Необходимо также рассмотреть ленинское понимание самоопределения наций.
Работа Ленина «О самоопределении наций» написана позже и основательней.
Тем не менее, в ней он опять важнейшим признаком нации называет язык.
«Во всем мире эпоха окончательной победы капитализма над феодализмом была связана с национальными движениями. Экономическая основа этих движений состоит в том, что для полной победы товарного производства необходимо завоевание внутреннего рынка буржуазией, необходимо государственное сплочение территорий с населением, говорящим на одном языке, при устранении всяких препятствий развитию этого языка и закреплению его в литературе. Язык есть важнейшее средство человеческого общения; единство языка и беспрепятственное развитие есть одно из важнейших условий действительно свободного и широкого, соответствующего современному капитализму, торгового оборота, свободной и широкой группировки населения по всем отдельным классам, наконец - условие тесной связи рынка со всяким и каждым хозяином или хозяйчиком, продавцом и покупателем.
Образование национальных государств, наиболее удовлетворяющих этим требованиям современного капитализма, является поэтому тенденцией (стремлением) всякого национального движения. Самые глубокие экономические факторы толкают к этому, и для всей Западной Европы - более того: для всего цивилизованного мира - типичным, нормальным для капиталистического периода является поэтому национальное государство...
...мы неизбежно придем к выводу: под самоопределением наций разумеется государственное отделение их от чуженацио-нальных коллективов, разумеется образование самостоятельного национального государства»//
http://uaio.ru/vil/25.htm#s257 Говорить «коллективы» о национальностях совершенно бредово, конечно, поскольку коллективом является группа людей, объединенных общей деятельностью и целями.
Ленин полагает, что нации объединены таким образом?! Я было подумал, что в то время не было слова «общность». Но когда я стал читать соответствующую работу Сталина, то убедился, что слово «общность» вполне существовало и использовалось, так что извинять Ленина в такой глупости нельзя.
Но главное здесь практический вывод Ленина: самоопределение наций есть возможность этих наций образовать самостоятельное национальное государство.
Это крайне важный вывод, но мы не забываем, что пишет он это указание для монархов и буржуев - мол, готовьтесь народам независимость предоставлять.
Сами большевики готовы советизировать все и вся, где только смогут удержаться. Поэтому Закавказье было советизировано, Молдавия и Средняя Азия с Прибалтикой, а вот финны самоопределились под властью белофиннов и фашистов - потому что 136 000 убитых красноармейцев оказались слишком дорогой ценой за включение этой небольшой страны в «братскую семью народов». Потерять еще столько же или ограничиться территориальными уступками?
В общем, ленинский взгляд, надеюсь, понятен. Кто не согласен с трактовкой, может обратиться к тем же или иным работам вождя и доказать, что он подразумевал нечто иное (впрочем, исторический контекст забывать не надо - ибо слова поверяются делами).
Пора перейти к сталинскому определению нации, поскольку в тесной связи с ним и ленинским широким жестом раздавания всем нациям «своих» государств можно понять большевистскую национальную политику.
Также становится понятным, почему Горбачев с его «демократическими» подходами привел к распаду СССР и системы Варшавского договора...
Сталин прославлен своей работой "Марксизм и национальный вопрос".
Вот что пишет об этой работе Юрий Семенов: «К. Каутский в своих работах как на важнейший признак нации указывал прежде всего на общность языка, затем на общность территории, подчеркивая при этом, что основой возникновения нации является развитие капитализма, установление тесных экономических связей между ранее самостоятельными в хозяйственном отношении областями их консолидация в единое экономическое целое. В таком же точно порядке признаки нации излагаются в работе И.В. Сталина: общность языка, общность территории и, наконец, общность экономической жизни. Таким образом, от историко-экономической теории К. Каутского, которую ценил В.И. Ленин, осталось лишь указание на общность экономической жизни, интерпретированное как указание на еще один, наряду общностью языка и территории, признак нации. Три указанные признака нации И.В. Сталин дополняет четвертым, на этот раз заимствованным из работы О. Бауэра, - общностью национального характера, которую он называет психическим складом, проявляющимся в общности культуры. Рассмотрев каждый из признаков нации в отдельности, И.В. Сталин следующим образом сформулировал ее определение:
«Нация есть исторически сложившаяся устойчивая общность языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося /121/ в общности культуры»[83].
В этой формулировке отсутствует даже указание на то, что нация есть не что иное как определенная общность людей. Нация предстает как совокупность, сумма нескольких более или менее самостоятельных, могущих существовать и друг без друга общностей -языка, территории, экономики, психического склада и культуры, а каждая из них - не просто как признак, не просто как сторона нации, а как один из элементов, составных частей нации.
И.В. Сталин в дальнейшем понял несовершенство данного им определения нации. Готовя к печати второй том своих сочинений, в который в числе других трудов вошла работа «Марксизм и национальный вопрос» он его изменил.
«Нация, - читаем мы в этом издании, - есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры»[84].
В этой формулировке прежде всего обращает на себя внимание то, что общность людей поставлена в один ряд с общностью языка, общностью территории, общностью экономической жизни, общностью психического склада, проявляющегося в общности культуры. Иначе говоря, здесь необычайно четко вырисовывается, что все эти признаки понимались не как определенные общности людей (языковая, территориальная, экономическая и т. д.), и не как момент общности людей, а как явления, хотя и не существующие без людей и их общности, но тем не менее представляющие собой нечто самостоятельное. И такое понимание пронизывает всю работу И.В. Сталина.
По существу в данном случае мы имеем дело не с иной формулировкой того же самого определения нации, а с новым ее определением. Из него, следует, что общность языка, территории и т. п. образуют не самое нацию, как это вытекало из первого варианта, а лишь базу, на которой как своеобразная надстройка возникает нация, что они не являются ее составными частями, элементами. Спрашивается, что же, собственно, возникло на базе общности языка, территории и т. п., что же такое, в конце концов, нация как определенное общественное явление? Ответа на этот вопрос мы не находим. Второе определение нации столь же неудачно, что и первое. И причина здесь даже вовсе не в том или ином понимании общности языка, общности территории и т. д., как это может показаться. Все дело в самом подходе к проблеме. Никакая дефиниция нации, сводящаяся к простому перечислению каких бы то ни было ее признаков, не может быть удачной. Нельзя признать удачным и такое, например, определение: нация есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, которая является одновременно и языковой, и территориальной, и экономической, и культурной.
Подобного рода определения нации, на первый взгляд, представляются правильными. Если мы возьмем любую классическую нацию: русскую, английскую, французскую, то оно в значительной мере подойдет к каждой из них. Ведь русские, например, действительно говорят на одном языке, населяют определенную территорию, связаны экономически, имеют общую культуру. То же относится к англичанам, французам. И тем не менее верными эти определения признать нельзя. Мы знаем, что такое языковая, территориальная, экономическая, культурная общности людей, взятые в отдельности. Что же они представляют собой взятые вместе? Когда языковая, территориальная, экономическая, культурная общности людей /122/ накладываются друг на друга, то образуют ли они вместе взятые нечто единое целое, возникает ли при этом качественно новое явление, которое не может быть сведено к сумме составляющих его? В случае отрицательного ответа не имеет смысла говорить о возникновении новой общности людей - национальной; в случае положительного - опять возникает тот же вопрос: в чем же сущность этого явления, к какому роду явлений оно относится, каково его место среди общественных явлений. Приведенное выше определение так же мало помогает ответить на этот вопрос, как и оба определения, данных И.В. Сталиным. Общий недостаток их в том, что все они эклектичны. Не выражая сущности наций, они не дают возможности отделить это явление от остальных, провести качественную грань между этим и всеми остальными. Так, например, под эти определения полностью подходят и первоначальный род, и племя. Все члены родовой коммуны говорили на одном языке, жили в одном месте, составляли одну тесную экономическую общность, имели несомненно общий психический склад и общую культуру. Вместе с тем под такое определение не подходят некоторые нации. Давая определение нации, И.В. Сталин подчеркивал, что «достаточно отсутствия хотя бы одного из этих признаков, чтобы нация перестала быть нацией»[85]. Но часть ирландцев говорит на английском языке, а другая - на ирландском, и тем не менее все они составляют одну нацию. Поляки в XIX в. были и территориально и экономически раздроблены, но польская нация существовала. Если стать на сталинскую точку зрения, то неизбежным станет, например, вывод, что, хотя в Африке южнее Сахары последние десятилетия и развертывались массовые национальные движения, однако, наций там не было и не могло быть».//
http://scepsis.net/library/id_2670.html Конечно, Ю. Семенов пишет правильные вещи. Он справедливо замечает неточности в определении Сталина, спорит с самим определением нации, данным будущим вождем.
Но все это «мимо кассы», потому что Семенов не вскрывает ПОЛИТИЧЕСКИЙ СМЫСЛ сталинского определения.
Сталин попросту сплагиатировал свое определение нации из определения Каутского и Бауэра - взяв три признака у Карла, и один признак (про культуру) у Отто.
Вот он пишет: «Нация - это, прежде всего, общность, определенная общность людей. Общность эта не расовая и не племенная. Нынешняя итальянская нация образовалась из римлян, германцев, этрусков, греков, арабов и т.д. Французская нация сложилась из галлов, римлян, бриттов, германцев и т.д. То же самое нужно сказать об англичанах, немцах и прочих, сложившихся в нации из людей различных рас и племен" - про галлов и этрусков - это Сталин прямо содрал у Бауэра (чуть выше Семенов его цитирует).
"Итак, нация - не расовая и не племенная, а исторически сложившаяся общность людей" - и чем это отличается от «общности судьбы» Бауэра? Чуть дальше я приведу оценку Каутским пресловутой общности судьбы (исторической общности).
"С другой стороны, несомненно, что великие государства Кира или Александра не могли быть названы нациями, хотя и образовались они исторически, образовались из разных племен и рас. Это были не нации, а случайные и мало связанные конгломераты групп, распадавшиеся и объединявшиеся в зависимости от успехов или поражений того или иного завоевателя" - а есть также мнение (как бы не у Каутского), что в Западной Европе сложились нации, а вот в Восточной они не могли никак сложиться -в силу хотя бы разбросанности территориальной. Попробуй поуправляй территориями от Варшавы до Владивостока, пусть они ощутят общность экономики и судьбы!))
"Итак, нация - не случайный и не эфемерный конгломерат, а устойчивая общность людей" - Сталин, как гипнотизер, повторяет одно и то же, внушает)).
"Но не всякая устойчивая общность создает нацию. Австрия и Россия - тоже устойчивые общности, однако, никто их не называет нациями. Чем отличается общность национальная от общности государственной? Между прочим, тем, что национальная общность немыслима без общего языка, в то время как для государства общий язык необязателен. Чешская нация в Австрии и польская в России были бы невозможны без общего для каждой из них языка, между тем как целости России и Австрии не мешает существование внутри них целого ряда языков. Речь идет, конечно, о народно-разговорных языках, а не об официально-канцелярских" - ага, и американской нации, тов. Сталин, поди, не существует? То-то Октбол рассказывал нам про кучу наций в США. Сидят индейцы в резервациях - один в Индиане, другой в Миссури, и чувствуют общность языка (один сиу, другой чейен) и экономической жизни...
"Итак - общность языка, как одна из характерных черт нации" - учитель, мы уже поняли, дальше!
«Это, конечно, не значит, что различные нации всегда и всюду говорят на разных языках или все, говорящие на одном и том же языке, обязательно составляют одну нацию. Общий язык для каждой нации, но не обязательно разные языки для различных наций! Нет нации, которая бы говорила сразу на разных языках, но это еще не значит, что не может быть двух наций, говорящих на одном языке! Англичане и северо-американцы говорят на одном языке, и все-таки они не составляют одной нации. То же самое нужно сказать о норвежцах и датчанах, англичанах и ирландцах" - ага-ага, интересно.
"Но почему, например, англичане и северо-американцы не составляют одной нации, несмотря на общий язык?
Прежде всего потому, что они живут не совместно, а на разных территориях" - от оно как! А американцы, живущие на Аляске - они на одной территории живут с калифорнийцами? А русские в Калининграде и русские на Сахалине? Кто им ближе - поляки и японцы или свои же русские? Так территориально-то вроде супостаты, но де-факто все-таки русские и россияне вообще.
"Нация складывается только в результате длительных и регулярных общений, в результате совместной жизни людей из поколения в поколение" - что имеется в виду под общением?))
"А длительная совместная жизнь невозможна без общей территории. Англичане и американцы раньше населяли одну территорию, Англию, и составляли одну нацию. Потом одна часть англичан выселилась из Англии на новую территорию, в Америку, и здесь, на новой территории, с течением времени, образовала новую северо-американскую нацию. Разные территории повели к образованию разных наций.
Итак, общность территории, как одна из характерных черт нации" - в общем, про территорию как-то невнятно. Слабо, прямо скажем. Да и других слабостей в работе Сталина хватает. Взять хоть его суждение: "поднявшаяся сверху волна воинствующего национализма, целый ряд репрессий со стороны “власть имущих”, мстящих окраинам за их “свободолюбие”, - вызвали ответную волну национализма снизу, переходящего порой в грубый шовинизм. Усиление сионизма131 среди евреев, растущий шовинизм в Польше, панисламизм среди татар, усиление национализма среди армян, грузин, украинцев, общий уклон обывателя в сторону антисемитизма, - все это факты общеизвестные"//
http://grachev62.narod.ru/stalin/t2/t2_48.htm Панисламизм оказался "национальным движением"! Как это коррелирует со сталинским определением нации - не знает никто. ну и антисемитизм не является национальным движением - это явление ксенофобии, нонкомплементарности, несовместимости и предрассудков.
Особенно слабость теоретических изысканий Сталина бросается в глаза при сравнении с работой Каутского. Полностью эта работа, изданная в России в 1908 году, выложена в ЖЖ Олега Девяткина, спасибо ему за труд.
А вот что говорил Каутский:
«В средние века государство состояло из многочисленных кантонов и областей, из
объединений по маркам, которыя сами собой управляли, в хозяйственном отношении
были самостоятельными и были связаны с государственной властью лишь тоненькой
ниточкой зависимости. В каждой из этих маленьких общин естественно господствовал
один только язык. Но не было вовсе необходимости в том, чтобы все эти общины,
составлявшия одно государство, пользовались одним и тем же языком.
Государственная власть имела так мало общаго с внутренним управлением отдельных
общин, что многоязычие последних не вызывало ощутительных неудобств. Также и на
войне ополчение каждой из этих маленьких общин выступало, как сплоченная
единица, а неразвитая в то время еще военная тактика не вызывала во время
сражения необходимости в искусных маневрах, которые требовали бы того, чтобы
отдельныя военныя единицы могли понимать друг друга и общее командование. Войско
могло вьполнять свое задание без трудностей и в том случае, когда в его рядах
господствовало многоязычие.
Дело изменилось, когда капитализм принес денежное хозяйство, когда отдельныя
области и общины пришли в более тесныя хозяйственные сношения друг с другом и
одновременно также самоуправление маленьких общин уступило место
централизованному управлению посредством оплачиваемой государством бюрократии,
а феодальное войско вассалов -наемному войску. Это последнее, конечно,
мирилось и теперь еще, на первых порах, с многоязычием. Правда, войско стало
теперь распадаться на различные роды оружия, а каждый из них - на части, которыя
должны были действовать планомерно и согласованно и из которых каждой
приходилось часто во время сражения, по команде полководца, выполнять весьма
искусные маневры. Но все же здесь двигались отдельныя сплоченныя части; армия
была механизмом а не организмом, ея движения были более просты, шаблонны,
повторялись в одной и той же форме, которую можно было старательно заучить на
плацу и затем выполнять без дальнейших разсуждений при соответствующих словах
команды. Язык командования и язык высшаго офицерства должен был быть однородным,
в остальном же каждый солдат мог говорить на каком языке ему угодно.
Большее значение получило одноязычие для бюрократии, на долю которой выпали
важнейшия и многообразнейшия дела юстиции и полиции, как и хозяйства,
таможеннаго и податного дела, путей сообщения и т. д., что делало необходимым
долгия разбирательства и отчеты, и если не весь бюрократический аппарат был
одноязычным, это создавало безконечныя трудности и помехи при ведении
государственных дел. Вот почему централизованный бюрократический абсолютизм
повсюду заботился о проведении одноязычия в государственном управлении.
Но бюрократам приходилось сноситься не только друг с другом, но и с
населением, в движения котораго полицейское государство вмешивалось на каждом
шагу. А для этого представителю государства приходилось понимать также язык
населения. Одноязычие народа получило отныне столь же важное значение, как и
одноязычие бюрократии.
Поэтому уже абсолютистское государство XVIII столетия стремится стать
националъным государством, в границах котораго употреблялся бы один
язык. Оно ищет территориальных приобретений охотнее всего в тех областях, где
говорят на господствующем в нем самом языке. С другой же стороны, оно стремится
навязать государствующий язык тем своим подданным, которые им не владеют, прежде
всего посредством школы. В то время ведь полагали,- а многие бюрократы и
сейчас еще так думают,-что школа в состоянии сформировать человека совершенно
таким, каким он требуется для их властелинов. Во многих случаях и удавалось
достигнуть той национально однородной формы, к которой стремились,- правда, не
при помощи школы, а благодаря силе сношений внутри государства.
Но там, где сношения не имели достаточной силы побудить членов чужих языковых
общностей к употреблению господствующаго языка, там стремления бюрократии
навязать единый язык приводили к прямо противоположным результатам. Чужия нации
чувствовали себя угнетенными и насильственно подавленными. Обучение на
господствующем языке означало в их глазах только растрачивание сил и времени их
детей, которыя были не в состоянии усваивать предмет преподавания, означало
отказ в действительно полезном обучении, которое было им так необходимо. И
когда в присутственном месте или на суде дела разбирались на господствующем
языке, члены других наций точно так же были в ущербе. Но сверх того еще в рядах
самой бюрократии, уже по самой природе вещей, даже при полном равноправии наций,
преимущество получали члены той нации, язык которой был государственным языком,
так как они свободно владели тем языком, который их коллегам из других наций
приходилось лишь с трудом изучать. И в их распоряжении были с самаго начала те
образовательныя средства, которыя оставались закрытыми для членов других наций,
поскольку они не сумели усвоить себе господствующий язык государства. Таким
образом, для детей ремесленников и крестьян тех наций, которыя не владели
государственным языком, было в высшей степени затруднено поднятие в ряды
бюрократии.
Так у таких наций внутри национально-смешанных государств возникает
враждебное государству настроение, враждебное не всякому государству, а только
тому, в котором они живут, стремление отделиться от него, чтобы организоваться
в качестве самостоятельной нации в собственном государстве - быть может, вместе с
теми соплеменниками, которые разделяют подобную же судьбу в соседнем государстве. Как у господствующей нации, так и у угнетенной, возникает тяга к
национальному государству»//
http://oleg-devyatkin.livejournal.com/87439.html (Вся работа выложена в нескольких постах у Олега, так что кто заинтересовался, заходите в его ЖЖ. Он, кстати, как-то к нам заходил, помнится.)
Таким образом, Каутский говорит о важности центральной власти, объединяющей нацию в интересах ОБЩЕГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ХОЗЯЙСТВА. Так как ранее такого развитого хозяйства не было, не было и потребности в некоей единой нации, в НАЦИОНАЛЬНОМ ГОСУДАРСТВЕ.
Фактически, Каутский употребляет эти слова как синонимы.
Далее он мыслит, как наш СовОк (или Сов ОК просто читал Каутского): при победе социализма победит сильнейший язык - скорей всего, английский, и большинство людей на Земле заговорят по-английски.
Но Сталина, судя по всему, не устроило понятие центральной власти, объединяющей нацию. Когда мы говорим о многонациональной российской нации, мы все понимаем, что без российских законов, без армии и полиции это объединение не сложилось бы.
И тут вылезает замшелый концепт «тюрьмы народов».
Поэтому и Чеченская война, и разгон националистов в Тбилиси 9 апреля 1989 года, и пресечение армянских погромов в Баку в начале 1990 года становятся «аргументом» в пользу ужасного «русского империализма», который подавляет свободу национальных движений.
В случае с Украиной мы не можем уже говорить о действиях центральной власти, и тут вылезает концепт «суверенного государства» - который вполне годный в устах украинского националистического правительства, но странно выглядит для марксистов.
Тогда начинают измерять степень прогрессивности капитализмов Украины и России, воскрешая в памяти ленинский капитализм, который четко в 1871 году как та карета, превращающаяся в тыкву, превращается в реакционный империализм.
Измерения, конечно, ведутся на глазок, в итоге толку мало. Но обо всем этом можно будет поговорить в четвертой части.