались беспомощны перед натиском военной силы киевских князей. Установление контроля скандинавов сначала над Балтийско-Волжским путем, где сложилось предгосударственное образование в Волховско-Ильменском регионе, а затем над Днепровским путем, сопровождавшееся их закреплением в Киеве, привело к формированию новой военной по своему характеру и преимущественно скандинаво-балтской по происхождению элиты возникающего Древнерусского государства. Впрочем, эта элита была проницаемой: в нее быстро начали вливаться представители и славянской, и угрофинской родовой знати.
Преемственность правления и в ранней англосаксонской Британии, и в Скандинавии, и на Руси (о восточнославянских традициях ничего не известно) определялась архаичными представлениями о верховной власти как прерогативе определенного, харизматического рода. Реальный или чаще легендарный прародитель этого рода оказывался первым правителем страны (области), потомком одного из богов (чаще верховного) языческого пантеона. Сакральная генеалогия, воплощавшаяся в династических легендах (о Хенгисте, прародителе королей и первом правителе Кента, о Кердике, прародителе королей Уэссекса, об Ингви, сыне Одина, основателе династии среднешведских и южнонорвежских конунгов и многих других), легитимизировала права данного рода на власть. Однако при наличии нескольких (иногда многих) претендентов на власть ее переход к новому правителю постоянно вызывал конфликты и междоусобные войны. В Англии эта ситуация была разрешена по франкскому образцу достаточно рано: уже в VIII в. власть должна была (в теории) переходить к старшему сыну правителя. В Скандинавии сохраняется архаичная традиция избрания конунга, ограниченная, однако, его обязательной принадлежностью к определенному роду - в Средней Швеции Инглингам, в Дании - Скьёльдунгам и пр. Процедура избрания конунга во всех Скандинавских странах вплоть до середины XI в. следовала древнегерманской традиции выборов военного вождя (в отличие от старейшин, имевших реальную власть в мирное время): претендент на власть должен был получить одобрение (быть избран) на основных тингах (собраниях бондов) подвластной его предшественнику территории и затем совершить ряд ритуалов, сообщавших его власти законность. Сходный принцип избрания правителя лежит, вероятно, в основе сказания о призвании варягов в «Повести временных лет»: легитимность правлению Рюрика придает факт существования его «ряда»-договора с местной знатью.
Иерархизация древнескандинавской и восточнославянской элит выражена крайне слабо. Даже в условиях, когда в Норвегии (ранняя история которой лучше всего освещена источниками, хотя и более поздними) остались две крупные конкурирующие области, на юго-западе во главе с конунгами, возводящими свой род к Инглингам, и на северо-западе в Трёндалёге (племенная земля трёндов) во главе с ярлами Хладира, статус конунга или ярла незначительно отличался от статуса бонда-одальсмана, завися более от военной мощи конкретного лица, нежели от его правового положения, и продолжал определяться обычаем, не закрепляясь законодательно вплоть до XII или XIII в. В дружине конунг X в. являлся первым среди равных. Статус восточнославянских князей из-за отсутствия письменных источников неясен. Предполагается (на основании того же рассказа о древлянско-киевском конфликте), что их власть была ограничена племенными старейшинами, т.е. их статус не отличался сколько-нибудь принципиально от статуса других представителей знати. Древнерусские же князья скандинавского происхождения не имеют родовых корней в Восточной Европе (не случайно автор «Повести временных лет» не знает родословную ни Рюрика, ни Олега), их власть зиждется на военной силе. Они прежде всего являются военными вождями, и их статус, вероятно, сохранял те же особенности, что и в Скандинавии: показательно, что князь не являлся субъектом права ни в «Правде Ярослава», ни в последующих судебниках.
Основные функции верховной власти до начала - середины XI в. как в Скандинавии, так и на Руси, военную, административную, фискальную и другие, осуществляла дружина верховного правителя. Военная элита представляла собой корпорацию с собственными правовыми нормами и установлениями, восходящими к обычному праву и имитирующими в определенной степени кровнородственные отношения (в Скандинавии, например, право/ обязанность дружинников осуществлять кровную месть, получать вергельд за убитого товарища и т.п.). Положение дружинников внутри сообщества определялось их личными отношениями с конунгом, возрастом и опытностью. Лишь с конца X в. выделяются некоторые категории официалов, прежде всего ответственных за сбор податей: управляющие усадьбами конунгов (bryti) в Скандинавии и «мечники», пломбирующие в Новгороде мешки с данью (пушниной), на Руси.
Экономическое обеспечение элиты отличалось многообразием. Прежде всего, это натуральные дани, собираемые с местного населения. И в Северной, и в Восточной Европе первоначальной формой сбора даней являлся объезд правителем подвластной ему территории с остановками в центрах, куда свозилась дань. «Вейцла» как форма кормления конунга и его дружины сохранялась в Норвегии до середины XI в. Древнерусское полюдье отмечается в Ладожско-Ильменском регионе уже в IX в., в Среднем Поднепровье - в середине X в. Во второй половине X в. оно сменяется на Руси фиксированным обложением, также, видимо, натуральным. Дани обеспечивали непосредственные потребности знати в предметах потребления, с одной стороны, с другой - поставляли предметы, которые использовались в торговле. Важной особенностью Древней Руси IX-X вв. было сосредоточение торговой деятельности также в руках верховного правителя и его дружины; в Скандинавии эту функцию выполняли отдельные лица, частично дружинники, которые постепенно обособлялись в отдельный слой воинов-купцов. Тем самым торговля изначально и на протяжении последующих полутора-двух столетий служила знати, прежде всего древнерусской, важнейшим источником доходов. Третьим способом обеспечения знати был грабеж: военные походы викингов, скандинавских конунгов и русских князей являлись важнейшим, хотя и непредсказуемым источником их обогащения.
Главным итогом всех описанных процессов и явлений стало образование единых протонациональных государств. Они складывались в борьбе нескольких (на последнем этапе двух) территориально-племенных политий, одному из которых в итоге удавалось выйти победителем. Ранее всего, в конце IX в. (по летописной датировке в 882 г.), происходит объединение Северной и Южной Руси. В 60-х годах X в. завершается консолидация Датского государства, на рубеже X-XI вв. происходит слияние Свеаланда (Центральной) и Гаутланда (Южной Швеции) под главенством первого. Наконец, к концу первой трети XI в. в противостоянии Трёндалёга и Вика завершается «собирание земель» в Норвегии.
Сходство развития англосаксонского, скандинавского и восточнославянского обществ на путях к государственности - при изначально разных исходных предпосылках и очевидном опережении социально-политической эволюции англосаксов - вызывалось прежде всего типологической близостью геополитических («бессинтезная зона») и геоэкономических (их объединение общими трансконтинентальными торговыми путями) условий. Чрезвычайно быстрое на протяжении примерно полутора столетий образование англосаксонских королевств обусловливалось военным характером расселения германцев в Британии, но также и активным участием Юго-Восточной Англии в рейнской, а затем североморской торговле в VI-VIII вв. Особая схожесть и синхронность (но не длительность) перехода к государственным образованиям в Скандинавии и у восточных славян, наряду с единым для обеих областей стимулирующим влиянием торговых коммуникаций, усугублялась участием скандинавов в политическом развитии восточнославянского общества и на раннем этапе возглавивших древнерусские пред- и государственные образования. Вместе с тем, восточные славяне прошли путь от племени к государству несравненно быстрее, нежели скандинавы: всего около четырехсот лет отделяют начало их расселения по Восточноевропейской равнине от образования единого Древнерусского государства. Находясь на перекрестье трансконтинентальных путей, восточные славяне оказались в эпицентре интенсивных и разнообразных экономических и культурных влияний, что обусловило их ускоренное развитие.»