Екатеринбургский философ, марксист Андрей Коряковцев о превращенном капитализме
"...Т.о. всю историю 20 века, в принципе, можно представить как историю уничтожения промышленного рабочего класса. Только точнее всего, конечно, будет сказать: как историю его САМОуничтожения. Нет, его не удалось расстрелять на баррикадах Москвы 1905 года, в Вене 1934 году или в Мадриде в 1939. Он совершенно добровольно стал "центром накопления капитала" (Маркс) в условиях дешевого кредита и welfare state, просто перестав быть р е в о л ю ц и о н н ы м рабочим классом. Маркс где-то пишет, что рабочий класс существует только борясь против капитала, без этой борьбы он только его придаток. По логике классика уничтожение революционного рабочего класса есть его (само)уничтожение как самостоятельного класса.
Однако, этот коллапс означал отнюдь не победу капитализма, а его п р е в р а щ е н и е: если бы удав сожрал слона, в разы больше его самого, он принял бы форму слона. Так и капитализм, сделав рабочий класс центром накопления капитала, вынужденно изменился, "социализировался". Конечно, капиталистический способ производства со всеми его кризисами и мерзостями никуда не делся, сам по себе он не стал гуманнее, но над ним стали доминировать механизмы сознательного опосредования социальных связей (правовое регулирование ("западный вариант") или план (советский вариант)), да еще в довесок к ним - институты социально ориентированного перераспределения. Как произошло это в 40-50-60-е годы, вы можете прочитать у Д. Гэлбрейта. Социологически все это означало политическое поражение буржуазии и эмансипацию - нет, не рабочего класса, на фиг ему после 8 часового рабочего дня еще и чем-то управлять - гран(социал)бюрократии. Данное явление, развивая идею Маркса из "18 брюмера", можно назвать "системным бонапартизмом", а можно и совсем просто: б ю р о к р а т и ч е с к и м обществом как результатом превращения капитализма, превращенным капитализмом (см. у Маркса категорию превращенной формы).
Эти три исторических факта: 1. самоуничтожение промышленного рабочего класса (в результате его собственной революции первой половины 20 века); 2. политическое поражение буржуазии (в результате этой революции); 3. возвышение бюрократической верхушки (еще один политический итог этой революции) не вписываются в рамки подавляющего большинства марксистских школ, сформировавшихся в 20 веке. Эти школы только в своей риторике продолжают учение Маркса. На деле же они противоречат ему, ибо по отношению к рабочему классу реализуют просветительскую установку: он ими мыслится как ведомый, просвещаемый "сакральным" знанием, к которому приобщена революционная номенклатура. Т.о. они представляют идеологию последней, которая относится к рабочему классу как к объекту управления и просвещения.
Зато эти три факта заставляют нас вернуться обратно к Марксу, для которого рабочий класс есть не просто социальный субъект, но par excellence с а м о с т о я т е л ь н ы й субъект революционной практики (потрудитесь внимательно прочесть Манифест). Дело обстоит очень просто: рабочий класс обладает революционностью, только если он самостоятелен и он самостоятелен, только если он революционен.
Дает ли современность нам примеры такой революционной самостоятельности рабочего класса?
Нет.
Вы можете сколько угодно меня ругать и цитировать Ленина, Сталина, Троцкого, Грамши и даже Даниила Григорьева, но убедительными вы станете, только если укажете на современное массовое антикапиталистическое рабочее движение, в своих требованиях и в своей практике выходящее за пределы не столько "дикого" капитализма (это достигнуто почти сто лет назад), сколько пресловутого welfare state д а ж е в его советском варианте.
Что же? Конец истории достигнут?
Но давайте признаем, что мы просто живем в новом обществе (и уже, между прочим, давно, чуть ли уже не столетие), представляющем собой букет/компот новых противоречий и тенденций, о которых самое разумное, что мы можем сказать, так это лишь то, что мы знаем их плохо и что их нужно изучать з а н о в о. Только тогда мы и узнаем из реального исторического процесса, при каких условиях рабочий класс становится самостоятельным в своей революционности и революционным в своей самостоятельности? И вообще, способен ли он таковым стать?
Во всяком случае, догматическое постулирование и ругань не являются научными процедурами. Научными процедурами являются доказательство и исследование".
Однако, этот коллапс означал отнюдь не победу капитализма, а его п р е в р а щ е н и е: если бы удав сожрал слона, в разы больше его самого, он принял бы форму слона. Так и капитализм, сделав рабочий класс центром накопления капитала, вынужденно изменился, "социализировался". Конечно, капиталистический способ производства со всеми его кризисами и мерзостями никуда не делся, сам по себе он не стал гуманнее, но над ним стали доминировать механизмы сознательного опосредования социальных связей (правовое регулирование ("западный вариант") или план (советский вариант)), да еще в довесок к ним - институты социально ориентированного перераспределения. Как произошло это в 40-50-60-е годы, вы можете прочитать у Д. Гэлбрейта. Социологически все это означало политическое поражение буржуазии и эмансипацию - нет, не рабочего класса, на фиг ему после 8 часового рабочего дня еще и чем-то управлять - гран(социал)бюрократии. Данное явление, развивая идею Маркса из "18 брюмера", можно назвать "системным бонапартизмом", а можно и совсем просто: б ю р о к р а т и ч е с к и м обществом как результатом превращения капитализма, превращенным капитализмом (см. у Маркса категорию превращенной формы).
Эти три исторических факта: 1. самоуничтожение промышленного рабочего класса (в результате его собственной революции первой половины 20 века); 2. политическое поражение буржуазии (в результате этой революции); 3. возвышение бюрократической верхушки (еще один политический итог этой революции) не вписываются в рамки подавляющего большинства марксистских школ, сформировавшихся в 20 веке. Эти школы только в своей риторике продолжают учение Маркса. На деле же они противоречат ему, ибо по отношению к рабочему классу реализуют просветительскую установку: он ими мыслится как ведомый, просвещаемый "сакральным" знанием, к которому приобщена революционная номенклатура. Т.о. они представляют идеологию последней, которая относится к рабочему классу как к объекту управления и просвещения.
Зато эти три факта заставляют нас вернуться обратно к Марксу, для которого рабочий класс есть не просто социальный субъект, но par excellence с а м о с т о я т е л ь н ы й субъект революционной практики (потрудитесь внимательно прочесть Манифест). Дело обстоит очень просто: рабочий класс обладает революционностью, только если он самостоятелен и он самостоятелен, только если он революционен.
Дает ли современность нам примеры такой революционной самостоятельности рабочего класса?
Нет.
Вы можете сколько угодно меня ругать и цитировать Ленина, Сталина, Троцкого, Грамши и даже Даниила Григорьева, но убедительными вы станете, только если укажете на современное массовое антикапиталистическое рабочее движение, в своих требованиях и в своей практике выходящее за пределы не столько "дикого" капитализма (это достигнуто почти сто лет назад), сколько пресловутого welfare state д а ж е в его советском варианте.
Что же? Конец истории достигнут?
Но давайте признаем, что мы просто живем в новом обществе (и уже, между прочим, давно, чуть ли уже не столетие), представляющем собой букет/компот новых противоречий и тенденций, о которых самое разумное, что мы можем сказать, так это лишь то, что мы знаем их плохо и что их нужно изучать з а н о в о. Только тогда мы и узнаем из реального исторического процесса, при каких условиях рабочий класс становится самостоятельным в своей революционности и революционным в своей самостоятельности? И вообще, способен ли он таковым стать?
Во всяком случае, догматическое постулирование и ругань не являются научными процедурами. Научными процедурами являются доказательство и исследование".