"Ленин и его соперники" (здесь - в широком контексте)
/В смысле, не во внутрипартийном./ Американский историк Д.Тредголд, доктор философии Оксфорда, проф. русской истории Вашингтонского университета, член Американской академии искусств и наук. Первая книга - "Ленин и его соперники. Борьба за будущее России, 1898-1906" (вышла в 1955).
Краткое предварительное резюме. 1. Тогда, на рубеже 19/20 вв., в России были - народ, царское правительство, и оппозиционеры. И лишь среди последних коммунисты. 2. Оппозиционеры учились опытным путем: через безрезультативное хождение в народ - пришли к тому, что для освобождения того - надо как минимум давить на власть, опираясь на народ. 3. Буржуи хотели либеральных свобод, а молодчага Ленин к 1905 году понял, что коммунистам для народного счастья необходимо кое-что другое.
* Эта книга, первоначально опубликованная в 1955 году, является ярким исследованием политической мысли и действий российской интеллигенции в десятилетие до революции 1905-6 годов включительно.
* Она также основана на личных интервью с некоторыми из тех, кто пережил эту политическую борьбу. Книга посвящена возникновению, начиная с 1889 года, основных политических партий в России и рассказывает об их попытках сформировать единый фронт против царизма в революции, которую они с уверенностью ожидали в начале века.
* Слово "народ" - "народ" - означало русские массы, но отнюдь не всех русских. Оно относилось к миллионам несчастных землепашцев. От "народа" его отделяла пропасть образования, мировоззрения и языка - внешних признаков радикально различающегося социального и экономического положения - относительно небольшая, но влиятельная группа респектабельных людей, составлявших то, что деликатно называлось русским "обществом". Эта глава посвящена усилиям русской интеллигенции "освободить народ", как выразился Герцен. В 1891 году, как и в 1874 году, состоялось "хождение в народ", в котором приняли участие не просто несколько сотен юношей и девушек, а мужчины и женщины из всех слоев интеллигенции. Таким образом, лидеры Освободительного движения стояли в стороне от подъемов и спадов экономического развития России. Им это удавалось просто потому, что они, как правило, были либо слишком богаты, либо слишком бедны, чтобы сильно пострадать от этого.
* Последний из восемнадцати самодержцев Романовых, правивших Россией со времен Смутного времени, был практически уникальным человеком в западном мире XX века. Индустриализм был вне его понимания, революционеры были для него просто проявлением зла, которое нужно было подавить любой ценой, хорошее правительство - не идеал, к которому нужно стремиться, а неважная вещь по сравнению с выполнением заповедей предков и сохранением верности русского народа его собственной персоне. Николай II ненавидел революционеров, но презирал либералов. Он не понимал аргумента о том, что реформы могут избежать революции, ибо это был политический аргумент. Он не слушал мольбы либералов об изменении государственной системы, потому что они не имели права высказываться по таким вопросам. Когда правительство издало ограничительные "временные правила" для университетов, один студент, действуя в одиночку, в отместку убил министра образования в феврале 1901 года.
* 1898 год, конечно, не является резким переломом в истории России. Будучи годом политической перестройки, он скорее последовал, чем совпал с периодом широкой народной агитации. В этом отношении его можно сравнить с 1883 годом, когда "уроки" прошлого обдумывались, а планы на будущее вынашивались. Между 1883 и 1898 годами, однако, в России произошло много событий. Наиболее очевидным отличием от 1883 года было то, что к 1898 году необходимость политического действия, основанного на массовом движении, уже не подвергалась сомнению. Таким образом, к 1898 году утвердилось представление о том, что новый порядок достижим через политические действия народных масс, направляемых лидерами, способными к правильному анализу. Когда наступил 1898 год, принесший временное затишье в "социальном движении", многие интеллектуалы, которых привлек марксизм, обратили свое внимание на проблемы экономики и философии, не отвлекаясь на политическую борьбу.
* Популизму потребовалось много времени, чтобы оправиться от шока 1881 года и крушения "Народной воли". Прошли годы, прежде чем популисты смогли осознать, что "Народная воля" умерла. Старая расплывчатость доктрины, старая зависимость от "действия" ради него самого, старая надежда на утопию, которая избежит капитализма - все это было отброшено новым поколением популистов. Популисты, говорит Митрани, "смиренно сидели у ног Маркса, когда речь шла о теории, но когда дело доходило до ее применения, они цеплялись за веру в то, что особые условия, преобладающие в России и южнославянских странах, ставят их в отдельную категорию". Две соперничающие социалистические группы, марксистская и популистская, вели ожесточенную борьбу в прошлом и, вероятно, будут вести ее и впредь.
* В 1898 году российские марксисты, казалось, были явно на пути к достижению своей цели. Временный успех забастовок в улучшении условий труда породил марксистское течение, которое упорно отстаивало ценность "экономической" борьбы, при необходимости откладывая или даже отказываясь от борьбы за политическую свободу. Опыт и учение старших западных марксистов, немецкой социал-демократической партии, постоянно цитировались не только ортодоксами, но и их противниками. Когда в конце 1900 года начала выходить "Искра", мюнхенские марксисты не были полны оптимизма в отношении будущего своего нового предприятия. Плеханову было поручено провести обзор долгосрочных перспектив марксистского дела во втором номере ортодоксальной газеты. Потресов и Мартов, конечно, говорили об интеллектуалах, которые были потенциальными социал-демократами, но высокая оценка меньшевиками интеллигенции, как домарксистской и немарксистской, так и марксистской, очевидна.
* Влияние Павла Милюкова на российское либеральное движение было сравнимо с влиянием Ленина и Чернова на их соответствующие революционные партии, в смысле все большей интеллектуализации и рационализации либеральных амбиций. По мере того, как милюковский рационализм занимал лидирующие позиции в либеральном движении, интеллектуалы выходили вперед в организационном плане. Радикалы владели инициативой в либеральном движении с того момента, когда неославянофильские лидеры земства склонились перед желаниями царизма в 1898 году. Милюковская антиславянофильская, прореволюционная линия не была вновь оспорена Освобождением, хотя оно иногда отставало от него. Своеобразный "общий фронт" между всеми оппозиционными группами был сформирован и поддерживался в 1905 году вплоть до издания Октябрьского манифеста. Если бы рациональное согласие было достаточным, то, возможно, результатом революции 1905 года стал бы не Октябрьский манифест, а созыв Учредительного собрания.
* Когда революционная буря наконец разразилась кровавым воскресеньем, все лидеры оппозиции были убеждены, что знают, какие потрясения ждут Россию. Хотя центральный аппарат партии был еще слаб и инфильтрирован полицией, была и более светлая сторона картины. Внутри России членство в партии росло, как писал один из ее лидеров, "от часа к часу". Чернов и социалисты-революционеры начали роковой 1905 год в невыгодном положении по сравнению с марксистами в отношении партийной организации. Когда известие о Кровавом воскресенье дошло до ссыльных редакторов "Революционной России", они, как и вся российская оппозиция, быстро распознали его характер. Новая вспышка крестьянских бунтов весной 1905 года заставила "Революционную Россию" с одобрением процитировать журналистского врага, консервативную газету "Нью Таймс". Революционная Россия в 1905 году сохранила свои старые подозрения в отношении меньшевистской "Искры".
* В январе 1905 года бастовало больше рабочих, чем за все предыдущее десятилетие, а две революционные партии увеличили свое членство и влияние почти пропорционально росту открытого народного недовольства в городе и деревне. Среди городских рабочих, однако, влияние социал-демократов было действительно широким и глубоким. Хотя различия на теоретическом уровне стали совершенно очевидными только в 1905 году, Мартов отмечает, что на практике большевики и меньшевики действовали с гораздо большим сходством, чем может показаться из партийной литературы того периода. Отрицание Лениным принципиальных различий между двумя либеральными крыльями нашло отклик в большевистском бюро. Средний класс" был побужден пролетариатом, который постоянно подталкивал их вперед, к требованию Учредительного собрания. В самый день октябрьского манифеста, не зная о его публикации, Ленин написал набросок, в котором утверждал, что тогда существовало "равновесие сил".
* При известии о "кровавом воскресенье" "Искра" провозгласила, что российский пролетариат не только в Санкт-Петербурге, но и по всей стране предъявил "краткосрочный ультиматум дому Романовых". Это событие доказало, что ни революционное население, ни народное восстание не были плодом воображения социал-демократов. В современной России за власть боролись две противоборствующие силы: царизм против "буржуазного либерализма и разночинной демократии, борцов за культуру и гражданственность". Россия стояла на пороге буржуазной демократии. Это будет лучшая буржуазная демократия не потому, что российский средний класс был лучше западного, а потому, что российский пролетариат был гораздо более развит, чем западный пролетариат во времена классических буржуазных революций. Осенью 1905 года Мартов считал, что события полностью оправдали меньшевистскую тактику. Меньшевики считались в состоянии довести до конца "буржуазную революцию".
* К 1905 году вся образованная российская общественность искренне презирала царскую власть, если не самого царя. Василий Милюков полностью осознавал свои разногласия с революционерами, как с социал-демократами, так и с социалистами-революционерами. Он не больше социалистов стремился к объединению трех групп - леволибералов, маклаковских либерал-правых и славянофилов. В течение большей части 1905 года либералисты и земско-конституционалисты посвятили свое внимание не столько попытке создания политической партии, сколько попытке организовать поддержку среди общественных органов, земских и городских съездов и "профессиональных союзов". Поскольку царь, наконец, был вынужден пойти на первые конституционные уступки, начиная с Булыгинской думы, в центре внимания оказалась реакция кадетов на эти меры. В 1905 году никто так ясно, как Ленин, не предвидел, что самая последовательная и беспощадная, самая рационалистическая группа добьется своего, если все группы не будут бороться вместе за общую цель. /М.С. А они не будут бороться - потому что демократизм есть выражение капитализма: тяни всё на себя, кто сильнее - тот и прав/
* Когда известие об Октябрьском манифесте было получено в Женеве, реакция эмигрантов-социалистов-революционеров была противоречивой. Одни считали, что это означает приход свободы в Россию, другие - нет. Когда был арестован председатель Петербургского Совета Хрусталев, Чернов предложил другим делегатам ответить на каждую меру репрессий террористическим актом. Ортодоксальная доктринальная позиция Чернова и старых партийных лидеров далеко не всех участников съезда устраивала. И максималистские левые, и народно-социалистические правые выступили с резкой критикой. Партия социалистов-революционеров была глубоко возмущена появлением в новом законодательном органе крупного блока крестьянских депутатов, которые последовали за Кадетом, а не за своей партией. Когда Дума была распущена, социалисты-революционеры, как и остальная оппозиция, надеялись на какое-то народное восстание.
* Когда Манифест был опубликован, Петербургскому Совету рабочих депутатов было всего четыре дня. Он был сформирован, когда политическая забастовка уже началась, на основе численного представительства рабочих фабрики независимо от политической принадлежности, хотя меньшевики имели более или менее эффективный перевес. Две фракции социал-демократов, продолжая резко расходиться в тактике, вместе боролись в осенних забастовках, и в результате две партийные организации приблизились к воссоединению. Городские рабочие и крестьяне могут и должны идти к победе, говорили большевики. Поведение кадетов определялось экономическим положением мелкой буржуазии. Двуличное колебание между капиталом и трудом, готовность принять клочок бумаги за конституцию - все это показывало, что кадеты - не партия, а симптом, не политическая сила, а "отбросы" на водах революции. Ленин сохранял бескомпромиссную враждебность к кадетской Думе на протяжении всего времени.
* После Октябрьского манифеста Милюков выразил концепцию революции кадетов. Созванное старым режимом собрание, сохраняющее видимость власти, должно было послужить средством передачи власти народу. Давняя ссора внутри либерального лагеря между сторонниками "реформ" и "революции" была временно отложена благодаря благоразумному молчанию меньшинства на земских съездах летом 1905 года. Кадеты разделили с остальной оппозицией задачу определения своего отношения к Думе. Экспроприация земли была упомянута в Ответе, но компенсация, в знак уважения к экстремистской точке зрения, не была. По мнению Милюкова, "мирное соглашение" означало отступление не кадетов, а скорее царства. Семнадцатое октября было примером такого "мирного соглашения"; напуганный народным недовольством, царь был вынужден уступить.
* В результате революции 1905 года и интеллигенция, и правительство поняли, что народ не с ними. Но именно правительство добилось успехов в работе с крестьянством; революционеры не добились ничего до 1917 года. В ретроспективе история 1905 года выглядит как история первого Народного фронта. Идея Народного фронта 1935 года, которая либо возникла, либо была санкционирована Сталиным, пошла дальше в направлении объединения с некоммунистами, чем Ленин был готов пойти в 1905 году. 1905 год стал первым выходом коммунизма на политическую арену любой страны. Фактически, именно в 1905 году коммунизм в том виде, в котором он развивался с тех пор, впервые приобрел хоть сколько-нибудь узнаваемую форму. В крестьянской стране, политические лидеры которой были интеллектуалами, развернулась борьба, некоторые из черт которой повторяются во многих странах с тех пор.
https://www.taylorfrancis.com/books/mono/10.4324/9781315205700/lenin-rivals-donald-treadgold
Краткое предварительное резюме. 1. Тогда, на рубеже 19/20 вв., в России были - народ, царское правительство, и оппозиционеры. И лишь среди последних коммунисты. 2. Оппозиционеры учились опытным путем: через безрезультативное хождение в народ - пришли к тому, что для освобождения того - надо как минимум давить на власть, опираясь на народ. 3. Буржуи хотели либеральных свобод, а молодчага Ленин к 1905 году понял, что коммунистам для народного счастья необходимо кое-что другое.
* Эта книга, первоначально опубликованная в 1955 году, является ярким исследованием политической мысли и действий российской интеллигенции в десятилетие до революции 1905-6 годов включительно.
* Она также основана на личных интервью с некоторыми из тех, кто пережил эту политическую борьбу. Книга посвящена возникновению, начиная с 1889 года, основных политических партий в России и рассказывает об их попытках сформировать единый фронт против царизма в революции, которую они с уверенностью ожидали в начале века.
* Слово "народ" - "народ" - означало русские массы, но отнюдь не всех русских. Оно относилось к миллионам несчастных землепашцев. От "народа" его отделяла пропасть образования, мировоззрения и языка - внешних признаков радикально различающегося социального и экономического положения - относительно небольшая, но влиятельная группа респектабельных людей, составлявших то, что деликатно называлось русским "обществом". Эта глава посвящена усилиям русской интеллигенции "освободить народ", как выразился Герцен. В 1891 году, как и в 1874 году, состоялось "хождение в народ", в котором приняли участие не просто несколько сотен юношей и девушек, а мужчины и женщины из всех слоев интеллигенции. Таким образом, лидеры Освободительного движения стояли в стороне от подъемов и спадов экономического развития России. Им это удавалось просто потому, что они, как правило, были либо слишком богаты, либо слишком бедны, чтобы сильно пострадать от этого.
* Последний из восемнадцати самодержцев Романовых, правивших Россией со времен Смутного времени, был практически уникальным человеком в западном мире XX века. Индустриализм был вне его понимания, революционеры были для него просто проявлением зла, которое нужно было подавить любой ценой, хорошее правительство - не идеал, к которому нужно стремиться, а неважная вещь по сравнению с выполнением заповедей предков и сохранением верности русского народа его собственной персоне. Николай II ненавидел революционеров, но презирал либералов. Он не понимал аргумента о том, что реформы могут избежать революции, ибо это был политический аргумент. Он не слушал мольбы либералов об изменении государственной системы, потому что они не имели права высказываться по таким вопросам. Когда правительство издало ограничительные "временные правила" для университетов, один студент, действуя в одиночку, в отместку убил министра образования в феврале 1901 года.
* 1898 год, конечно, не является резким переломом в истории России. Будучи годом политической перестройки, он скорее последовал, чем совпал с периодом широкой народной агитации. В этом отношении его можно сравнить с 1883 годом, когда "уроки" прошлого обдумывались, а планы на будущее вынашивались. Между 1883 и 1898 годами, однако, в России произошло много событий. Наиболее очевидным отличием от 1883 года было то, что к 1898 году необходимость политического действия, основанного на массовом движении, уже не подвергалась сомнению. Таким образом, к 1898 году утвердилось представление о том, что новый порядок достижим через политические действия народных масс, направляемых лидерами, способными к правильному анализу. Когда наступил 1898 год, принесший временное затишье в "социальном движении", многие интеллектуалы, которых привлек марксизм, обратили свое внимание на проблемы экономики и философии, не отвлекаясь на политическую борьбу.
* Популизму потребовалось много времени, чтобы оправиться от шока 1881 года и крушения "Народной воли". Прошли годы, прежде чем популисты смогли осознать, что "Народная воля" умерла. Старая расплывчатость доктрины, старая зависимость от "действия" ради него самого, старая надежда на утопию, которая избежит капитализма - все это было отброшено новым поколением популистов. Популисты, говорит Митрани, "смиренно сидели у ног Маркса, когда речь шла о теории, но когда дело доходило до ее применения, они цеплялись за веру в то, что особые условия, преобладающие в России и южнославянских странах, ставят их в отдельную категорию". Две соперничающие социалистические группы, марксистская и популистская, вели ожесточенную борьбу в прошлом и, вероятно, будут вести ее и впредь.
* В 1898 году российские марксисты, казалось, были явно на пути к достижению своей цели. Временный успех забастовок в улучшении условий труда породил марксистское течение, которое упорно отстаивало ценность "экономической" борьбы, при необходимости откладывая или даже отказываясь от борьбы за политическую свободу. Опыт и учение старших западных марксистов, немецкой социал-демократической партии, постоянно цитировались не только ортодоксами, но и их противниками. Когда в конце 1900 года начала выходить "Искра", мюнхенские марксисты не были полны оптимизма в отношении будущего своего нового предприятия. Плеханову было поручено провести обзор долгосрочных перспектив марксистского дела во втором номере ортодоксальной газеты. Потресов и Мартов, конечно, говорили об интеллектуалах, которые были потенциальными социал-демократами, но высокая оценка меньшевиками интеллигенции, как домарксистской и немарксистской, так и марксистской, очевидна.
* Влияние Павла Милюкова на российское либеральное движение было сравнимо с влиянием Ленина и Чернова на их соответствующие революционные партии, в смысле все большей интеллектуализации и рационализации либеральных амбиций. По мере того, как милюковский рационализм занимал лидирующие позиции в либеральном движении, интеллектуалы выходили вперед в организационном плане. Радикалы владели инициативой в либеральном движении с того момента, когда неославянофильские лидеры земства склонились перед желаниями царизма в 1898 году. Милюковская антиславянофильская, прореволюционная линия не была вновь оспорена Освобождением, хотя оно иногда отставало от него. Своеобразный "общий фронт" между всеми оппозиционными группами был сформирован и поддерживался в 1905 году вплоть до издания Октябрьского манифеста. Если бы рациональное согласие было достаточным, то, возможно, результатом революции 1905 года стал бы не Октябрьский манифест, а созыв Учредительного собрания.
* Когда революционная буря наконец разразилась кровавым воскресеньем, все лидеры оппозиции были убеждены, что знают, какие потрясения ждут Россию. Хотя центральный аппарат партии был еще слаб и инфильтрирован полицией, была и более светлая сторона картины. Внутри России членство в партии росло, как писал один из ее лидеров, "от часа к часу". Чернов и социалисты-революционеры начали роковой 1905 год в невыгодном положении по сравнению с марксистами в отношении партийной организации. Когда известие о Кровавом воскресенье дошло до ссыльных редакторов "Революционной России", они, как и вся российская оппозиция, быстро распознали его характер. Новая вспышка крестьянских бунтов весной 1905 года заставила "Революционную Россию" с одобрением процитировать журналистского врага, консервативную газету "Нью Таймс". Революционная Россия в 1905 году сохранила свои старые подозрения в отношении меньшевистской "Искры".
* В январе 1905 года бастовало больше рабочих, чем за все предыдущее десятилетие, а две революционные партии увеличили свое членство и влияние почти пропорционально росту открытого народного недовольства в городе и деревне. Среди городских рабочих, однако, влияние социал-демократов было действительно широким и глубоким. Хотя различия на теоретическом уровне стали совершенно очевидными только в 1905 году, Мартов отмечает, что на практике большевики и меньшевики действовали с гораздо большим сходством, чем может показаться из партийной литературы того периода. Отрицание Лениным принципиальных различий между двумя либеральными крыльями нашло отклик в большевистском бюро. Средний класс" был побужден пролетариатом, который постоянно подталкивал их вперед, к требованию Учредительного собрания. В самый день октябрьского манифеста, не зная о его публикации, Ленин написал набросок, в котором утверждал, что тогда существовало "равновесие сил".
* При известии о "кровавом воскресенье" "Искра" провозгласила, что российский пролетариат не только в Санкт-Петербурге, но и по всей стране предъявил "краткосрочный ультиматум дому Романовых". Это событие доказало, что ни революционное население, ни народное восстание не были плодом воображения социал-демократов. В современной России за власть боролись две противоборствующие силы: царизм против "буржуазного либерализма и разночинной демократии, борцов за культуру и гражданственность". Россия стояла на пороге буржуазной демократии. Это будет лучшая буржуазная демократия не потому, что российский средний класс был лучше западного, а потому, что российский пролетариат был гораздо более развит, чем западный пролетариат во времена классических буржуазных революций. Осенью 1905 года Мартов считал, что события полностью оправдали меньшевистскую тактику. Меньшевики считались в состоянии довести до конца "буржуазную революцию".
* К 1905 году вся образованная российская общественность искренне презирала царскую власть, если не самого царя. Василий Милюков полностью осознавал свои разногласия с революционерами, как с социал-демократами, так и с социалистами-революционерами. Он не больше социалистов стремился к объединению трех групп - леволибералов, маклаковских либерал-правых и славянофилов. В течение большей части 1905 года либералисты и земско-конституционалисты посвятили свое внимание не столько попытке создания политической партии, сколько попытке организовать поддержку среди общественных органов, земских и городских съездов и "профессиональных союзов". Поскольку царь, наконец, был вынужден пойти на первые конституционные уступки, начиная с Булыгинской думы, в центре внимания оказалась реакция кадетов на эти меры. В 1905 году никто так ясно, как Ленин, не предвидел, что самая последовательная и беспощадная, самая рационалистическая группа добьется своего, если все группы не будут бороться вместе за общую цель. /М.С. А они не будут бороться - потому что демократизм есть выражение капитализма: тяни всё на себя, кто сильнее - тот и прав/
* Когда известие об Октябрьском манифесте было получено в Женеве, реакция эмигрантов-социалистов-революционеров была противоречивой. Одни считали, что это означает приход свободы в Россию, другие - нет. Когда был арестован председатель Петербургского Совета Хрусталев, Чернов предложил другим делегатам ответить на каждую меру репрессий террористическим актом. Ортодоксальная доктринальная позиция Чернова и старых партийных лидеров далеко не всех участников съезда устраивала. И максималистские левые, и народно-социалистические правые выступили с резкой критикой. Партия социалистов-революционеров была глубоко возмущена появлением в новом законодательном органе крупного блока крестьянских депутатов, которые последовали за Кадетом, а не за своей партией. Когда Дума была распущена, социалисты-революционеры, как и остальная оппозиция, надеялись на какое-то народное восстание.
* Когда Манифест был опубликован, Петербургскому Совету рабочих депутатов было всего четыре дня. Он был сформирован, когда политическая забастовка уже началась, на основе численного представительства рабочих фабрики независимо от политической принадлежности, хотя меньшевики имели более или менее эффективный перевес. Две фракции социал-демократов, продолжая резко расходиться в тактике, вместе боролись в осенних забастовках, и в результате две партийные организации приблизились к воссоединению. Городские рабочие и крестьяне могут и должны идти к победе, говорили большевики. Поведение кадетов определялось экономическим положением мелкой буржуазии. Двуличное колебание между капиталом и трудом, готовность принять клочок бумаги за конституцию - все это показывало, что кадеты - не партия, а симптом, не политическая сила, а "отбросы" на водах революции. Ленин сохранял бескомпромиссную враждебность к кадетской Думе на протяжении всего времени.
* После Октябрьского манифеста Милюков выразил концепцию революции кадетов. Созванное старым режимом собрание, сохраняющее видимость власти, должно было послужить средством передачи власти народу. Давняя ссора внутри либерального лагеря между сторонниками "реформ" и "революции" была временно отложена благодаря благоразумному молчанию меньшинства на земских съездах летом 1905 года. Кадеты разделили с остальной оппозицией задачу определения своего отношения к Думе. Экспроприация земли была упомянута в Ответе, но компенсация, в знак уважения к экстремистской точке зрения, не была. По мнению Милюкова, "мирное соглашение" означало отступление не кадетов, а скорее царства. Семнадцатое октября было примером такого "мирного соглашения"; напуганный народным недовольством, царь был вынужден уступить.
* В результате революции 1905 года и интеллигенция, и правительство поняли, что народ не с ними. Но именно правительство добилось успехов в работе с крестьянством; революционеры не добились ничего до 1917 года. В ретроспективе история 1905 года выглядит как история первого Народного фронта. Идея Народного фронта 1935 года, которая либо возникла, либо была санкционирована Сталиным, пошла дальше в направлении объединения с некоммунистами, чем Ленин был готов пойти в 1905 году. 1905 год стал первым выходом коммунизма на политическую арену любой страны. Фактически, именно в 1905 году коммунизм в том виде, в котором он развивался с тех пор, впервые приобрел хоть сколько-нибудь узнаваемую форму. В крестьянской стране, политические лидеры которой были интеллектуалами, развернулась борьба, некоторые из черт которой повторяются во многих странах с тех пор.
https://www.taylorfrancis.com/books/mono/10.4324/9781315205700/lenin-rivals-donald-treadgold