Борцы за народное счастье - кто они?-2
Будучи родиной слонов, наша страна, к нашей гордости, всё же не стала родиной терроризма. На просвещённом Западе этот смертельный вирус объявился раньше. К первым терактам чаще всего относят убийство писателя А. Коцебу (1819) в Германии и убийство герцога Беррийского (1820). В первом случае террористический акт должен был «освободить» Европу от политического диктата Российской Империи, во втором - проложить дорогу республиканскому режиму во Франции.
Однако, опоздав к началу банкета, наши революционеры, по принципу «Куда крестьяне, туда и обезьяне», наверстали затем отставание от передовых стран Европы количеством. Широко применять убийства политических противников начали народовольцы, у которых эстафету приняли эсеры, анархисты и прочие эсдеки.
Зачем они это делали, подробно объяснил Сергей Михайлович Степняк-Кравчинский, народоволец-террорист-писатель. Из его книг, если отбросить словесную шелуху, следует, что после провала «хождения в народ» из-за того, что этот самый «народ» оказался совершенно невосприимчив к революционной агитации, незадачливые «ходоки» разобиделись на весь белый свет.
Дорогу к светлому будущему они решили проложить кинжалами, револьверами, бомбами и фугасами. Естественно, что всё это делалось исключительно ради тёмных масс, совершенно не считаясь с тем, что тёмные массы ни на что подобное народовольцев не уполномочивали. Но плевать хотели террористы на мнение обывателей. Все они были сверхчеловеками, стоящими выше серой толпы и христианской морали.
Я не шучу. Ради экономии места я не цитирую ни «Подпольную Россию», ни «Россию под властью царей», ни «Андрея Кожухова», попробуйте их перечитать сами. Белокурой бестией, стоящей над добром и злом, из этих книг так и прёт. Как омерзительно воняет и презрением к крестьянам, которые враз из потенциальных сторонников социализма превратились в невежественных снохачей-сифилитиков, заражённых первобытным монархизмом.
То же самое, кстати, в марте 1921 года произошло с военморами Кронштадта, которые в 1921 году из «красы и гордости революции» в один день стали «клёшниками» и «жоржиками». Петроградские рабочие, прекратившие работу в это же время, стали не сознательными забастовщиками, кем они были до революции, а «волынщиками» и «саботажниками». Но вернёмся к террористам…
Я не исключаю, что многие из них были просто людьми душевнобольными, проживающими на свободе исключительно по недосмотру врачей. Вот что Степняк-Кравчинский в «Подпольной России» пишет про Веру Засулич, совершившую в 1878 году покушение на петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова, схваченную прямо на месте преступления, а затем вчистую оправданную судом присяжных:
«Собой она решительно не занимается. Она слишком рассеянна, слишком погружена в свои думы, чтобы заботиться об этих мелочах, вовсе ее не интересующих…
Вначале она говорит с вами, как и все люди, но это обыкновенно продолжается очень недолго. Лишь только разговор оживляется, она возвышает голос и говорит так громко, точно ее собеседник наполовину глух или стоит от нее по меньшей мере шагах во ста. И никакими силами не может она отделаться от этой привычки. Она так рассеянна, что тотчас забывает и шутки приятелей, и свое собственное желание не бросаться в глаза и говорить как все. В доме ли, на улице, лишь только речь коснется какого-нибудь интересного предмета, она тотчас же начинает кричать, сопровождая свои слова любимым, всегда неизменным жестом правой руки, которой она энергично рассекает воздух, точно секирой…
Вообще она очень много живет внутренней жизнью и сильно подвержена специально русской болезни, состоящей в терзании собственной души, в погружении в ее сокровенные глубины, в безжалостном анатомировании ее, в выискивании пятнышек и недостатков, часто воображаемых и всегда преувеличенных.
Отсюда происходят те припадки черной хандры, которые овладевают ею от времени до времени, как царем Саулом, и держат ее в своей власти дни за днями; и ничто не может разогнать их. Тогда она становится рассеянной, избегает всякого общества и по целым часам ходит взад и вперед по комнатке, вся погруженная в свои думы, или убегает из дому, ища успокоения…»
Не знаю, как для вас, но для меня это не есть описание поведения и образа жизни психически нормального человека.
К подобным личностям можно отнести и дочь якутского вице-губернатора Татьяну Леонтьеву, принявшую участие в подготовке нескольких покушений на Николая II. После ареста за хранение дома чемодана с динамитом выяснилось, что ей надо лечиться в психлечебнице. А затем в 1906 году она, отпущенная из больницы на побывку, в Швейцарии убила человека, приняв его за министра внутренних дел Петра Дурново. После этого её вернули в сумасшедший дом, где она и умерла.
А вот несколько фактов из биографии одного из руководителей боевой организации партии эсеров Бориса Викторовича Савинкова:
Его отец, Виктор Михайлович, умер в 1905 в психиатрической лечебнице. Старший брат Александр был сослан в Сибирь и покончил с собой в якутской ссылке в 1904 году. Сам Борис Викторович в 1925 году выбросился в окно. О его падении из окна ходят разные слухи, но в сочетании с душевнобольным отцом и братом-суицидником версия чекистов о самоубийстве выглядит вполне правдоподобной. Самоубийства в этой среде были весьма распространенным явлением, как и совершение терактов по способу современных шахидов-смертников.
Количество терактов (убийств и покушений) и эксов (разбойных нападений и грабежей) в России росло в геометрической прогрессии, достигнув своего пика к революции 1905-1907 годов. По подсчётам американской исследовательницы Анны Гейфман между 1870 и 1900 годами было совершено 38 терактов унесших жизни 100 человек, в том числе царя Александра II. А между 1901 и 1911 гг. левые террористы совершили тысячи терактов, во время которых убили или ранили 16800 человек. Как это и бывает у борцов за народное счастье, большинство жертв - совершенно посторонние люди, оказавшиеся не в то время не в том месте.
Перескочив чуть вперёд, в качестве примера можно рассмотреть обстоятельства одного из покушений на самого Столыпина:
В те годы все кровавые псы самодержавия регулярно осуществляли приём посетителей. Никто сатрапов при этом специально не охранял, и просителей перед аудиенцией не обыскивал.
12 августа 1906 года в самый разгар Первой русской революции Премьер-министр и Министр внутренних дел Российской Империи Петр Аркадьевич Столыпин (к этому времени от бомб террористов погибли уже два министра внутренних дел) вёл обычный приём посетителей на своей даче на Аптекарском острове в Петербурге. «Охраняли» его швейцар Климентьев, открывающий и закрывающий дверь, и адъютант Столыпина генерал-майор Замятин, осуществляющий запись на приём.
Двое переодетых жандармами эсера-максималиста вошли в первую приёмную, где их попытался остановить Замятин, заподозривший неладное. Тогда здесь же в приёмной террористы швырнули свои портфели, в которых лежали бомбы большой разрушительной силы с ударными взрывателями. От взрыва пострадало более ста человек, в числе которых были посетители, прислуга, дети посетителей и самого Столыпина. Двадцать семь человек погибли сразу, ещё несколько скончались позднее от ранений. Среди убитых на месте было шесть женщин; одна из них была беременной, а вторая пришла на приём с малолетним сыном, который тоже погиб. Вот это и называлось революционным террором.
Нельзя сказать, что с власть с терроризмом не боролась. Но боролась как-то очень либерально. И уж совсем запредельно странным было отношение общества к пойманным исполнителям. Им сочувствовали, ими восхищались, молодёжь им начинала подражать.
В боевые дружины записывались четырнадцатилетние гимназисты. Это же было так круто: курить на тайных сходках, совершать налёты на почтовые кареты и стрелять в полицейских. «На революцию» давали деньги вполне благополучные образованные люди. Это было модно и престижно.
В 1906 году депутат Государственной думы первого созыва М.А. Стахович на заседании предложил принять резолюцию, осуждающую террор вообще. Когда он сказал о том, что на 90 казнённых за последние месяцы приходится 288 убитых и 388 раненых представителей власти, большей частью простых городовых, часть депутатов стали кричать с мест: «Мало! Мало!»
В такой сложной обстановке в апреле 1906 года Столыпин стал сначала министром внутренних дел, а в июле и премьер-министром. Ну а через неделю после взрыва на Аптекарском острове 19 августа 1906 года был издан указ о создании военно-полевых судов.
А что оставалось делать?! Чрезвычайные ситуации требуют принятия чрезвычайных мер.
Террористов, без сомнения, следовало вешать», а не обращаться с ними непозволительно мягко, порой по самым идиотским причинам сохраняя жизнь закоренелым убийцам.
Военно-полевому суду мог быть предан только человек, обвиняемый в совершении так называемых очевидных преступлений. Проще говоря, когда преступник или преступники были задержаны прямо при совершении преступления или непосредственно после него по горячим следам и не было надобности проводить какое-либо расследование вообще.
Суд проводился при закрытых дверях без участия адвокатов. На отсутствие адвокатов обычно заостряется внимание при рассмотрении темы этих чрезвычайных судов, но при этом абсолютно не принимается во внимание и отсутствие обвинителей. И уж совершенно в советское время не учитывалось, что это были всё-таки суды, а не заседания «троек» в 1937-1938 гг., когда людей приговаривали к расстрелу списками и заочно. Царские офицеры в 1906-1907 годах подсудимых хотя бы видели и выслушивали.
«Несколько тысяч человек распрощались с жизнью именно из-за этих «реформ»… гибли, в основном, невиновные» - фантазируют левацкие псевдоисторики.
Здесь автор опять-таки должен был уточнить: «несколько» это сколько? И почему именно «невиновные» гибли, если речь шла о преступниках, чьи преступления были очевидными.
Про «невиновных» отметаем сразу: офицеры были людьми достаточно здравомыслящими, чтобы без особого умственного напряжения понять, что натворил подсудимый, если его дело не требует даже самого поверхностного расследования. Осталось уточнить термин «несколько тысяч».
Толковый словарь русского языка определяет слово «несколько», как неопределённое числительное, говорящее о некотором небольшом количестве чего-то. Видимо, в данном случае Бушков хотел сказать, что казнено было некоторое небольшое количество тысяч человек. А почему так неопределённо? Это при Советской власти людей начали учитывать сотнями тысяч и десятками миллионов штук. Дескать: вали кулём, там разберём. А в царской России со времён Петра Великого - а может быть и раньше - людей не считали тысячами.
Вот, например, после стрелецкого бунта зимой 1698-1699 гг. было казнено «не несколько тысяч» бунтовщиков, а 1182 человека. Или ещё пример: 27 июня 1709 года в Полтавской битве потери русской армии составили не «несколько тысяч» солдат и офицеров, а 1345 убитыми и 3290 ранеными.
Столыпинские военно-полевые суды исключением не стали. Однако, в советское время о них писали довольно лукаво. По учебникам и трудам историков кочевала фраза:
«За первые восемь месяцев существования военно-полевых судов к смертной казни ими было приговорено 1102 человека».
И нет здесь ни капли вранья. Именно за восемь месяцев и именно 1102 приговора. После прочтения этой фразы мозг автоматически достраивал и следующие месяцы такой же интенсивной деятельности скорострельного правосудия.
Вызвали лёгкое ощущение чего-то недосказанного странный временной промежуток - не полгода и не год, а восемь месяцев, - и отсутствие итогового числа казнённых.
А ларчик открывался просто - не было никаких следующих восьми месяцев. Военно-полевые суды начали действовать на основании Постановления Совета Министров «Об учреждении военно-полевых судов» от 19 августа 1906 года. Силу временного закона этому постановлению придал царский указ. Но в это время Российская Империя уже была конституционной монархией, хотя и без конституции. Любой царский указ, если Государственная Дума его не подтвердила, спустя восемь месяцев автоматически терял силу. Столыпин этот указ на обсуждение депутатам даже не вносил, и 20 апреля 1907 года он прекратил своё действие.
Итак, за восемь месяцев военно-полевыми судами было вынесено 1102 смертных приговора. И все приговорённые были казнены? Никак нет, потому что обещать, ещё не значит жениться.
Приговор действительно положено было приводить в исполнение не позднее 24 часов, но не с момента вынесения, а с момента его утверждения лицом, по приказу которого состоялось заседание суда, т.е. генерал-губернатором или главнокомандующим (в указе употреблено выражение «главноначальствующий»). А они эти приговоры частенько не утверждали, и казнено в действительности было 683 человека.
Делим 683 человека на 82 губернии и ещё на 8 месяцев и получаем в результате в среднем по 1,04 казнённого в месяц в каждой губернии. Откровенно скажу - не впечатляет. Для страны, где бушевала эпидемия террора, число совсем не впечатляет.
Но есть с чем сравнить. Ко всему времени существования СССР обращаться не буду, и репрессий 30-х годов, когда людей расстреливали тысячами, я сейчас не коснусь. Но в эпоху развитого социализма без всяких военно-полевых судов примерно по одному человеку в месяц приговаривали к расстрелу в Свердловской области. Сужу по одному только городу Ревде - лишь одному и не самому крупному из городов нашей области.
Понятно, что количество таких приговоров не афишировалось. Про Андрея Чикатило, совершившего в нашем городе одно из своих жутких преступлений слышали все. А кто слышал про Валерия Н., расстрелянного во второй половине восьмидесятых за то, что он на окраине Дегтярска изнасиловал, а затем хладнокровно утопил девочку, которой не было даже шести лет? И он такой был далеко не один. Кстати сказать, однажды, когда «бойцы вспоминали минувшие дни, Александр Наумович П., в качестве старшего следователя прокуратуры расследовавший дело об убийстве той девочки, рассказал, что это было последнее его «расстрельное» дело, по которому приговор приведён в исполнение. Затем был объявлен мораторий на смертную казнь, а потом эта мера наказания и вовсе была отменена.
Думаю, что введение военно-полевых судов в 1906 году носило скорее профилактический, нежели реально карательный характер. Бомбисты и экспроприаторы вдруг осознали, что нянчиться с ними никто не будет, и рассказывать офицерам в суде о страдающем меньшом брате и социальной справедливости, взорвав на бульваре какого-нибудь генерала или губернатора и ещё пятнадцать человек из числа гуляющей публики, бесполезно. Офицеры - это не штатские присяжные, они краснобайства не оценят.
И террор стремительно пошёл на убыль, а революционеры рванули за границу, обгоняя друг друга. Савинков умотал во Францию, Ленин уехал в Швейцарию, Троцкий уплыл в Америку, а товарищ Артём (Сергеев) кенгуриными прыжками ускакал аж в Австралию. Оставшиеся в стране смутьяны помчались в полицию стучать и каяться, каяться и стучать. Время так называемой «столыпинской реакции» отмечено резким уменьшением численного состава революционных организаций и ростом количества предательств в этой среде. Страна понемногу стала приходить в себя после тяжёлой болезни.
17 ноября 1907 года депутат Государственной Думы III созыва Фёдор Измайлович Родичев в своей речи произнёс выражение «столыпинские галстуки», имея в виду виселицы. Заседание ещё не кончилось, как к Родичеву уже подошли…
Нет, не жандармы подошли. Подошли секунданты Петра Аркадьевича и передали болтуну вызов на дуэль. Такого оборота народный избранник не ожидал и в перерыве побежал к премьер-министру извиняться. Не подав руки, Столыпин сказал, что извинения принимает.
Но надо понимать, что Столыпина помнят и век спустя, а про Родичева только и известно, что он Петра Аркадьевича оскорбил, а потом хвост поджал и прощения просил. Лишь этим он сейчас и знаменит. Умер, естественно, в эмиграции. Жить в стране, где он когда-то не поддержал Столыпина, Родичеву однажды стало очень не уютно.
Почему эти «преданья старины глубокой» стоит напоминать? Да потому, что и сегодня некоторые страны захлестывают волны терроризма и постоянно находятся дегенераты, продолжающие оправдывать бандеровских или хамасовских террористов. А очистительные операции против них клеймить «военными преступлениями» а то и мифическим «геноцидом».